Мацухаси по-прежнему не смотрел на него. Он проверял и перепроверял цифры, изучал диаграммы, ища неточности.

— Теперь о других данных, — снова заговорил Томас, кивая на страницы с математическими формулами и результатами в миллиметрах. — Это ведь система определения расовой принадлежности на основе измерения костей, да?

Аспирант едва заметно кивнул, и Найт чуть не пропустил этот факт.

— Итак, Ватанабе выбрал кости, достаточно старые для культуры Кофун, — заключил Томас. — Затем он измерил лицевые кости, чтобы быть уверенным в том, что они принадлежат европейцам, и только после этого закопал их.

— Этого не может быть, — прошептал Мацухаси, по-прежнему не поднимая взгляд. — Ватанабе — великий человек. Он не мог так поступить.

— Позволь мне позвонить своему другу, — сказал Томас. — Я думаю, моя жена в опасности.

Но аспирант словно не слышал его, продолжая стискивать нож.

Машина набрала скорость.

— Вы живете вон там? — спросила Куми, глядя в окно на заросли бамбука, высокого и толстого, как телеграфные столбы.

— Да, — коротко ответил Ватанабе.

Куми ему не поверила. Все шло так хорошо до телефонного разговора, но затем она почувствовала, как Ватанабе замкнулся в себе. Он не смотрел на нее, односложно отвечал только на прямые вопросы и не предпринимал никаких попыток обольщения.

Надо выбираться из машины…

— Если бы гробница была потревожена до того, как ее вскрыли, то это сразу же заметили бы члены археологической бригады, — сказал Мацухаси, не обращая внимания на то, как взгляд Томаса мечется между ножом и телефоном. — Грунт был бы рыхлым, похожим на заполнитель.

— Быть может, они увидели это, но решили ничего не говорить, — предположил Томас. — Я сейчас позвоню по сотовому своему другу, хорошо?

— Нет! — остановил его Мацухаси. — Ты сам не понимаешь, о чем говоришь.

Он разбушевался, принялся кричать по-японски, внезапно превратившись из воспитанного, образованного ученого в необузданного и опасного типа. Его лицо исказилось в страшной гримасе. Томас не сразу сообразил, что Мацухаси плачет.

— Он великий человек, — прошептал аспирант по-английски.

— Возможно, — сказал Томас.

— Так оно и есть! — выкрикнул Мацухаси, хотя его бешеная энергия полностью иссякла.

— Хорошо, — согласился Томас, успокаивая молодого человека. — Но в данном случае Ватанабе поступил нечестно.

Он подождал, какие защитные действия вызовет это обвинение, но молодой японец угрюмо молчал, не обращая внимания на текущие по щекам слезы. На улице уже совсем стемнело, и жалюзи мягко сияли в бледных отсветах фонарей. Томас снова посмотрел на телефон на столе, гадая, где сейчас Джим и Куми.

— Отдай мне нож и позволь позвонить своему другу, — попросил он.

Мацухаси посмотрел на нож, словно недоумевая, как тот оказался у него в руке, а затем осторожно положил его на стол.

— Скажи, как Ватанабе удалось проникнуть в погребальную камеру так, чтобы никто это не заметил? — мягко продолжал Томас.

Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь судорожными всхлипываниями аспиранта.

— Может быть, все дело в тануки, — наконец выдавил Мацухаси, тяжело облокачиваясь на стол.

Он вытер глаза, шумно выдохнул и внезапно совершенно успокоился. Томас почувствовал, что худшее осталось позади, хотя, возможно, уже было слишком поздно.

— В чем? — спросил он, и теперь уже в его голосе прозвучало отчаяние.

— В усыпальницу проникли тануки — это такие зверьки. Они прорыли проход в погребальную камеру. Наверное, через него можно было незаметно пробраться внутрь…

— Пожалуйста, разреши мне позвонить своему другу, — настойчиво произнес Томас. — Мне нужно убедиться в том, что с моей женой все в порядке.

Обернувшись, Мацухаси пристально посмотрел ему в глаза. Какое-то мгновение они молча стояли, глядя друг на друга.

— Я сам позвоню, — наконец сказал аспирант.

Машина выехала из долины, где раскинулся Кофу, и начала подниматься в гору, оставив огни города позади. Куми и Ватанабе молчали, больше не утруждая себя попытками поддерживать игру. Они ехали, погруженные в собственные мысли. Террасы с рисовыми полями постепенно сменялись крутыми скалами. Наконец «мерседес» свернул к какой-то заброшенной ферме с почти обвалившимися стенами и бетонными дренажными канавами, заросшими сорняками, в которых громко трещали сверчки. Низкая полная луна пробивалась через вершины черных сосен.

