Томас пробежал по правому проходу, ища взглядом упавший пистолет, но его нигде не было видно. Найт добрался до двери.

«Пусть она будет не заперта. Господи, сделай так, чтобы она оказалась не заперта».

Дверь оказалась открытой. За ней был коридор, такой же, как тот, что напротив, ведущий к ризнице, и Томас побежал по нему. Облегчение сменилось паникой, когда он увидел, что коридор заканчивается другой дверью. Если она заперта, он окажется в ловушке…

Томас подергал за ручку. Язычок щелкнул, но дверь не шелохнулась. Найт тянул и толкал, слыша позади свистящее рычание убийцы, и только потом увидел в замке черный ключ. Дрожащей рукой Томас повернул его и надавил на дверь. Слишком рано. Почувствовав, что замок заело, он отнял плечо от двери и повернул ключ до конца. Убийца был уже совсем близко.

Запор щелкнул. С широко раскрытыми глазами и бешено колотящимся сердцем Найт толкнул дверь и бросился вперед. Захлопнув дверь за собой, он запоздало сообразил, что нужно было вытащить ключ и попробовать запереть ее с другой стороны.

Ощутив лицом прохладный ночной воздух, Томас на какое-то мгновение подумал, что он на свободе, затем разглядел бетонные стены высотой десять футов, поднимающиеся по обе стороны от дорожки, которая вела к каменной стене, расположенной всего в нескольких ярдах впереди. Ночное небо над головой было наполовину скрыто ветвями деревьев, простиравшимися над открытым сверху тоннелем. Но дверь за спиной у Томаса начала открываться, рычание внезапно сделалось громче.

Шатаясь, Найт побежал вперед, безумно озираясь по сторонам в поисках выхода из этого тупика. Ничего. По крайней мере, так ему казалось, пока он не посмотрел вниз.

В камне зияло отверстие, сделанное человеком, круглое, как жерло колодца, а внутри была длинная деревянная лестница, уходящая в глубь земли. На крючке над дырой висел черный резиновый фонарик.

Оглянувшись, Томас увидел, что дверь открылась, и начал спускаться.

Пять, десять, двадцать, тридцать футов вниз, в сгущающийся мрак. Затем вверху появилось бледное круглое лицо убийцы с маленькими твердыми глазками и жуткими зубами. Томас спрыгнул до самого конца и дернул лестницу, убирая ее прочь, как это сделал мальчик из сказки, срубивший бобовый стебель, прежде чем великан последовал за ним.

Лестница свалилась с громким стуком, который отразился гулкими отголосками со всех сторон, раскатился по каменным пещерам и проходам. Теперь убийца ею не воспользуется, но, быть может, он спустится по цепи или даже просто спрыгнет вниз. Томас еще не был в безопасности, но даже если бы он убедился в своем спасении, ему стало бы ненамного лучше, потому что Найт понял, куда попал. Тут не могло быть никаких сомнений.

Он угодил в Фонтанеллу.

«Господи, смилостивься надо мной», — подумал Томас.

Он не хотел ничего видеть, но не мог двигаться в темноте без света, особенно когда где-то рядом рыскало чудовище. Томас включил фонарик, давший луч мягкого желтоватого света. Направив его вверх, он увидел лишь каменные стены колодца и зеленые листья в вышине, на фоне ночного неба. Ни сморщенного уродливого лица, ни жилистого тела, спускающегося к Найту…

Томас обвел лучом вокруг, ожидая увидеть тесный сырой тоннель, подобный тому, который был проделан археологами в Геркулануме, но пещера оказалась просторной, огромной, на грани воздушности, квадратной, с ровно обтесанными стенами. Потолок находился в добрых двадцати или тридцати футах над головой, стены сходились кверху, и можно было представить внешние пирамидальные очертания. Томас сделал глубокий вдох. Никаких дурных запахов, воздух не сырой, ничуть не затхлый. Ничего похожего на клаустрофобию склепа. Пока что.

«Все не так уж и плохо», — подумал Томас, трогаясь в путь.

Облегчение, пришедшее после всех ужасов, воображаемых и только что пережитых, вызвало у него громкий смех.

«Надо только найти другой выход. Все не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже».

Но его опасения сбылись.

