— Да, — подтвердил Томас, несколько успокаиваясь. — Вы правы.

Монахиня улыбнулась. Ей было лет тридцать, возможно, чуть больше, хотя точно определить возраст женщины было трудно, поскольку ряса и головной убор оставляли открытыми только лицо и кисти рук. На шее у нее висело серебряное распятие, талию охватывал белый шнурок, а на ногах Томас заметил тяжелые сандалии с пряжками. Если она и была итальянкой, то английским владела безукоризненно.

— Я не хотела вам мешать, — снова улыбнувшись, сказала монахиня, отступая назад, словно намереваясь уйти. — Я просто подумала, что вы заблудились. Ваше лицо показалось мне знакомым, но, наверное, я приняла вас за другого.

— Скорее всего, — согласился Томас. — Я только что прилетел из Штатов. Из Чикаго.

Монахиня нахмурилась, покачала головой и сказала:

— Я из Висконсина, но живу в здешней обители.

Теперь, когда она это произнесла, Томас и сам услышал четкие, растянутые гласные Среднего Запада.

— Подождите, — вдруг спохватился он. — Вы клариссинка?

— Что меня выдало? — спросила монахиня, комично разглядывая свое одеяние до пят.

— Вы живете в обители в Неаполе? Санта-Мария… какая-то там.

— Делле-Грацие, — подсказала монахиня, широко улыбаясь. — Совершенно верно. Я вас там видела, да?

— Мельком, — подтвердил Томас.

— Вы священник?

— Господи, нет, — сказал Томас. — Снова скажу, что не хотел вас обидеть. Я просто… заглянул в обитель. Я остановился в гостинице за углом.

— Я сказала бы, что наша встреча случайна, но поскольку это главная здешняя туристическая достопримечательность, наверное, ничего удивительного тут нет, — заметила монахиня. — Я здесь со среды, но сначала никак не могла прийти в себя после смены часовых поясов, так что толком ничего не рассмотрела. Мое пребывание в обители начнется только через несколько дней, вот я и решила познакомиться с Помпеями получше. Вчера я приезжала сюда на несколько часов, но впечатлений слишком много, чтобы их осмыслить. Полагаю, на полный осмотр нужно не меньше недели.

— Недели? — обескураженно переспросил Томас. — А я надеялся обойти все за сегодняшний день.

— Что ж, все равно осталась лишь пара часов, — сказала монахиня. — Комплекс закрывается в шесть вечера. Вы наметили на сегодня посмотреть что-то конкретное?

— Вовсе нет, — ответил Томас. — Я не ожидал, что Помпеи такие… огромные.

— Лучше делать это понемногу, — произнесла она. — Сегодня я собиралась осмотреть театры. Если хотите, присоединяйтесь ко мне.

Взглянув на план, Томас выбрал наугад один из объектов, которые обвел кружком, радуясь тому, что ему не нужно показывать ей тетрадь Эда.

— Я хотел посетить храм Изиды, — заявил он.

— Замечательно, — обрадовалась монахиня. — Это как раз рядом с театрами. Ну так что?

— Кстати, меня зовут Томас, — представился он, следуя за ней по вымощенному каменными плитами тоннелю, ведущему в древний город.

— Сестра Роберта, — ответила монахиня. — Я очень рада, что мне есть с кем поговорить. Итальянским я владею, прямо скажем, неважно, так что последние пару дней мне пришлось в основном молчать.

— А я полагал, с молчанием у вас как раз должно быть все хорошо, — усмехнулся Томас.

— Мы же не трапписты, [9]— рассмеялась монахиня.

Они поднялись по делла Марина к форуму, пройдя мимо оставшегося слева храма Аполлона. Томас был потрясен. Хотя лишь у немногих зданий сохранились крыши, ему приходилось видеть строения двадцатого века в более плачевном состоянии, чем эти руины, возраст которых составлял две тысячи лет. Улицы были запружены толпами туристов, в основном большими группами в сопровождении экскурсоводов, и Томасу приходилось гадать, как выглядел город в тот год, когда вулкан, возвышающийся вдалеке, за каменными колоннами храма Юпитера, расколол свою заросшую лесом вершину, залил окрестности смертоносным дождем лавы, завалил камнями и засыпал удушливым пеплом.

