Кевин криво ухмыльнулся. Братья отлично забавлялись, изображая пару «хороший мальчик» и «плохой мальчик». Так уж сплелось в семейном орнаменте — есть хорошие Риччи, а есть плохие.

Идет большая игра. Сегодняшнее задание подсказало ему, что за фарс происходит вокруг. Задолго до последнего Рождества Чарли Ричардс подцепил где-то слушок, что последняя всемирная биржевая паника в октябре 1987-го была организована «большой четверкой» из Токио. Случайность? Чарли решил разобраться и обратился к единственному человеку, который мог выяснить это для него, Чио Итало.

Кевин посмотрел на свои руки, затянутые в прозрачные резиновые хирургические перчатки. Заставь они его выполнять конторскую работу, как братца Керри, он бы быстро взбесился. Но бывали времена, когда семейные поручения пугали его до смерти. Уж слишком много от него порой зависело.

Что, если он не сумеет добыть нужную для Эль Профессоре информацию и все провалит? У него пересохло во рту до кондиции песка Сахары. Неудача бесповоротно утвердит Чарли во мнении, что Кевин бездарный головорез. Это также повредит карьере Керри — не очень-то хорошо быть братом-близнецом такой бездарности.

Кевин взглянул на часы. Четверть первого. В его распоряжении немножко меньше шести часов. Из другого заднего кармана он достал еще один черный футляр, чуть побольше сигаретной пачки. На нем была надпись: «Тинкмэн».

Думай, приказал он себе. Думай о том, как схарчишь кузена Чарли в один прекрасный день. Думай, как закувыркается он со своей башни и весь вид оттуда будет — твой. Из неудавшегося близнеца, безмозглого бандита, ты превратишься в босса...

Нахмурившись, Кевин подумал, что тратит понапрасну лучшее время своей жизни.

Гости разъезжались. Солнце, не заслоняемое более высокими зданиями, все еще роняло почти горизонтальные лучи на террасу Ричланд-Тауэр, а улицы внизу уже окутали сумерки.

Винс Риччи весь вечер заигрывал с хорошенькой девушкой, которую привел с собой Керри. Присутствующие уже обсудили его поведение. Женщины редко говорили Винсу «нет». И эта тоже никуда не делась бы, хмуро подумал он, если б не присмотр проклятой семейки, которую он тащит на своем горбу.

Двоюродный брат Эл, работавший менеджером в Атлантик-Сити, невзначай прошелся мимо — проверить, не слишком ли он набрался. Винс был слишком разборчив для безоглядного пьянства. Но всякий раз, когда ему казалось, что его лишили чего-то, принадлежащего ему по праву, он обнаруживал склонность к затяжным кутежам.

Кузина Пэм, жена рок-продюсера, подошла к Винсу.

— Молись, чтобы он не заметил, что ты натворил, — прошептала она, указав пальчиком в сторону Чио Итало, стоявшего наверху, у лестницы. Божество пугающей близости. Винс насмешливо сморщил нос. Он распахнул дверь, ведущую с террасы в какое-то внутреннее помещение, и вошел, надеясь, что Пэм отвяжется от него. Но она вошла следом за ним.

Предположение, что любой сицилийский мужчина, пусть и старик, может упрекнуть племянника в том, что он ведет слишком активную сексуальную жизнь, звучало смехотворно. Ухмыляясь, Винс протянул руку и ущипнул за самое соблазнительное местечко. Она отшатнулась.

— До чего блудливые ручонки!

— Остальное еще хуже. — Улыбка Винса погасла. Он запустил обе пятерни в свои густые черные кудри. — Кто назначал тебя моим ангелом-хранителем сегодня, Пэм?

— Кто-нибудь должен присмотреть, чтобы то, что у тебя в штанах, не вылезало наружу, — отрезала Пэм.

Ее голос звучал очень низко, как виолончель. Это задело какие-то струны в душе Винса. Он подумал, что брак с Тони, себялюбивым повесой, не принес ей много радости в постели. Пэм давно уже заигрывала с Вин-сом, но осторожно, прикидывая, как бы ей вскочить на подножку и при этом не угодить под колеса. — Знаешь, Винс, ты настоящее животное.

Он прищурился.