Луч фонарика упал на низкую стену высотой всего в пару футов, которая тянулась по обеим сторонам прохода. Это оказалась своеобразная полка. На ней были уложены предметы странной формы, белые и одинаковые, смутно знакомые даже на расстоянии, однако Томас почему-то смог понять, что это такое, только когда подошел ближе.

Это были человеческие кости. Целые груды. Длинные бедренные, аккуратно уложенные, как дрова в поленнице. Затем ряд черепов, обращенных вверх. Потом тазовые. Снова черепа, поднимающиеся вдоль стены. В одной только этой части пещеры находились останки нескольких сотен человек. Они просто лежали, сложенные, будто кирпичи. Каждая кость когда-то была частью живого человека.

Томасу уже приходилось видеть нечто подобное, но сейчас все было по-другому. Начать с того, что костей оказалось просто очень много, их можно было потрогать.

Томас таращился на них, оглушенный, словно ему никогда прежде не приходилось сталкиваться со смертью, чувствуя, как по рукам и спине бегут мурашки.

Костей было просто слишком много…

Томас прошел вперед до пересечения с просторным сводчатым коридором, а проходы тянулись по сторонам, уходя в темноту, заполненные лишь костями. Характер расположения менялся, однако от этого к ним было только сложнее привыкнуть, что еще больше усугублялось редкими добавлениями других частей: двух лопаток, целой грудной клетки.

Местами некоторые черепа лежали в ящиках со стеклянной передней стенкой, один, два, иногда сразу три вместе. Многие были обозначены табличками, но Томас предположил, что это имена тех, кто их выбрал, а не самих умерших. Черепа, наблюдавшие за ним из теней пустыми глазницами, были абсолютно безликими. Найта не покидало чувство, будто он наткнулся на братскую могилу рядом с лагерем смерти. Все эти люди стали жертвами болезни, а не пали от рук убийц, но Томас ощущал их присутствие настолько остро, что волосы у него на затылке стояли дыбом, кровь стыла в жилах.

Подземелье было огромным. Томас свернул в проход пошире, стараясь не смотреть слишком пристально на аккуратно разложенные останки, и обнаружил перед собой три креста в человеческий рост, средний чуть выше остальных двух. Направив луч фонарика вниз, он увидел, что все три креста поднимаются из груд человеческих черепов.

«Голгофа, — поежившись, подумал Томас.. — То, что в Евангелии называется лобным местом».

Неудивительно, что отец Джованни ненавидел это подземелье, а церковь его закрыла. Оно было не просто зловещим. В нем присутствовало нечто еще более глубокое и тревожное. Аккуратный порядок костей говорил о каком-то суеверном ритуале, о близких, даже обыденных отношениях с мертвыми, с самой идеей бренности бытия.

Томас вспомнил часовню в Риме, где в качестве оформления использовались кости монахов. Это было странно, и все же подобная набожная эстетика не имела ничего общего с силой этого места, с его порядком и простотой, гораздо более двусмысленными. Римская часовня представляла смерть как врата для верующего, неизбежные, через которые без труда пройдет любой христианин. Здесь же была смерть, выложенная в самом своем зловещем могуществе, пусть и позолоченном. Томас чувствовал себя Гамлетом на кладбище, наконец понявшим то, что все знают, но каким-то образом ухитряются игнорировать.

Томас проверил телефон Роберты, но сигнала сети не было, впрочем, ничего другого не стоило и ожидать под толщей вулканического туфа. Он двинулся дальше, направив луч фонарика прямо перед собой, чтобы не видеть бесчисленные лица давно умерших людей.

«Ты хочешь сказать, чтобы они тебя не видели».

Это тоже.

Но затем Томас попал в новую пещеру. Здесь было воздвигнуто массивное сооружение наподобие фасада церкви, футов тридцать в высоту, разделенное на ниши, окружающие центральную статую Пресвятого сердца. Во всех нишах лежали останки, опять длинные бедренные кости, бдительные черепа, уложенные сотнями до самого потолка пещеры, так что на какое-то мгновение Томаса захлестнуло это навязчивое присутствие мертвых, сгрудившихся в пятне света фонарика и бесчисленными рядами уходящих в темноту, царящую вокруг.