— Тогда полетим из Исламабада куда-нибудь еще, — предложил Джонс, — например в Гонконг. Там дозаправимся, а дальше — обычным воздушным коридором.

— Чем так важен именно Исламабад? — спросил Павел.

— Это, — ответил Джонс, — вас не касается. Ваша задача — вести самолет.

— Нет, это твоя задача — выбраться отсюда, и мы тебе нужны, чтобы вести самолет, — поправил его Павел и взглянул на Сергея. Тот кивнул. Во время обсуждения пилоты изредка перекидывались русскими фразами, и теперь ясно стало, что речь шла не об ортодромиях.

— Приятно помечтать об Исламабаде и как «мы полетим туда», «мы полетим сюда» через всю планету. Однако сейчас ты в Сямыне, и только мы можем тебя отсюда вытащить.

Джонс вздохнул.

— Я надеялся обойтись без такого разговора… Либо вы летите в Исламабад, либо я вас убью.

— В Исламабаде, — продолжил Павел и бровью не поведя, — ты можешь рассчитывать на защиту подкупленных властей. Можешь связаться с друзьями из Вазиристана, Афганистана, Йемена. Наверняка кто-то из них умеет водить самолет. Ты собираешься убить нас там и дальше лететь со своими пилотами.

Джонс открыл было рот, но Павел остановил его движением руки.

— У тебя в Исламабаде ядерная бомба, или споры сибирской язвы, или что-то в таком духе. Ты хочешь погрузить это в самолет и врезаться на нем в какое-нибудь американское здание и взорвать город, или заразить, или чего там еще. И все в самолете погибнут, так или иначе. Ты держишь нас с Сергеем за дурачков, а зря. Нам понятно, что мы так и так покойники. Так что можешь убить нас сейчас. Валяй. Убей нас, а потом выбирайся из Китая как сумеешь.

Джонс обдумал это предложение. Или просто выждал, пока пройдет злость.

— Очевидно, у вас есть некое контрпредложение? Кроме как поставить вас обоих к стенке?

— Мы готовы взлететь, — ответил Павел, — как только составим план, который гарантирует нам жизнь. — Он обменялся взглядами с Сергеем и кивнул на Зулу. — Нам и девушке.

Зула ощутила странную благодарность — до сих пор ей казалось, что про нее вообще все забыли. Джонс как-то сразу ощетинился: зло и в то же время пристыженно. Примерно такое выражение у него было во время разговора по мобильному у двери самолета.

Почему?

Наверное, подумала Зула, потому, что он и впрямь собирался ее убить. Или просто выкинул из головы. И ничуть этого не стыдился — пока его не уличили.

— Ладно, — сказал Джонс, — раз уж мы заговорили о вашей дальнейшей судьбе. Вы подумали, что будет, если вы останетесь в Китае? Ведь вы ввезли сюда довольно-таки сомнительных личностей.

— Разумеется, мы предпочли бы выбраться из Китая, — признал Павел.

— И поскорее. Потому что Иванова вот-вот вытащат из подвала, установят его личность и выяснят, на каком самолете он прилетел.

— Тоже верно.

— Мы не можем составить международный план полета, потому что тогда на борт поднимется чиновник и захочет проверить паспорта.

— Да.

— Так что мы должны составить план на внутренний рейс, выждать шесть часов, а потом… как бы это назвать приличнее… смухлевать, — сказал Джонс. — Потому что если мы сядем в другом китайском аэропорту, нам крышка. Значит, надо отклониться от курса и сесть где-нибудь, где у нас будут шансы выжить.

— Примерно так, — согласился Павел.

Джонс широко развел руки.

— Так просветите меня, как это можно сделать.

