— Трудно поверить, чтобы мужчина настолько хотел ребенка. Угрожать своей жене... — Как только Эйлин произнесла эти слова, она подумала, что зашла слишком далеко. Теперь — или они сразу же расстанутся, или их дружба будет вечной.

— А я не могу поверить, что позволила себе произнести это вслух, — грустно сказала Ленора. — Но это правда. Меня предупреждали братья, миссис Эйлер. Ну, и Винс не дает мне в этом усомниться. Если я...

— Просто Эйлин. Можно мне называть вас Ленора?

— Конечно. Эйлин — ирландское имя, верно?

— Эйлин Хигарти. Как, достаточно по-ирландски звучит на ваш вкус?

Ленора задумчиво прищурилась.

— Минуточку... Как раз вчера в «Таймс»... Верно? В недельном обозрении... Я права? Вы знаменитость?

— А вы часто читаете «Санди таймс»?

Бледные щеки Леноры вспыхнули румянцем.

— Только о развлечениях и недельное обозрение... — Живость исчезла с ее лица. — Эйлин, он свихнулся на этом. Он на двадцать лет старше меня, понимаете? Он считает, сейчас — или никогда.

— Старина Баз говорит, что у вас все в порядке. Остается только один вариант...

Ленора медленно покачала головой, прежде чем Эйлин успела закончить фразу.

— Если я попрошу Винса обратиться к доктору, он свернет мне челюсть набок.

Сочный рот Леноры сжался, полные губы плотно сомкнулись.

— Он когда-нибудь поднимал руку на вас? — спросила Эйлин.

Ленора молчала, но ее глаза достаточно красноречиво ответили на вопрос. Она отхлебнула кофе.

— Ладно, — вздохнула Эйлин. — Сколько у вас времени, чтобы как-то вывернуться из этого?

Ленора промокнула губы салфеткой.

— Думаю, если я не забеременею до Рождества — все. Занавес.

— Вы можете обратиться к адвокату, сделать заявление и попросить полицейскую охрану. Я могу все организовать для вас сегодня еще до конца дня.

Ленора снова протестующе покачала головой, не дослушав до конца.

— Вы не понимаете, в каком мире я живу, Эйлин. Если я сунусь к копам, от меня отречется моя собственная семья, мои родные братья. Мы никогда не обращаемся к полицейским. Никогда.

— И вы позволяете им всем затолкать вас в могилу, так, что ли?

Ленора задумчиво прожевала кусочек булочки, подбирая слова. Потом ответила:

— Мы из разных миров, понимаете, Эйлин? У вас есть закон и все такое. Я — другое дело.

— Ленора, вы не правы. Мы живем в одном и том же мире, поверьте.

Ленора пожала плечами.

— Это мне не поможет.

— А что, если я признаюсь вам, что взялась сейчас за самое серьезное дело в моей практике и оно связано с деятельностью компании под названием «Риччи-энтертэйнмент»?

Удивленное молчание повисло в кофейне. Через несколько секунд оно было нарушено шипением кофеварки. Потом мимо окон прогрохотал городской автобус в облаке выхлопных газов.

На гладкой переносице Леноры между большими темными глазами слегка наметилась морщинка.

— Вы хотите прищемить хвост Винсу?..

— Не совсем так. Просто никто не должен ставить себя выше закона, — объяснила Эйлин. — На суд можно вызвать каждого. В том числе и мужа, угрожающего своей жене.

— И вы надеетесь притащить в зал суда Винсента Дж. Риччи?..

— Если получится.

Очаровательная улыбка осветила лицо Леноры.

— Господи, Эйлин, я вам верю! Но мне-то чем это поможет?

Эйлин положила свою ладонь на ее руку.

— Возможно, мы сумеем поддержать друг друга.

— Вы хотите, чтобы я помогла вам упечь за решетку Винса? Несмотря на всех его холуев? — Улыбка Леноры стала шире. — Но как?..

Эйлин погладила ее руку.

— Это самое меньшее, чего он заслуживает, отказываясь сделать анализ спермы.

Около кофейни притормозило такси, впритирку к нему — второе. Оба шофера вылезли из машин на плавящийся асфальт и начали вопить друг на друга.

