Много раз произнесенные слова. Которых не было. Потому что та встреча стала последней. И победу сына отец тоже переживал один. Как и его смерть.
Спи спокойно, герцог Ральф Тенмар. Упрямый волк, последний Дракон Тенмара. Ни один сын не оказался достоин тебя, не так ли?
Ненависть к отцу прошла — с годами. Не враз, а постепенно, незаметно, по капле. Слишком поздно.
А к Карлотте — когда Анри увидел ее в беде. Или даже раньше — когда родилась дружба с Эдвардом? Нельзя ненавидеть возлюбленную друга.
Да и сколько лет было прекрасной и безжалостной графине Гарвиак, когда она едва не отправила «гнить в монастырских стенах» Катрин Тенмар? Меньше, чем ее сыну, когда он угодил в плен, а Серж — совсем мальчишка.
Глава 4
Глава четвертая.
Квирина, Сантэя.
1
— Вы удивлены моим приглашением, я знаю.
Голос кардинала располагает. Как и положено умному церковнику.
А тело кажется подтянутым и стройным. Как и положено михаилиту. Да еще и молодому.
— Признаться, да, Ваше Высокопреосвященство, — не стал скрывать Анри. — Что может понадобиться вам от отрекшегося от родины изгнанника-гладиатора?
— Вы — не единственный отрекшийся от родины изгнанник, — усмехнулся кардинал. — Даже из тех, что мне встречались. Хоть и не всегда они были гладиаторами. За мою жизнь…
Не столь уж и долгую. Кардинал выглядит сверстником Тенмара.
— И тем более я могу отличить тех, кто действительно отрекся, от тех, от кого отреклась сама родина.
Анри усмехнулся. Что есть, то есть, но одно не оправдывает второго. Никогда.
Живые люди — дороже чести. Но это не отменит ее потери. Выбор сделан, и глупо списывать собственное решение на кого-то другого.
— Я предпочел жизнь в плену возвращению в Эвитан и казни на площади. Мне никто не выкручивал рук, не подделывал подпись и не приставлял дуло к виску.
— Что подтверждает мои слова — родина вам всё еще дорога.
Анри про себя вздохнул. Только предложения стать наемником и сражаться против Эвитана под предлогом «спасения родины» ему и не достает. А ведь сейчас предложат.
— А мне дорога моя родина. И одна, и вторая.
А вот это — уже интересно. Возможно.
— Мидантия, где я родился. И Квирина, где я прожил три года. И я не хочу зла ни одной из них. Но не хочу и Эвитану, — словно прочел кардинал мысли собеседника. — Церковь — выше любого государства. Подполковник Тенмар, я вынужден вам кое в чём признаться. Это по моей воле генерал Поппей Август предложил вам и вашим людям карьеру квиринских гладиаторов. В его собственные намерения входило совсем другое. Гораздо менее приятное.
— Что?
Вся якобы приобретенная выдержка летит к змеям. В Бездну.
— Это был единственный способ сохранить всем вам жизнь. Я поставил на вас, Тенмар, как на разумного человека, и не ошибся. Вы спасли даже больше людей, чем я надеялся. На двоих, правильно?
— Вас хорошо информировали.
Значит, хоть о виргинке ему не известно.
— Кстати, Тенмар, вы знаете, что за это время Бертольд Ревинтер добился помилования и своего сына, и его друга?
— Теперь знаю.
Значит, Серж может вернуться домой. И, скорее всего, уже не первый месяц как.
— Я сообщу им.
С учетом, что Николс уже знает. И, оказывается, его вовсе не ввели в заблуждение. По крайней мере, в этом.
— Не сомневаюсь, — кивнул кардинал. — Только сейчас это не изменит уже ничего. Потому что изменились сами правила. Еще три месяца назад юный Ревинтер и еще более юный Кридель были вправе вернуться в Эвитан — по первому требованию. Но теперь на удовлетворение их просьбы уйдут месяцы. Я не прогадал с вами, но ошибся с Поппеем Августом. Власть теперь уже не у него. Именно потому я и пригласил вас сегодня сюда, подполковник. Как и генерал Август, я больше не контролирую ситуацию. Знал бы об этом заранее — собирал бы компромат еще и на Андроника.
— Благодарю за предупреждение, Ваше Высокопреосвященство.
Кардинал — действительно честен. В отличие от многих других. Михаилит остается михаилитом — эвитанец он или мидантиец. Равно как и братство Леонарда — сволочи в любой стране.
