Два года назад герцогиня Вальданэ была крепче. Может, потому, что моложе. Или просто не так одинока.

А сейчас Кармэн проснулась лишь за четверть часа до прибытия на место. Будто что-то толкнуло: опасность! Новая.

Дамы кажутся почти спокойными. Устали тревожиться. Да и постоянные волнения измотали всех.

Кармэн справилась с желанием выглянуть из окна. Это всё равно ничего не изменит. Зато выдаст, что она — как на иголках. На тех, что похлеще любой горошины.

Знатная дама имеет право жаловаться на скверную пищу и вино. Но не на страх и тревогу. Не на настоящий страх. Рыдать над слезливыми романами вправе каждый. Над романами, романсами, балладами, сонетами. Но не над собственной в клочья исковерканной жизнью. И не над жизнями родных.

И из прихваченной с собой фляги не отхлебнешь — по той же причине. Жди, пока останешься одна. А сие произойдет еще очень и очень нескоро. Вряд ли герцогине Зордес-Вальданэ хоть раз предоставят по дороге отдельные покои. До сих пор такого счастья не удостоили ни разу. Это вам не родной замок и даже не Арганди. Добро пожаловать в детство, Кармэн.

Если б с нею была дочь — им, возможно, выделили бы комнату на двоих. Хорошо, что Белле это не понадобится.

Дверца кареты приоткрылась со стуком крышки гроба. Закрывающейся. Сейчас ударит первый гвоздь. А там и лопаты земли на подходе.

— Ваше Высочество, добро пожаловать в Мэнд, — окончательно успевший опостылеть генерал только что не сияет от восторга. Как хорошо смазанный блин.

— Благодарю вас. — Сдержанная, но улыбка. Улыбка, но сдержанная. — Но разве мы не пожаловали в него еще вчера?

— Вчера — это была жалкая деревушка. Крестьянская таверна. А вот сегодня…

Не такой жалкий городишко. Ясно.

Потому как вряд ли у них здесь — процветающий городище. В полутора днях от границы. И в неделях — от столицы.

Хотя кто этот Мэнд знает? Кто вообще там гостил в последний раз? Особо сорвиголовистые купцы?

Привычно опереться на галантно протянутую руку. Привычно шагнуть из кареты. На свежий воздух. И в мелко накрапывающий дождь.

Ладно хоть не ливень. Одно здесь с Аравинтом общее — погода. С нынешним Аравинтом.

И где тут город — хоть процветающий, хоть нет?

Безлюдное поле или луг. Темно-изумрудные копья леса вдали. Полмили. Не добежать. Даже одной. Даже одному Виктору.

Потому что вот он — новый «эскорт». Почетная стража. Бело-серебряные цвета, единорог на штандарте. А это еще кто такой — в личных гербах?

Лет сорока — сорока с небольшим. Высок, всё еще строен. Алексис тоже не отличался полнотой. Но он был воином, а не книжником.

Погодите, кем? Где они взяли знатного книгочея — встречать то ли гостей, то ли пленников? А главное — с чего Кармэн вообще вообразила, что перед ней книжный червь?

Когда-то в юности, уже в Вальданэ, она развлекалась тем, что давала новым знакомым мысленные клички. Этот «книгочей», тот — «менестрель, воспевающий прежние века». А вон та дама — «провинциальная модница».

И ведь ошибок почти не было — что удивительно. Так с чего сегодня промахнулась столь глупо?

— Ваше Высочество, — книжник, что не может быть таковым, куртуазно склонился над ее протянутой рукой. — Валентайн, граф Рандау к вашим услугам. Я рад видеть вас на земле Мэнда. И буду счастлив сопровождать в мой дом.

Всю дорогу. До самого порога. До запертой комнаты. Очень приятно.

Разогнулся он столь же гибким, молодым движением. И Кармэн глаза в глаза столкнулась с его взглядом. Умным, понимающим и очень серьезным.

В черных глазах графа Рандау — ни тени фальшивой радости. Или столь же фальшивого восхищения — хоть красотой Кармэн, хоть еще чем.

Только тревога. И проблеск сочувствия. Так жалеют неудачников. Вроде как: и чего вас сюда занесло? Неужели всё было настолько плохо?

И от этого — еще страшнее.

Глава третья.

Середина Месяца Рождения Лета.

Эвитан, Лютена. — Квирина.