Отдел благотворительности «Ричланд-бэнк и Траст К°» располагался не в гладком веретене Ричланд-Тауэр, а в средней части здания корпорации, выходившей на Тридцать четвертую улицу. Этот район под наступлением издательской промышленности Нью-Йорка заполнился объектами первейшей общественной необходимости — шикарными ресторанами.

В прошлом Чарли начинал с того, что прибирал к рукам небольшие банки с бестолковыми управляющими. Но «Ричланд-холдингз» поначалу не завоевал большой известности в этом городе огромных банков. Кто-то из специалистов по связям с общественностью предложил изменить политику всего дела, переориентироваться не на опекунство в отношении клиента, а на извлечение максимальной прибыли в его интересах. И сделать достоянием общественности новую стратегию банка.

В течение нескольких лет «Ричланд-холдингз» так развернулся, что потребовался «менеджер по благотворительности». Приставка «и. о.» позволяла Гарнет в любой момент уйти, если не удавалось добиться своего. А в ее практике это случалось редко. Когда в одном забеге участвовали экология и прибыль, фаворита угадать было легко.

По крайней мере, так обстояло дело до ее встречи с Чарли. Гарнет всегда понимала, что ее внешность проказливого эльфа немного противоречит солидному фасаду учреждения — внешность обманчиво инфантильная и в то же время зрелая. А стареющих мужчин обычно тянет к юным телам со слабым умишком.

У Гарнет был тот тип красоты, который выигрывает перед зрителями или объективом. При сокращении дистанции мужчины по большей части впадали в растерянность и исчезали. Но не Чарли, только не Чарли. Он тоже был по-своему экзотичен — своей добропорядочностью, благонамеренностью. И загадочностью родовых линий. Все это разожгло в Гарнет такой интерес, что она сама удивилась.

Преуспевающие мужчины, вступая в средний возраст, часто любят поговорить о том, что хотят изменить жизнь. Что-то в этом роде она слышала и от богача, предоставившего ей этот дом на реке. Но на такой крутой, эксцентричный перелом был способен только Чарли.

— Нам потребуются десятилетия, — увлеченно говорил он, размахивая руками. — Избиратели настолько невежественны, что трудно даже определить, насколько мало они знают. Затем они идут к урнам, и... Ты видишь, что за президентов они избирают!

— Значит, начинать надо с самых молодых — студентов, — напомнила она. — Это очень дорогое удовольствие, Чарли. Избиратели знают, что преподавание не самая выгодная работа. Учителя думают о том же, глядя на свою получку.

— И тем не менее...

Гарнет рискнула и проверила серьезность его намерений. Самым свирепым отравителем окружающей среды была строительная фирма «МАСА», гравийные и цементные заводы, принадлежавшая «Ричланд-холдингз». Прочитав ее доклад, Чарли снабдил все заводы «МАСА» очистительными модулями. К этому времени они уже стали любовниками, но еще не близкими по-настоящему людьми.

Чарли был очень приятный внешне и редкий умница, причем без малейшей рисовки. Женщинами не интересовался, это она заметила сразу, то есть в каком-то смысле, по меркам Манхэттена, считался ортодоксом, что обеспечивало ему вознесение на пьедестал вместе с очень ограниченным кругом аристократов мира бизнеса. Но хотя и не имел в области секса никаких отклонений, обладал большим воображением — в такой же степени, как и она сама: Это говорило о хороших уроках, полученных в юности, наверное, в объятиях кузины Стефи.

Из безусловно интересного знакомого, даже приятеля, он превратился в ее одну-разъединственную любовь. Это случилось помимо ее сознания и, во всяком случае, помимо ее воли. Одна-разъединственная любовь — это очень опасно. Можно порвать сердце в клочья. Она твердо усвоила это после смерти Джерри. Но Чарли, кажется, собирался задержаться.

Второй раз испытывая Чарли, она нацелилась на нефтяную компанию в Пенсильвании. Раньше скважины держали замороженными, потому что выкачивание сырца обходилось очень дорого. В последнее время цена нефти начала расти. Но скважины находились на территории заповедника, национального парка, предназначенного для прогулок, рыбной ловли, наслаждения природой. Разработка скважин грозила нанести ущерб гораздо более важному ресурсу — красоте.