— Результат должен появиться очень скоро.

— Думаю, юридическую фирму следовало бы вести на более надежной основе. То, что происходит сейчас... Это все равно что держать пари, или как Б-баз за рулеткой... — И она разрыдалась.

В другой комнате проснулся и расплакался Бенджи Эйлер.

— Каждый, кто согласится провести Рождество в Атлантик-Сити, заслуживает смертной казни через... смертельную скуку, — произнесла Имоджин Рэсп.

Они с Пэм расположились в гостиной одного из лучших отелей Винса и заказали по второму ромовому пуншу, напитку такой обманчивой мягкости, что обычно спохватываются только на пятой порции. Пэм, в ее новом, задорном и знойном облике, выгодно контрастировала с обесцвеченной скандинавской красотой Имоджин.

Состоятельная еврейская семья, в которой родилась будущая издательница, обеспечила ей степени и бакалавра, и магистра гуманитарных наук, а потом и докторскую в Виттенберге, как Гамлету. Там она познакомилась с неофашистским поэтом Уго Рэспом и вышла на него замуж.

Развод с Рэспом состоялся через год, развод с высокой литературой занял больше времени.

— Правда-правда, я могу провести только один вечер с тобой и твоим великолепным любовником-мафиози, — контрабасом пророкотала Имоджин. — У меня есть серьезные причины, чтобы вернуться домой в канун Рождества. Будет большой прием. Это бизнес, лапочка. Ну, что слышно насчет твоего нового бестселлера? Какая тема? Инцест? Детские извращения? Мафиози — дрянные любовники? Моя жизнь в семье Риччи?

— Я еще думаю... — После двух коктейлей голос Пэм звучал на терцию ниже. — Как насчет каннибализма?

— Избито.

— Да ну, перестань.

— Имоджин Рэсп берется только за абсолютно оригинальные вещи! Мои читатели ждут новых трюков, совершенно свежих или трюков в свежей упаковке. — Она покончила с коктейлем и показала официанту два растопыренных пальца. — Ты еще не поняла, что подписала договор с сатаной.

— Да, как насчет сатанизма?

— Старо как мир. — Дорогой костюм Имоджин, шарф от Гермеса, изящно свисавший с левого плеча, все в ней давало знать жалкой деревенщине, пропускающей свою жизнь через щели игральных автоматов, что здесь — украшение одной из элитных пород Манхэттена, вершительница судеб, мод, рекламы и печати большого города.

— Детские извращения? — повторила Пэм. — Не знаю, с чего тут начать. Папа меня тискал, конечно. Но он...

— Дорогое дитя, — трубно воззвала Имоджин, — твой личный опыт не имеет никакого значения теперь, когда я все взяла в свои руки. Твои следующие пять книг полетят, как из пушки! Нужна идея, а не опыт! Что-то волнующее. С богатыми иллюстрациями. Кстати, говорят, что МегаМАО — это просто фантасмагория...

— И правильно говорят, — перебил Винс, появившийся за ее спиной и положивший ладони на ее гротескные плечи. — Вы готовы провести экспертизу?

— Только после моего любимого автора.

— Послушайте, — сказал Винс. — Я примчался самолетом из Монте-Карло, чтобы встретиться с легендарным издателем Пэм. Я ожидал увидеть высушенного книжного червя. Вместо этого...

— Вместо этого, — перебила Имоджин, — вы уже созрели, чтобы предложить тройственный союз, воодушевленный химически... — Глубокий рокот прервался, секундная пауза. — Вот оно!

— Простите?..

— Книга Пэм Скарлетти о бисексуальном и извращенном поведении! Сто способов для троих достичь небес в единой ослепительной вспышке! Высокое имя униженного рабства, оковы и цепи неистовства! Любимая фантазия для главной мастурбации. — Ее маленькие карие глазки прищурились. — Грех, имя которому дано на крышах пентхаузов. Надежное средство против мужской импотенции и женской фригидности. Разнообразие как соль жизни. Встречи с мисс Кайеннский Перец. Помешательство, достигаемое...

— Слушайте, — грубоватым, шутливым тоном перебил поток импровизации Винс, — это пахнет большими деньгами!

