Роджер едва не содрогнулся от одного голоса. И тут же от души выругал себя истериком.

Отсмеявшись, патриций отщипнул виноградину. Не спеша отправил в рот:

— Видите ли, Николс, вы не знали, что именно искать. Но нашли как раз, что нужно. Не знаю, по собственной инициативе вы скрывали половину правды или под угрозами Тенмара… На это мне плевать. Я никогда не собирался вас спасать из той клоаки, где вы сейчас находитесь. Вам там самое место.

Взмах рукой.

Ревинтер обернулся быстро, как сумел.

Должно быть, Андроник зацепил какой-нибудь шнурок. Или еще что. Иначе откуда на пороге выросли солдаты? В доспехах. И даже без розочек.

Бросаться на патриция Роджер не стал. Всё равно мигом оторвут и скрутят. Безоружный — он еще тот вояка! Даже хуже, чем вооруженный.

Да и не успел бы — учитывая, как скоро оказался в клещах чужих рук.

И что с ним теперь сделают? Память услужливо подбросила пару методов — из арсенала отца. Наиболее безболезненных. Да и по сравнению с квиринскими змеями Бертольд Ревинтер — просто голубь милосердный.

— Я, в отличие от Анри Тенмара, хорошо изучил вашу биографию. Вы — трусливый слизняк, не заслуживающий считаться сыном своего отца.

Андроник не спеша поднялся. Изящнее Гуго. Но не ловчее самого Роджера — случись им поменяться местами.

Подходит. Вальяжно так. Не хватает пьяного взгляда — мутного от восточного зелья. Только Андронику и не нужно. Такие если и потребляют, то ради удовольствия. Подлость в них своя. Природная и тщательно отточенная. Они ею гордятся.

— Что может ничтожество, вроде тебя?

Ревинтер и сам не знал, что попадет. Но плевок приземлился точно на левую щеку патриция. Надо же — вышло не хуже, чем у Ирии Таррент.

— Например, это! — выкрикнул Роджер. Глупо, жалко… но действенно!

Боль обожгла всю правую сторону лица. Наверное, кольца рванули кожу. Теперь жди новых шрамов. В компанию к дару Эйдиной сестры.

Ничего, ненадолго.

Следующий удар пришелся в челюсть. Расколол? Красный туман заволок перекошенную злобой рожу Андроника.

— Отлить водой, связать, сунуть кляп. И оставить за ширмой, — откуда-то очень издалека донесся еле слышный ненавистный голос. И издевательский смех. — Скоро увидишь, Николс, за какую мокрицу умрешь. Услышишь, как он молит о пощаде. И сдохнешь, зная это.

Как бы порадовалась сейчас Ирия Таррент!

Туман сгустился в плотный саван. И Роджер нырнул туда — в беспамятство. В кровавую мглу.

Часть третья. Арена.

Глава первая.

Квирина, Сантэя.

1

Туман. Красноватые хлопья кружат в воздухе, падают на землю, оседают… А где-то рядом хлюпает топкая трясина. Роджер жалко балансирует на самом краю — вот-вот провалится. И рядом нет ни Сержа, ни Тенмара, чтобы спасли! Выволокли за уши.

Нет никого и ничего, что прервет заслуженный ужас. Он ведь так никого и не спас сам. Ничем не искупил хоть гран вины.

Больно…

И голоса. Они были, а потом растворились в тумане. Доносились из-за занавеса… вон того — темно-алого. Его цвет Роджер с трудом, но отличал от всего прочего. Пока еще.

Впереди — Бездна Жгучего Льда и Ледяного Пламени. Может, он в нее и скользит, а вовсе не в трясину?

И даже это — пусть. Лишь бы голоса тоже были частью морока! За Гранью подлунного мира…

— Я готов сделать всё, что вы потребуете… — Отчаяние и боль.

— А какой мне с тебя прок? — Пресыщенность и довольство. — Ты вне закона. И позволить твоей сестре участвовать в священном обряде — великая милость с моей стороны.

— Если хочешь проявить милость — освободи Сильвию. Моя сестра невиновна! И ты это знаешь.

— И мы оба знаем, что даже будь она виновна — ее нельзя казнить. Но я легко могу сделать твою красотку-сестричку доступной плахе. И это мы тоже оба знаем.

Какой мерзкий смех!

Кто не подлежит казни? В Квирине? Отец говорил… там — среди снегов Лиара!

Нет, уже в Ритэйне. И снег уже неделю, как растаял везде. Подчистую.

