Чан снова шагнул вперед и выложил золотые часы на цепочке. Потом отступил на шаг, сцепил руки за спиной и стал смотреть на свои ступни, которые почему-то заерзали по полу. Мисс Бао глядела на него.

— Было еще что-то? Может быть, книга? — спросил судья Ван.

Чан поперхнулся, переборол желание харкнуть на пол (судья Ван категорически запрещал делать это в суде) и повернулся, чтобы судья Ван увидел одну из зрительниц: девочку лет четырех, которая сидела на стуле с ногами и, загородясь коленками, шуршала бумагой. Читает украдкой, догадался судья Ван. Девочка водила головой и тихо разговаривала с книгой.

— Смиренно прошу прощения у судьи, — сказал Чан на шанхайском, — и готов немедленно уйти в отставку.

Судья Ван принял это с должной серьезностью.

— Я не смог вырвать улику из рук младенца, — сказал Чан.

— Я видел, как вы голыми руками убивали взрослых мужчин, — напомнил судья Ван. Его родным диалектом был кантонский, с Чаном он объяснялся на сильно упрощенном шанхайском.[368]

— Старость — не радость, — сказал Чан. Ему было тридцать шесть.

— Час полудня миновал, — промолвил судья Ван. — Мы идем в "Кентукки Фрайд Чикен".

— Как угодно судье Вану, — сказал Чан.

— Как угодно судье Вану, — сказала мисс Бао.

Судья Ван перешел на английский.

— Твое дело очень серьезное, — сказал он мальчику. — Мы посовещаемся с древними мудрецами, а ты дожидайся тут.

— Да, сэр, — отвечал насмерть перепуганный обвиняемый. Страх был не абстрактный: мальчик вспотел и трясся. Его уже били палками.

По-китайски заведение именовалось Домом Всепочтенного и Всесокровенного Полковника [369]. Всепочтенного из-за белой бороденки, знака высочайшего достоинства в конфуцианских глазах. Всесокровенного, потому что сошел в могилу, так и не раскрыв тайну Одиннадцати Трав и Пряностей. Это было первое экспресс-кафе, появившееся на Банде десятилетия назад. У судьи Вана был личный столик в углу. Однажды он поверг Чана в прострацию, описав авеню в Бруклине, на милю застроенную предприятиями быстрого питания, все, как одно — "Кентукки Фрайд Чикен". Мисс Бао, выросшая в Остене, штат Техас, спокойнее восприняла эту байку.

Весть об их приходе распространилась молниеносно: ведерко уже стояло на столе. Посредине аккуратно расположились пластмассовые стаканчики с соусом, морковным салатом и картофелем-фри. Как обычно, ведерко поставили перед стулом Чана, которому и предстояло употребить большую часть курицы. Несколько минут они ели в молчании, беседуя глазами, еще несколько — разговаривали о пустяках.

— Текила — мать обвиняемого и девочки, — сказал судья Ван, когда пришло время перейти к делу. — Где-то я уже слышал это имя.

— Оно дважды звучало у нас в суде, — сказала мисс Бао и напомнила предыдущие случаи: первый, почти пять лет назад, когда казнили Текилиного сожителя, и второй, трехмесячной давности, очень похожий на сегодняшний.

— Ах да, — сказал судья Ван, — второй припоминаю. Мальчик и его друзья избили мужчину, но ничего не украли. Мальчик отказался что-либо объяснять. Я приговорил его к трем ударам палкой и отпустил.

— Есть основания предполагать, что пострадавший растлевал его сестру, — вставил Чан, — во всяком случае, он уже проходил по подобному обвинению.

Судья Ван выудил из ведерка куриную ножку, разложил на салфетке, скрестил руки на груди и вздохнул.

— Есть ли у мальчика хоть какие-нибудь родственники-мужчины?

— Никаких, — отвечала мисс Бао.

— Кто мне посоветует? — Судья Ван часто задавал этот вопрос — он считал, что подчиненных надо учить.