Павел задумался, затем они с Сергеем принялись что-то обсуждать по-русски. Через какое-то время Зуле стало ясно, что это надолго, и она вышла в туалет. Садясь на унитаз, она сообразила, что прошмыгнула мимо зеркала, не глянув на себя, будто отражение — ее враг, с которым неприятно встречаться глазами. Тогда назло всему она повернула голову — туалет был шикарный, с зеркалом во всю стену — и посмотрела себе в глаза. Невероятно, но на нее смотрела все та же Зула Фортраст. Немного потрепанная, конечно. И заметно старше. Не в смысле старая старуха, просто больше повидавшая в жизни. Интересно, что другие в ней находят? Почему Чонгор бросился ее выручать? Почему Джонс таскает ее за собой? Почему Павел и Сергей решили — видимо, заранее не сговариваясь, — включить ее в свою сделку с Джонсом? А главное — почему Юйся пошла ради нее на такое? Не съехать на баркас — это получилось случайно, — а протаранить такси и получить подушкой безопасности в лицо? Ведь хорошего Зула за все время сделала только одно: послала сигнал хакерам на четвертом этаже. А Юйся этого даже не видела. И Ману с другими хакерами — те, кто хоть что-то выиграл, — тоже. Только Чонгор. Хотя, может, он и рассказал другим?

А может, все не так рационально. Может, Юйся и не знает про «SOS» пробкой. Может, все дело в некой сверхъестественной силе вроде благодати, которая пронизывает жизнь людей неведомо для них самих.

И вот тут, в туалете, искоса глядя на свое отражение, Зула пережила мгновение чего-то вроде молитвы. Ее прежние взгляды не изменились, и это не была детская молитва со сложенными ладошками — скорее усилие воли. Потому что если и впрямь есть нечто — благодать, или Провидение, или как там это называется — и оно действует сейчас в мире, то ему нужно срочно посетить баркас, где держат в заложницах Цянь Юйсю, и совершить еще один шаг в загадочной цепочке событий. И если сознательное усилие воли со стороны Зулы может тут как-то поспособствовать, то она хотела, чтобы это произошло.

Она встала, плеснула в лицо воды и вернулась в салон. Павел и Сергей по-прежнему говорили по-русски, увеличивая на экране отдельные участки цифровой карты. Джонс стоял, прижимая к одному уху телефон и заткнув другое пальцем. Вид у него был пришибленный. Он некоторое время говорил по-арабски бесцветным голосом. Джонс не побежден, подумала Зула, просто бесконечно устал. Наконец он нажал отбой.

— Можешь идти куда хочешь, — объявил он, глядя Зуле в глаза.

— То есть?

Джонс уже показал, что способен на подлое ехидство, и сейчас, по всему, был именно такой случай.

— Судно с твоей подружкой…

— Да?

— Исчезло.

— Что-что?

— Ис-чез-ло. Без следа. Не отвечает по рации. Не отвечает по мобильным. Никаких следов крушения. Никаких сигналов «SOS».

— А откуда ты знаешь?

— От ребят, которые высадили нас в доке, — сказал Джонс. — Они вернулись на остров, и судна там просто нет.

Зуле ужасно хотелось показать, как она рада, но прежде надо было еще кое-что прояснить.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Потому что это ничего не меняет, — ответил Джонс. — Ты все равно останешься в самолете.

— Ты так думаешь?

— Да. Потому что ты в Китае нелегально. Ты связана с людьми, совершившими за день больше убийств, чем в Сямыне обычно бывает за год. И у тебя только один способ отсюда выбраться — остаться в самолете, — Джонс театрально указал на Сергея и Павла, — с твоими белыми рыцарями.

Расистский намек не ускользнул от внимания Зулы.

— Рыцарство не имеет цвета кожи, — сказала она. Игра слов вместо действий. Потому что Джонс прав: самолет — единственный способ отсюда выбраться.

— Ладно, — объявил Павел, — мы придумали, как лететь.

— И как же?

— Сперва мы заполним план, — произнес Павел, — потом объясню.

— Так составляйте, — ответил Джонс, — а я пошел спать.

Несколько сумбурных перепалок в конце концов привели к следующей расстановке: за штурвалом остался рулевой по имени Мохаммед — он обещал вывести судно из китайских территориальных вод быстро и ничем не показав, что оно идет к Кинмену. Чонгор с пистолетом в руке стоял рядом с ним в рубке и приглядывал за курсом, сверяясь с GPS-навигатором. Юйся и Марлон в компании кока, представившегося как Бату, ходили по кораблю, выясняя, где тут что и как оно работает. Судя по имени, внешности и акценту, Бату принадлежал к небольшой группе этнических монголов. По-видимому, он попал на Жестокий остров как экономический мигрант. Захват судна вооруженными людьми он воспринял на удивление безмятежно. Похоже, новое командование устраивало его куда больше.