Ближайший к континенту из Багамских островов — Бимини, или Большая Багама. Мимо постоянно курсируют мощные катера с запада Палм-Бич. Обычный конец маршрута — «Мирамар-Атенеум» в Лукайя. Но некоторые катера проносятся дальше, к вытянутой полосе частных песчаных пляжей, где впечатляющие особняки и уединенные коттеджи едва различимы в своем ненавязчивом великолепии.

Ни один из катеров не может состязаться в быстроте с гидропланами, летающими по тому же маршруту. А из моторных катеров самый мощный — пятидесятифутовый «Роберт И. Ли», принадлежащий фирме «Ли Бразерс». Катер назвали по имени одного из братьев Ли, недавно убитого в перестрелке на Кост-Гард. Шан Лао, под именем Генри Шиу, был почетным пассажиром «Роберта И. Ли». Его первым пригласили на борт.

Он был высокочтимым покровителем братьев Ли и их многочисленных предприятий в этих водах. Его нью-йоркский помощник, Бакстер Чой, считался компаньоном фирмы.

— Как мало сделано для китайцев нашей планеты, — пожаловался однажды Шан Бартону Ли. — Хорошие работники, хранители семейных ценностей, добрые граждане тысяч стран и всегда преданные традициям родины. Возьмите, к примеру, свою семью. Какую огромную работу вам пришлось выполнить сначала для себя, потом для своей приемной страны, а в конечном счете — для Китая. Вы как еще неоткрытый источник, дарящий исцеление. Поиск таких источников я хочу начать по всему миру.

— Как это чудесно! — с энтузиазмом воскликнул Бартон.

Он стоял за штурвалом, когда катер доставил Шан Лао на Бимини 24 декабря. Маленький причал обслуживал коттедж, который его жена Николь сняла для внука Лео. Она ждала его у причала, в узкой восточной юбке с длинным разрезом сбоку, и махала рукой приближающемуся катеру.

Шан вышел на берег, одетый в свой обычный серый банкирский костюм. Его проницательные глаза пробежали по берегу, быстро черпая информацию отовсюду. Бартон Ли вынес на берег два чемодана и большую картонную коробку со знаком «верх» на крышке и торговым знаком лучшего магазина Токио.

— Здравствуй, мой дорогой. — Они обнялись, а потом одновременно повернулись и помахали отчалившему катеру. «Роберт И. Ли», оставляя за собой петушиный хвост дыма, направился к Вест-Палм-Бич.

— Ты похудел, — сказала Николь.

— Похудел, — согласился Шан. — В этом году у меня очень жесткое расписание. — Он огляделся. — А где слуги?

— У нас нет слуг. Я и повар, и горничная. И, — она подхватила коробку из Токио, — швейцар.

— Хэлло! — К пристани приближалась Банни. Она несла на руках Лео. — Добро пожаловать в Палм-Шей-доуз!

— О, — неопределенно произнес Шан, — какая она длинная.

— Лео вырастет таким же.

— Где Ник?

— Прилетает сегодня.

— Добро пожаловать, — повторила Банни, подходя к ним. — Сожалею, что мы не встречались раньше.

— Это легко исправить, — произнес Шан с немыслимо изысканным оксфордским акцентом, большие глаза на великоватой, по сравнению с телом, голове казались выпученными. Он не заметил протянутой руки и взял у нее Лео, толстого малыша с лучезарной улыбкой.

— Лео Шан, — пробормотал дедушка. — Видишь, какие веки, дорогая? — Он повернулся к Николь. — Из всех заложенных в нас генов эти самые неистребимые. Мальчик выглядит точно как Ник в его возрасте.

Все еще держа Лео, он с церемонной учтивостью обратился к Банни:

— Мисс Ричардс, это колоссальная честь — быть дедушкой прелестного ребенка, рожденного такой привлекательной и одаренной молодой женщиной. Я буду вечно благодарить судьбу за возможность провести Рождество в вашем обществе.

— Боже, как великодушно, — сказала Банни. — Никто не предупредил меня, что вы такой льстец.

— Лестью полон мир, — мягко произнес Шан, — но я не пытался льстить, выражая свой восторг этим молодым человеком и вами. Надеюсь, для этого найдутся и другие возможности.

Он повернулся и возглавил шествие, держа на руках малыша. За ним следовала Николь с большой коробкой. Банни без слов предоставили два чемодана. По розовому песку частного пляжа, мимо пальм и кедров, они подошли к коттеджу с выходящей на море верандой.