Мисс Бао ответила с должным почтением: — Учитель сказал: "Благородный муж стремиться к основе. Когда он достигает основы, перед ним открывается правильный путь. Почтительность к родителям и уважение к старшим братьям — это основа человеколюбия".

— Как применима мудрость Учителя к этому случаю?

— У мальчика нет отца, значит, сыновней почтительностью он обязан государству. Вы, судья Ван, представитель государства, и вряд ли ему доведется встретить других. Ваш долг — примерно наказать его, скажем, шестью ударами, чтобы пробудить в нем сыновнюю почтительность.

— Однако Учитель сказал также: "Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет всячески уклоняться от наказаний и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд и он исправится".

— Значит, вы за попустительство? — скептически произнесла мисс Бао.

Чан вставил:

— Мен Убо спросил о почтительности к родителям. Учитель ответил: "Родители всегда печалятся, когда их дети болеют". Однако Учитель не говорил о битье палками.

Мисс Бао заметила:

— Учитель сказал также: "На гнилом дереве не сделаешь резьбы" и "Лишь самые умные и самые глупые не могут измениться".

— Значит, вопрос — гнилое ли дерево мальчик? Насчет отца у меня сомнений не было. Насчет сына — есть.

— С величайшим почтением я обратил бы ваше внимание на девочку, — сказал Чан, — о которой только и должна идти речь. Мальчик, возможно, пропащий, девочку еще можно спасти.

— Кто будет ее спасать? — сказал мисс Бао. — Нам дана власть карать; у нас нет власти воспитывать детей.

— Это — главная трудность моего положения, — сказал судья Ван. — В эпоху Мао не было настоящей судебной системы. Когда возникла Прибрежная Республика, пришлось восстанавливать единственную модель, известную в Срединном государстве, сиречь конфуцианскую. Однако такое правосудие невозможно в обществе, не разделяющем конфуцианских принципов. "От Сына Неба до простолюдинов все должны почитать воспитание личности корнем всего прочего". Как мне воспитать личность, за которую я поневоле оказался в ответе?

Чан ждал этого вопроса и с готовностью ответил:

— "Великое учение" говорит, что расширение познаний — корень всех добродетелей.

— Я не могу послать мальчика в школу.

— Думайте о девочке, — сказал Чан. — О девочке и ее книге.

Судья Ван некоторое время размышлял, хотя и видел, что мисс Бао нетерпится вставить слово.

— Благородный муж по справедливости строг, но и не только, — сказал судья Ван. — Раз пострадавший не обратился с просьбой вернуть похищенное, я оставлю девочке книгу. Как сказал Учитель, "в деле воспитания нельзя делать различия между людьми". Мальчика приговорю к шести ударам, однако пять из них отсрочу, потому что в его отношении к сестре видны начатки братской заботы. Это строгость по справедливости.

— Я закончила феноменоскопическое изучение книги, — сказала мисс Бао. — Это не обычная бумага.

— Я уже понял, что это какого-то рода рактивная игра.

— Она гораздо сложнее, чем определяется этим словом. Я бы предположила, что в ней — пиратская ИС, — сказала мисс Бао.

— Вы предполагаете, что в ней хранится краденая технология?

— Пострадавший работает в отделе Индпошива Машин-Фаз Систем Лимитед. Он — артифекс.

— Занятно, — сказал судья Ван.

— Стоит провести дальнейшее расследование?

Судья Ван задумчиво вытер рот чистой салфеткой.

— Стоит, — сказал он.

— Вас устраивает переплет и все остальное? — спросил Хакворт.

— Вполне, — отвечал Финкель-Макгроу. — Встреть я ее в лавке букиниста, под слоем пыли, не обратил бы внимания.

— Потому что, если не нравится, можно собрать снова, — сказал Хакворт.

Он шел сюда в тайной надежде, что лорд Финкель-Макгроу найдет какие-то огрехи, и тогда можно будет сделать новую копию для Фионы. Однако лорд-привилегированный акционер был сегодня против обыкновения добр.

Он продолжал шелестеть пустыми страницами, ожидая, что же произойдет.