Томас практически ничего не знал об этой стране до тех пор, пока не приехал сюда работать. Для него она была чем-то экзотическим и чужим. Он более или менее освоился здесь за два года преподавания в школе, расположенной в маленьком городке к юго-западу от Токио, но Япония по-прежнему оставалась для него незнакомой. Покидая страну, Найт забрал с собой какую-то ее частицу вместе с Куми, но, когда та от него ушла, все это исчезло, оказалось вычеркнуто из его жизни, из действительности. Всего через несколько лет он уже с трудом представлял себе, что такое место существует, что он там бывал, что оно сформировало его таким, каким Найт теперь был. Даже в тех редких случаях, когда Томас, изрядно перебрав виски, мог заставить себя просмотреть фотографии, сделанные в Японии, ему начинало казаться, что на самом деле все это произошло с кем-то другим. Он часами недоуменно разглядывал фотографии, таращился на самого себя, пытаясь вспомнить, как протекала жизнь на другом краю земного шара, на чужой планете, пытаясь поверить, что это действительно было. Но все выглядело слишком незнакомым, чересчур чуждым, не имеющим никакого отношения к тому, кем Найт был сейчас.

Теперь Томас вернулся в Японию и увидел, что за прошедшие годы ничего не изменилось. Лица. Голоса. Потоки машин. Погода. Безукоризненные садики. Остроконечные крыши, деревянные дома и храмы. Увиденные мельком образы древних святилищ звонили у него в сознании церковными колоколами. Макеты блюд в витрине ресторана. Радостные крики официантов, встречающих входящих посетителей. Красные и черные бумажные фонари, исписанные каллиграфически выведенными иероглифами. Запах свежего дерева в воздухе, практически полностью растворившийся в богатых, но простых ароматах пищи. Меню с картинками, изображающими миски с толстой дымящейся лапшой… Куда бы ни смотрел Томас, ему казалось, что мир качнулся на своей оси и действительность изменилась.

«Ты здесь чужой. Всегда им был. И всегда останешься».

Все же это было у него внутри, нестираемыми буквами высечено в представлении о себе самом.

«Да, вот в чем вся хитрость».

Как ни старался Томас навсегда вычеркнуть Японию из своей жизни, эта страна его сформировала, более того — страшно подумать, — подарила ему лучшие годы жизни. С тех пор все прояснилось. Возвратившись сюда, он чувствовал себя так, словно перенесся на десяток лет назад, в ту эпоху, когда был молодым и бесконечно самоуверенным, перед ним расстилался весь мир, жизнь была полна обещаний, смысла, свершений.

— Кажется, меня сейчас вырвет, — вдруг пробормотал Томас.

Очнувшись от блаженных мечтаний, Джим в изумлении уставился на него, а Томас стал искать, где бы исторгнуть содержимое желудка.

Томас стоял, опираясь руками на древние деревянные перила, и наблюдал за торжественной церемонией. Невеста была в радужном кимоно, с белым застывшим лицом, с уложенными в высокую прическу волосами, искусно заколотыми лакированными палочками. Жених в черном, заботливый и волнующийся. Буддийский священник в широкой круглой шляпе распевал под монотонный звон колоколов, а над каменным жертвенником поднимались струйки дыма от благовоний. Храм был полностью открыт с двух сторон, центральное возвышение покрывала красная с золотом материя. Для Томаса, смотревшего на все это сверху, молодожены, священник, само строение и подстриженные карликовые сосны во дворе казались окном в мир, существовавший, наверное, тысячу лет назад. Только часы с браслетом из нержавеющей стали на руке у жениха говорили о том, что все это происходит в XXI веке.

Томас не отрывал взгляда от церемонии, которая разворачивалась всего в нескольких ярдах от него. Он почувствовал бесшумное приближение Куми. Джим стоял рядом, но не отвернулся, не отошел в сторону, и ей не оставалось ничего другого, кроме как молча встать вместе с ним. Вот почему Том позвонил Куми в отдел торговли сельскохозяйственной продукцией и попросил встретиться именно здесь, где не могло быть ни неприятных сцен, ни криков, поскольку это осквернило бы торжественную строгость ритуала, который разворачивался перед небольшой группой притихших свидетелей.