Бертольд Ревинтер не смеялся. Не наслаждался сказанным. Но это не делало его меньшим мерзавцем. Один негодяй отдал приказ, другой — исполнил. И передал жертве издевку первого. Ту, подлую — о Квирине…

Туман отступил, прихватив с собой Бездну. Высшие силы справедливо рассудили, что в реальности Роджеру хуже. И они абсолютно правы.

— Ваша сестра, Марк Юлий Лаэрон, станет одной из «принцесс» сегодняшнего вечера. Это — честь для дочери и сестры преступника.

— Вы — мерзавец! — голос Марка сорвался.

«Принцессы» — это кто? Куртизанки для вечера «золотой молодежи»? Жертвы для какого-нибудь кровавого ритуала⁈

А вот насчет «мерзавца» друг зря. Так можно оскорбить лишь того, кто сочтет себя оскорбленным. А некоторые подобным гордятся.

Впрочем, даже если и нет — всё равно зря. Сейчас нужно сыграть совсем не это… А сам-то Роджер — хороший актер, чтобы советовать другим? Что же он тогда делает «за ширмой»? Связанный и избитый?

— У нее был выбор. — Ревинтер так и видел самодовольную ухмылку на холеном лице Андроника. — Прекрасная Сильвия могла провести этот вечер со мной. Но предпочла «принцев». Впрочем, думаю, после них она станет разборчивей. Деваться-то ей теперь некуда! — хохотнул патриций. — Да и пара моих друзей уже спорят, кому из них я ее подарю — когда она мне прискучит. Думаю, им лучше бросить жребий, а ты как полагаешь? Так что можешь не волноваться, Марк. До солдатского борделя дело дойдет еще не скоро. Через месяц-другой, не раньше. В крайнем случае — недели через три.

Точно — планируется оргия. И лучше не думать, каково сейчас Марку!

Каково⁈ Примерно, как было Эдварду, Леону, Ирии Таррент. Или одиннадцатилетней Иден. Она ведь тоже знала всё.

И отец действительно планировал ее как запасной вариант. Если Эйду схватить не удастся.

Сам потом признался. Планировал. И даже не сомневался в наглотавшемся дряни сыне.

— Чего ты хочешь⁈ — в голосе Марка уже беспросветное отчаяние. — Что ты хочешь за мою сестру⁈

Это и имел в виде Андроник? Собираясь демонстрировать Роджеру «истинное лицо» Марка?

Что ж, Ревинтер увидел. Истинные лица обоих.

Он сам бы не только умолял — в клочья дал бы себя разорвать ради дочери. Именно это — слабость в глазах подобным Андронику. Для таких силен лишь тот, у кого нет сердца. И души. А главное — совести.

— Чего я хочу?

Как же паршиво, что нельзя разорвать веревки! Дотянуться сквозь ширму, врезать в самодовольную харю! Да хоть связанными руками. Или ногами!

— Пожалуй, ты действительно похож на сестру. Раздевайся, Марк.

Молчание. Тишина. Потом глухой удар. Но не в морду. И не куда-то еще.

Так падает ременной пояс — на мозаику пола. Ровную, из безупречного квиринского мрамора. Его добывают в каменоломнях рабы… из пленных иноземцев.

Роджер закрыл болящие от усилий глаза. Будто мог увидеть сквозь ширму…

Еще бы заткнуть как-нибудь уши! Прости мерзавца и скотину, Ирия Таррент. Ты тоже была тогда в соседней комнате. Любовалась похабными усмешками и комментариями других скотов. Слушала крики сестры.

Ревинтер-младший об этом знал. Тогда это придавало сцене пикантности. Для негодяя — нанюхавшегося восточной дряни!

Творец, если это — твое наказание, то почему Марк⁈ Он-то ни в чём не виновен. Почему ты никогда не остановишь убийц и насильников вовремя? Почему только караешь потом⁈ В чём же тогда твое милосердие и справедливость⁈

… — Я ошибался: вряд ли твоя сестра так же хороша, — сыто хохотнул Андроник. — Но если хочешь получить ее назад — займешь ее место не только в постели, но и на арене. Гордись, «принц». Для тебя это тоже — великая честь. Почему же не говоришь, что я — негодяй? Боишься, что передумаю?

— Да. — В голосе нет ничего. Даже жизни. Роджер слышал такое три недели.

— Отвечай, боишься или нет.

— Да, боюсь.

— Как же легко таких, как ты, превращать в тряпку, Марк. Ладно, свободен. Мне еще «принцесс» подбирать для тебя и бывшего напарника твоей сестры. Раз уж выбыла она, и появился лишний кавалер. А ты как думал? Меня-то вместо Сильвии устроишь и ты. А вот кого другого… Хочешь все-таки сказать мне, что я — мерзавец?