— Вероятно, на твой вкус это самый лучший комплимент?

— То, как ты обращаешься с Ленорой, — бесчеловечно!

Пэм взяла резкий, обвинительный тон, но Винс заподозрил, что негодование кузины связано скорее с тем, что он больше не прикасается к ней и Пэм не может придумать, как его к этому побудить.

Из всех Риччи у нее единственной был безусловный художественный талант. Раньше Пэм рисовала обложки для пластинок и магнитофонных кассет по заказу мужа, теперь взяла на себя всю работу с музыкальными группами: дизайн костюмов, тексты песен и так далее.

Винс расслабленно, но с кошачьей зоркостью наблюдал за попытками Пэм склонить его к развитию флирта. Рассерженная, она нравилась ему гораздо больше. Еще немного, и она станет почти переносима. Наверное, приятно было бы потискать ее самым немилосердным образом.

— Винс, с чего ты взял, что это твои жены не могут иметь детей? Это не они виноваты, а ты.

Удар, направленный в лицо Пэм, скользнул по плечу, она отлетела к стене. Быстро восстановив равновесие, она выпрямилась и уставилась на Винса глазами, горящими ненавистью. Вот в таком настроении она ему нравилась больше всего.

— Ну, Винс!.. Грязное животное! Che vergogna![8]

Выходя, Пэм хлопнула дверью. Словно включившись от этого хлопка, загудел зуммер телефона под локтем у Винса. Он поморщился, пытаясь соединить два явления. Наконец, решив, что это выше его возможностей, он снял трубку.

— Кто у телефона? — требовательно спросил какой-то мужчина.

— Винс.

— Винс, это Ренцо Джанфло, из Монтока.

— Какой Ренцо? — Винс прекрасно понял, что говорит со своим шурином, старшим братом Леноры.

— Винни, прекрати паясничать. Чио Итало поручил мне раскопать что-нибудь насчет вертолета. Думаю, ты знаешь, о чем речь. Скажи Чио, что мы нашли обоих около Пеконик-Бей, пилота и снайпера.

Винс нахмурился.

— Нашли?..

— Было поздно, Винни. Кто-то добрался до них раньше.

— Что теперь?

— Теперь? Теперь никто никогда никому ничего не скажет. Двойное покушение, и никаких концов.

«Тройное», — подумал Винс, вешая трубку, если считать беднягу Пино.

Как и в большинстве развивающихся стран, круг предпринимателей Южной Кореи — это одновременно и ее правительство. Поэтому естественно, что в правление нового завода электронного оборудования входили все политики и бизнесмены, начиная с президента и кончая владельцами банков и брокерских домов, которые на этот момент не сидели в тюрьме.

Шан Лао, почетный гость, приветствовал собравшихся в своем обычном будничном стиле. Собственно, именно он обеспечил добрую половину присутствующих постами. Это был невысокий, изящный, педантично аккуратный мужчина с головой, немного крупноватой для хрупкого тела, с огромными глазами, жадно схватывающими абсолютно все, до мелочей.

Новый завод работал уже около года, выпуская телемикрофоны, видеомагнитофоны, компьютеры и другое сложное электронное оборудование без торговой марки. Но сегодняшняя эскапада — визит почти правительственной делегации — была первым признанием со стороны Южной Кореи, что она является источником сотен тысяч приборов высокой технологии, наводнивших западный рынок по демпинговым оптовым ценам.

До сих пор желающие могли сверху донизу изучить любой холодильник или телевизор и не найти ничего, что указывало бы на страну-изготовителя. Это позволяло многим хорошо известным фирмам Тайваня, Токио и Сингапура ставить свое товарное клеймо на приборы и на 66% повышать оптовую цену. Причем без всяких колебаний: качество товаров было очень высоким. Все, что производил Шан, проходило драконовский контроль.

В самом конце церемонии в украшенном статуями и прудами цветущем саду Шан и ведущие правительственные чиновники любовались марширующим под флагом пехотным батальоном. Но глаза присутствующих постоянно возвращались к Шану, отшельнику, сторонящемуся всякой известности, за которым скрывалась необъятная фиансовая и промышленная мощь. Едва заметная морщинка легла на его гладкий лоб, и стоявшие рядом на секунду подумали, что заметили его неудовольствие.