— Древние римляне не знали, что это вулкан, — мимоходом заметила сестра Роберта, проследив за взглядом Томаса на треснутый конус Везувия. — Некоторые образованные персоны того времени сравнивали его с другими известными вулканами, такими как Этна, особенно после землетрясения, которое случилось в шестьдесят втором году нашей эры, но простолюдины ни о чем не догадывались. Они жили своей жизнью в ничем не примечательном римском городе, и вдруг… все исчезло. Люди погибли.

Томас кивнул, думая об Эде.

— Странно, вы не находите? — продолжала монахиня. — Это должно навевать грусть. Наводить на мысли о бренности жития и тому подобном. Но здесь все настолько поразительно, что невозможно избавиться от восторженного восхищения. Вроде как декорации для киносъемок, брошенные посреди пустыни, но только здесь все настоящее. Музей, в котором когда-то жили люди! — Сестра Роберта задумчиво оглянулась вокруг, затем ее лицо озарилось детским возбуждением. — Позвольте вам кое-что показать. Это с другой стороны от форума, нам не совсем по пути, но вы должны непременно посмотреть.

Монахиня быстро повела Томаса через открытый простор форума, окруженного белыми колоннами, площадь, где когда-то бурлил рынок, а по праздникам устраивались торжества, мимо храма Юпитера, по дороге рассказывая о достопримечательностях. Томас улыбнулся, отметив, как ее восторг не вяжется со строгим монашеским одеянием.

— Вот это храм Веспасиана, — объясняла сестра Роберта. — А здесь было святилище, посвященное богам домашнего очага. Там есть мраморный барельеф, изображающий жителей города, приносящих жертвы богам после землетрясения. А это продовольственный рынок. Можно представить себе, как горожане приходили сюда купить хлеба и рыбы…

Она была ничуть не хуже профессионального экскурсовода.

Сестра Роберта провела Томаса под кирпичной аркой на виа ди Меркурио, вымощенную огромными каменными плитами, за долгие годы истертыми колесами повозок, и остановилась, гордо указывая на вход в здание, известное как «дом поэта-трагика».

— Вот, — сказала она. — Видите? Это были совершенно обычные люди. Кажется, все они лишь ненадолго отлучились, вот только на самом деле умерли две тысячи лет назад.

Она показывала на большую мозаику на полу перед входом в дом, выполненную в основном из черных и белых квадратиков размером всего полдюйма. Мозаика изображала огромную псину на цепи, с красным ошейником и оскаленной мордой. Под ней были выложены слова «cave canem».

— Что это означает? — спросил Томас.

— «Берегись собаки», — объяснила сестра Роберта. — Видите?

Найт понял, что она хотела сказать.

Они бродили по улицам, вымощенным камнем, мимо колец для привязки животных, заглядывая в когда-то величественные виллы с прямоугольными бассейнами для сбора дождевой воды посреди внутренних двориков. Кое-где на отштукатуренных стенах еще сохранилась первоначальная темно-красная краска, по которой были нарисованы орнаменты из купидонов, виноградных лоз и стилизованных животных. Они проходили через термы с парилками, холодными бассейнами и раздевалками, смотрели на ящериц, снующих по термополиям, [10]где жители древних Помпей покупали вино из огромных глиняных амфор, вмурованных в каменные столы вдоль улиц, и любовались остатками политических воззваний, написанных на стенах.

Они говорили. Монахиня оказалась на удивление приятной собеседницей. Томас чувствовал себя уютно, вероятно, вследствие особой атмосферы данного места, а также того факта, что все это казалось ему страшно далеким от Штатов и тех обстоятельств, которые привели его сюда. Он рассказал сестре Роберте о недавно умершем брате-священнике, хотя полностью исключил любой намек на таинственность, представив все так, будто его присутствие в Италии было не расследованием, а просто паломничеством, что было не так уж и далеко от правды. Томас сам не мог сказать, что ожидал здесь найти, хотя ему доставляло определенную радость повторять путь, пройденный братом. Быть может, только это он и мог рассчитывать получить от своего приезда сюда.