Итак, больше покровителей у эвитанских изгнанников нет. Осталось рассчитывать лишь на себя.
Зато прежде, оказывается, кто-то прикрывал. А Анри так этого и не понял. До последнего. Пока прямым текстом не объяснили. А он всё искал, искал выгоду Поппея… дурак наивный! Каким, оказывается, и остался.
— Прошу прощения за навязчивость, Ваше Высокопреосвященство, но почему вы спасли нас? — уточнил Тенмар. — И, кстати… бьёрнландские мушкетеры обязаны спасением тоже вам?
— Да. Олаф Сигурдсон тоже не стал губить людей ради химеры. У него ситуация не совсем ваша… Но возвращаться тоже некуда. А теперь о моих мотивах. Не могу сказать, что совсем не руководствовался человеколюбием. Но всё же мои намерения — не настолько чисты и бескорыстны. Видите ли, Тенмар, я раньше других увидел, что творится в Квирине. И это не только и не столько смена императоров. И даже не общее падение нравов. Простите меня за пафос, но сюда грядет большое Зло. А я — не сумасшедший и не фанатик. И хочу, чтобы, когда гроза разразится, в Сантэе нашлось хоть сколько-то нормальных, адекватных людей. Кроме меня самого.
2
— Ты — Эл-гэ? Странное имя. Я правильно произнесла?
— Ага, — бывшая и, будем надеяться, будущая герцогиня мрачно усмехнулась.
В таборе имени Кармэн не удивлялись, но уютнее было ненамного.
Шелк, бархат, портьеры. Ядовитые иглы, яд в вине и кемете, легкий шорох шагов убийц.
Страх задрапирован в шелка. Вечная тревога дремлет в шелковых ножнах. И — бабы, бабы, бабы… Молодые, юные, совсем зеленые. Плещутся в бассейне, красуются перед зеркалами, жуют сласти, вышивают шелком, сплетничают, натужно хихикают.
Мерзкая пародия на Восток. Театр паяцев.
А где-то на холме над морем еще издали гордо высятся величественные башни древней Арганди. И с суши, и с виноцветного моря.
Цветут гранаты. И маслины…
— Я-то — Элгэ. — Жаль, не та, что богиня. — А ты?
— А я — Мари, — большие, наивные голубые глаза. Кукольное личико. — Ты правда герцогиня?
— Самозванка, — усмехнулась илладийка. — Но Кровавый Пес клюнул. Герцогиню-то никогда не видел. Теперь отосплюсь в тепле. На чистой постели. И — опять кочевать с табором.
— Так ты — банджарон⁈ — восторга в юных глазах прибавилось вдвое. Если не втрое.
Действительно. Подумаешь, какая-то герцогиня — в сравнении с вольной дочерью степей? Лет в пять Элгэ думала так же.
— Ага. Цветастые юбки, острый кинжал, поцелуй. И тут же — удар клинком, — сделала страшный взгляд илладийка. — Песок впитает кровь. И — дорога, дорога, дорога…
Шуток, тем более — над святым, девочка не понимает. Глаза от восторга превратились в два голубых блюдца. Заняли пол-восхищенного лица.
И она — младше, чем можно решить по формам. Младше Элгэ.
— А зачем ты назвалась герцогиней? Ведь это же опасно! Герцогинь мало. Можно же простой дворянкой. Или баронессой…
— Называться — так герцогиней! — пафосно заявила Элгэ. — Мне правда приходило в голову, что принцессой — еще лучше. Но в Квирине принцесс больше, чем герцогинь, и все они мало живут. А в Эвитане единственная принцесса — Жанна, и она — уродина.
Может, такая репутация когда-нибудь спасет ее от подобных Поппею? А то еще наймет похитителей?
— А Мидантия? — вспомнила еще одну страну девчушка.
— Спасибо за идею. В следующий раз обязательно подберу подходящую по возрасту принцессу и назовусь ею. Их там полно. Каждый месяц кого-то свергают. Или арестовывают.
А принцесс — в монастырь.
— Совсем как у нас… А тебе не страшно?
— Я же вольная банджарон. Для нас нет ничего дороже свободы.
— А правда, что вы принимаете к себе всех, кто несправедливо обижен и кому некуда идти?
— Обязательно принимаем. У нас самый настоящий странноприимный табор, — илладийка схватила себя за язык.