— Вот мы и приехали, — сказал Ватанабе, вынул ключи из замка зажигания и вышел из машины.

Куми тоже пришлось выбираться на пустынную дорогу. Едва ли здесь могло быть более опасно, чем если бы она осталась в машине…

Звонок сотового телефона Ватанабе разорвал гнетущую тишину. Археолог ответил чуть ли не с облегчением.

— Это не она, — сказал Мацухаси. — Я изучил фотографию. Некоторое сходство есть, но это не та женщина.

— Ты уверен? — спросил Ватанабе.

— Да. С ней все в порядке?

— Она… да. Ты уверен?

— Это журналистка из одного токийского еженедельника, ищет сенсацию. Она наверняка уже успела позвонить своим.

— Журналистка?

— Да, — подтвердил Мацухаси. — Так что не делайте ничего такого, о чем вам не хотелось бы прочитать в следующее воскресенье.

Окончив разговор, Ватанабе смерил долгим взглядом женщину, которая стояла рядом с машиной, уставившись на луну, и притворялась, что ей нисколько не страшно.

— Спасибо, — поблагодарил Томас, но лицо Мацухаси оставалось совершенно равнодушным, начисто лишенным всех чувств. — Что ты будешь делать дальше?

— Не знаю, — пожал плечами Мацухаси. — В Японии не принято идти наперекор учителю. Я… — Он остановился, подыскивая нужное слово. — Я подмастерье, не могу укусить того, кто меня кормит. — Аспирант грустно усмехнулся.

— Да, понимаю, — сказал Томас. — Но я должен кое-что узнать. О своем брате.

— Я ничем не могу тебе помочь.

— Знаю. Я должен поговорить с самим сэнсэем Ватанабе.

Томас впервые так назвал археолога, но сделал это из уважения к его ученику, а не к нему самому.

— Он тебе ничего не скажет, — угрюмо произнес Мацухаси. — Этот человек великолепно умеет лгать.

Снова та же печальная усмешка, проникнутая болью.

— Ну а ты? — спросил Томас. — Ты не скажешь ему, что тебе известно о подлоге? Пусть даже все то, что напишут в газетах, в научных журналах, чему будут учить в школе, окажется неправдой?

Мацухаси поник, уронив голову на грудь. Картина поражения и отчаяния.

— Я не могу пойти против него, — прошептал он. — У меня нет сил.

Томас не понял, о каких силах, физических или моральных, идет речь, и спросил:

— Ты был знаком с моим братом?

— В Италию я не ездил, — нахмурившись, ответил Мацухаси, удивленный сменой темы. — Я познакомился с ним здесь, но не знал, чем он занимается. Твой брат встречался с сэнсэем… — Он осекся. — С господином Ватанабе. Сначала они вроде бы обрадовались, увидев друг друга, но затем, кажется, стали спорить наедине.

— О чем?

— Не знаю. Их отношения изменились. Стали холодными.

— Мой брат провел здесь два дня?

— Да, — подтвердил Мацухаси, несколько успокоившись, поскольку тут не было почвы для разногласий. — Большую часть времени он работал в лаборатории, ужинал с господином Ватанабе. Мы как раз выбирали, какие курганы раскапывать, изучали полученные со спутников снимки подходящих мест во всей Японии. Твоего брата очень заинтересовали новые технологии. Затем они поссорились, и я отвез его на станцию.

— Когда брат уезжал, он не показался тебе чем-то разозленным или расстроенным?

— Нет, — сказал аспирант, снова хмурясь, словно тогда нашел это странным. — Он выглядел радостным, даже возбужденным.

— Ты не знаешь человека по имени Сато или Танака, который общался с Эдом в Италии?

— Нет.

— Знаешь, а он ведь повторит то же самое, — сказал Томас, опять резко меняя курс. — Я имею в виду Ватанабе. Если ты позволишь, чтобы это сошло ему с рук сейчас, то он опять сделает то же самое. Эти находки вызовут много вопросов. Кто-нибудь найдет в его объяснениях дыры, и он состряпает новые доказательства, чтобы их залатать. Тебе, возможно, придется половину своей карьеры поддерживать эту ложь. Кем ты хочешь быть — настоящим археологом или фальшивой знаменитостью?