Паркс широко раскрыл глаза, уронил нижнюю челюсть и с благоговейным восхищением шепотом повторил:

— На Филиппинах. А где именно на этих островах?

— Не знаю.

Нагнувшись, Паркс что есть силы толкнул его так, что ноги Найта подлетели вверх. Голова Томаса ушла под обжигающую воду, и сквозь боль проникло внезапное осознание того, что, если Паркс его сейчас не вытащит, он захлебнется.

Паркс снова усадил Найта на дне ванны, и Томас жадно глотнул холодный воздух. Кожа его стала ярко-розовой. Еще несколько минут — и он сварится живьем.

— Это все, что мне сказали, — выдавил Томас. — Оставляй меня здесь, сколько тебе заблагорассудится. Это все, что ты от меня получишь: Филиппины. Ради всего святого, вытащи меня…

Паркс, погруженный в раздумья, бормотал себе под нос название архипелага так, словно это было какое-то странное, загадочное заклинание. Казалось, он начисто забыл про Томаса, но когда вспомнил про его присутствие, Найту страстно захотелось и дальше оставаться незамеченным.

— Значит, ты правда больше ничего не знаешь, да? — спросил Паркс, в голосе которого прозвучало что-то похожее на удивление. — Столько рыскал по всей Италии и по-прежнему ничего не знаешь. Сато говорил, что от тебя может быть польза, но… — Он покачал головой, словно родитель, в который уже раз разочаровавшийся в своем ребенке, поднял пистолет и навел его на лицо Томаса.

Какое-то мгновение Томас смотрел прямо в черное дуло, ощущая только слабость и горечь поражения. Он закрыл глаза, у него в памяти всплыли первые строчки старинной молитвы: «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой…» Затем раздался оглушительный грохот выстрела.

Только это был не выстрел. Громко захлопнулась дверь. Паркс ушел.

Томаса захлестнула волна непрошеного облегчения.

— Слава богу, — пробормотал он, обращаясь к пустой ванной, не в силах определить, то ли это продолжение молитвы, то ли просто образное выражение.

Однако тихое шипение газового нагревателя убило облегчение до того, как оно успело расцвести. Вода приближалась к точке кипения. Паркс бросил его на верную смерть.

Томас с новой силой набросился на путы, надеясь на то, что горячая вода их ослабила, растворила клейкий слой, произошло хоть что-нибудь. Однако изолента оказалась надежной. Сквозь пар уже почти ничего не было видно. Найт не знал, долго ли еще сможет продержаться в сознании. Он попытался встать, но путы держали прочно.

Перекатившись как смог, Томас сунул голову под кран. Если ему удастся зубами включить холодную воду, он выиграет какое-то время. Приподнявшись, Найт начал звать на помощь по-английски и по-японски. Пронзительные крики, отразившись от кафельных стен, заставили его вздрогнуть, но он продолжать вопить.

Тут дверь распахнулась настежь.

Какое-то мгновение Томас думал, что Паркс вернулся, чтобы его прикончить, но это оказалась Куми, за которой по пятам следовал Джим. Не медля ни секунды, она опустила руки в обжигающую воду и приподняла Найта, насколько хватило сил. Джим подхватил его под руки, и вдвоем они вытащили Томаса из ванны.

— Паркс.. — выдохнул тот.

Куми, молчаливая и сосредоточенная, как всегда в минуты кризиса, направила на него струю холодного душа, а Джим перочинным ножом перерезал изоленту. Томас растянулся на блаженно холодном кафеле, не в силах говорить.

Горнэлл задумчиво посмотрел на ванну, над которой поднимался пар, и заметил:

— Я восхищаюсь твоим желанием приобщиться к местному колориту, Томас, но в будущем все же посоветовал бы ограничиться душем.

— Защищая свой народ, мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, что изолента в оснащение традиционной японской ванны не входит, — добавила Куми, в изнеможении опускаясь на влажный пол.