1

Эйда Таррент так и не нашлась. И рунный расклад покамест не изменился.

Она не пожелала воспользоваться покровительством церкви. И Рунос хорошо ее понимал. Лет десять назад сам был недоверчивым, затравленным волчонком. А Эйда рискует не только собой. Такое придаст сил любому. Как и подозрительности. Бойся домашней кошки — если она защищает котят.

Целитель сошел с ума — если решил, что Эйда поверит хоть одному церковнику. Это после того, как ее дважды запирали в монастырь! И отняли ребенка!

Тем не менее, девушку нужно найти. И как можно скорее. Найти, успокоить и разъяснить ситуацию — как ей, так и отцу Жерару.

Вот только — где? Следы — будто корова языком слизала. Или змея.

— Рунос!

Жанна — необычайно красива и соблазнительна. Как всегда.

Южанка, а не малейшего сходства с Элгэ Илладэн. Принцесса — пышнее, роскошнее. Элгэ — тоньше, подвижнее. Фехтовальщица. Илладийка напоминает пантеру, сестра Карла — царственную львицу.

В их отношениях ничего не изменилось. Кроме того, что Жанна его спасла! Того, кто теперь любит другую. И ни словом, ни жестом не даст ей это понять. А сама она не почувствует. Принцесса слишком любит себя и собственные чувства, чтобы рыться в глубине чужих.

— Рунос, идем! Иначе опоздаем на свадьбу моего братца с дважды вдовой шлюхой.

Это вовсе не зависть к внешности Полины. Признанной красавицей и идеалом женского очарования дочь покойного Фредерика мнит себя. Давно и прочно. И не без оснований.

Но лицемерие дважды вдовушки Жанна раскусила мигом. И немедленно преисполнилась к ней презрением. «Шлюха может быть шлюхой, но не должна притворяться добродетельной», — вот девиз высокомерной принцессы. Что сама она не лжет лишь любовнику (обычно) и, в некоторых вещах — Эрику, ее не волнует. Жанна искренне считает себя дерзкой, прямолинейной и вызывающе-распущенной.

Полина, конечно, действительно лжива. Ну, лжива… И Руносу она тоже не нравится. Но не ему упрекать за скрытность кого бы то ни было.

— Идем, Ваше Высочество, — подал он руку. Безупречно галантно. Восхитились бы все учителя его детства.

— Жанна! — капризно надула алые губки принцесса. — Для тебя — всегда Жанна…

2

Сквозь туман — смуглое лицо, точеный профиль, мудрые глаза. Горькие.

— Уходи.

— Не могу. Я должен вернуть тебя назад.

— Я не хочу возвращаться.

— Ты должна. — Горечь и печаль. В голосе, глазах, тумане… — Вспомни. Твой брат. Твоя сестра. Кто спасет их, если не ты?

— Ты. — И ни капли сомнения в праве просить о таком.

И он этого не отрицает.

— Я скоро уйду. Без права вернуться. А ты — нет.

Поэтому ей придется шагнуть назад? Воскреснуть?

— Я хочу уйти сейчас.

— У тебя есть это право. И есть выбор. Смертному уйти легче. Труднее вернуться. А еще труднее — остаться.

Диего… Алекса…

— Я не могу. У меня больше нет сил.

— У тебя есть силы. И есть долг. Всегда был. И прежде ты это помнила.

Даже когда бросила брата?

— Я больше не могу.

— Ты уже ушла однажды. Ты была нужна, но ты ушла. И больше я не отпущу тебя.

Он опять ее старше — какая ирония…

— По какому праву?

— По праву крови. По праву однажды отстоявшего твою жизнь. Тогда ты вернулась. У тебя хватило воли и памяти. Неужели ты не помнишь, зачем пришла?

Тогда у нее не было брата. Наверное. Или он не был настолько дорог. Была лишь сестра… но та справилась и одна.

— Кто ты? Кто я? Зачем всё?

— Ты всё вспомнишь, когда придет твой черед. Сейчас это лишь повредит тебе, потом — поможет. А сейчас ты должна вернуться. Возвращайся, Элгэ.

— Когда я вернусь, я еще увижу тебя?

— Нет. Но ты встретишь того, кого больше всего мечтаешь увидеть. И чья мечта — увидеть тебя. Хоть раз за целую вечность.

Вечность — это слишком долго. Как и непрожитый остаток жизни, куда теперь тянут силой.