— Ты не должен был сюда приезжать, — сказала Куми.

Томас даже не обернулся, заговорил шепотом, радуясь тому, что может смотреть на что-то другое, а не на нее.

— Мы были близки к тому, чтобы это сделать. Помнишь? Вторая церемония должна была состояться в Японии…

Наступило долгое молчание. Священник с улыбкой выслушал ответы волнующихся молодоженов и предложил им отпить по глотку саке из деревянных пиал.

— Возвращайся в Штаты, Том, — наконец произнесла Куми. — Больше не пытайся со мной связаться, хорошо?

Томас начал было что-то говорить, но она просто покачала головой, а потом в ее голосе прозвучало что-то печальное и усталое.

— Возвращайся домой, Том. Немного отдохни. Ты выглядишь старым.

Подавшись к нему, она поцеловала его в щеку — прикосновение холодных губ оказалось таким легким, что Томас его почти не почувствовал, — развернулась и направилась прочь.

Томас продолжал смотреть прямо перед собой, крепко стиснув перила. Невеста на мгновение нарушила неподвижность и прикоснулась к руке жениха, после чего снова превратилась в часть церемониальной картины.

— Ну что, будем искать гостиницу? — спросил Джим. — Конечно, если хочешь, я мог бы устроиться один, но так мы сэкономим деньги. Кажется, я не храплю. Впрочем, убедительных свидетельств этого предложить не могу.

Священник глуповато улыбнулся. Робкий юмор стал частью неловкости, которая не покидала его с момента недолгого появления Куми. Томас до сих пор не был уверен в том, как относиться к Джиму, но это чувство казалось ему хотя бы неподдельным. Он испытывал по отношению к Горнэллу что-то вроде жалости. Нет ничего хуже, как быть третьим колесом, хотя, вероятно, священники нередко испытывают нечто подобное.

«Штопающий ночью носки, когда рядом никого нет…»

— Конечно, — сказал Томас. — Я совсем не против того, чтобы сберечь немного денег. Одному богу известно, как я буду расплачиваться за расходы, сделанные по кредитным карточкам.

— Верно, — Джим с признательностью улыбнулся и тотчас же отвел взгляд. — Знаешь что-нибудь разумное?

— В Токио? Нечего и мечтать об этом. Но ты не волнуйся. Мы все равно здесь не задержимся.

— Вот как?

— Мы направляемся на запад, в горы Яманаси, — сказал Томас. — Мне нужно там кое-что посмотреть.

— Но как же?..

— Для меня здесь ничего нет, — уверенно заявил Томас.

Он огляделся по сторонам в поисках станции метро или такси, сознательно избегая смотреть Джиму в глаза, и в конце концов остановился на обложках глянцевых журналов, выставленных на витрине газетного киоска. Как всегда, Томас скользнул взглядом по непроницаемым иероглифам-кандзи, и те немногие слова, которые он смог разобрать, вспыхнули на заднем плане, подобно неоновой вывеске. Поспешно шагнув к киоску, Томас схватил англоязычный выпуск «Дейли йомиури». На снимке, размещенном на первой полосе, были изображены двое мужчин, пожимающих друг другу руки, один японец, второй европеец.

Это еще что за чертовщина?

Вторым мужчиной был сенатор Девлин.

Согласно газете, сенатор входил в торговую делегацию, состоявшую из представителей тех штатов, которые ждали выгоды от снижения налогов на импорт рыбы из северо-западной части Тихого океана и зерновых из Иллинойса, не содержащих генно-модифицированных организмов. После нескольких встреч со своими японскими коллегами Девлин должен был дать пресс-конференцию в гостинице «Кейо-плаза» в Синдзюку. Томас прикинул, что если поторопиться, то успеет к самому концу.

— Это случайное совпадение, — заметил Джим.

— Возможно, — сказал Найт.

Какое-то мгновение они изучали друг друга — игроки в покер, ищущие признаки блефа.