Меры безопасности на месте раскопок были строгими, журналистов пропускали небольшими группами, обязательно с сопровождающим, да и то не в саму погребальную камеру, так как считалось, что непрофессионалы могут случайно что-нибудь в ней повредить. Только когда все артефакты, находящиеся внутри гробницы, будут тщательно изучены, ее откроют для широкой публики, но на это, возможно, потребуются месяцы.

Томас снова предъявил свое липовое удостоверение. Охрана робела, сталкиваясь с иностранными документами, поэтому его пропустили без лишних придирок. Новозеландского журналиста здесь не было.

На самом деле за пределами гробницы смотреть было особенно не на что, и роль провожатых, очевидно, доверили младшему персоналу, участвующему в раскопках. Судя по всему, это погребальное сооружение было известно уже довольно давно и должным образом огорожено. Однако, когда Ватанабе вместе со своей командой три недели назад приступил к раскопкам, первым делом выяснилось, что гробница значительно больше, чем предполагалось. Видимый курган представлял собой только верхнюю часть захоронения. Его внешний периметр выходил далеко за ограждение, внутри которого сейчас собрались журналисты.

Провожатая, миниатюрная деловитая женщина, которая представилась как мисс Ивамото, сообщила журналистам, что погребальная камера имела восемь сторон.

— Как вы можете видеть, гробница довольно большая, — сказала она. — Каждая сторона имеет в длину почти тридцать метров, хотя захоронение находится в основном под землей. На поверхности видна только вершина кургана. Большая часть захоронений культуры Кофун имеет ярко выраженную форму замочной скважины, поэтому восьмиконечная разновидность является довольно редкой. В ранний период культуры Кофун тело обычно погребалось на вершине кургана, но в более поздних гробницах, таких как эта, которая относится к седьмому веку нашей эры, покойного помещали в выложенную камнями камеру под курганом. Доступ туда осуществлялся вот через этот проход, так называемый зал ёкоана. Если вы пройдете сюда, то увидите, что стены ёкоаны были когда-то покрыты росписью, однако сейчас установить сюжеты очень трудно. Сэнсэй Ватанабе постарается в ходе работ определить их.

Журналисты молча проследовали за провожатой к обложенному камнем входу. Внутри работало освещение, но оно оказалось тусклым. Снаружи можно было разглядеть только самое начало внутреннего зала гробницы.

— В этой витрине размещены некоторые образцы керамики, погребенной вместе с умершим, — продолжала мисс Ивамого, указывая на ящик со стеклянной крышкой, установленный рядом с отгороженным проходом. — Также внутри находились зеркала, бусы, меч и конская упряжь. В настоящий момент все эти вещи увидеть нельзя, они подвергаются тщательному анализу. Вы также можете посмотреть на образцы предметов, которые часто находят в захоронениях культуры Кофун. Они называются ханива, однако их назначение до сих пор не установлено.

Артефакты, на которые она указала, представляли собой глиняные цилиндры, расставленные вдоль стен.

— Всего в гробнице их было найдено около двухсот, в основном простых, но некоторые были украшены фигурами людей и животных.

— Правда ли, что в гробнице жили звери? — спросил один из журналистов, на которого, судя по выражению его лица, археология навевала смертельную скуку.

Томас ожидал, что провожатая ответит гневной отповедью на эту, как ему показалось, очевидную попытку придать сенсации диснеевский колорит, однако мисс Ивамото просияла и словно помолодела, отвечая на вопрос.

— В главной камере действительно жило семейство тануки. Это такой японский зверек, чем-то похожий на енота, — подтвердила она. — Они такие забавные, но очень коварные. Сэнсэй Ватанабе надеется, что тануки не тронули останков.

— А где крест? — спросил Томас, начиная терять терпение.

— Сейчас он находится в лаборатории сэнсэя Ватанабе. Как только все тесты будут завершены, его выставят на всеобщее обозрение.

«Так какого же черта я здесь делаю?» — подумал Томас, развернулся, собираясь уходить, и вдруг обнаружил, что охранник, еще совсем недавно апатичный, встрепенулся и пристально смотрит на него.