В одном из углов стилизованного японского садика защелкали репортерские вспышки. Ленора, тепличный цветок, поспешила к выходу. Перебирая в памяти свои покупки, она еще раз напомнила себе, что пять тысяч — мелочь для Винса. Это поступления за шестьдесят секунд от ста четырнадцати детоксикационных клиник, разбросанных от побережья до побережья. Естественно, ей не показывали бухгалтерские отчеты «Риччи-энтертэйнмент», просто однажды Винс обмолвился, что медицинские центры приносят свыше трех миллиардов в год. Остальные подсчеты Ленора произвела самостоятельно.

Огромный, как расписание электричек, плакат был укреплен на одной из стеклянных стен кафе. Это была копия обложки нового бестселлера Пэм Скарлетти под названием «Выжить в этом столетии». Расторопная нью-йоркская издательница посоветовала ей развить первый творческий успех, увенчанный президентской наградой, и выпустить второй буклет. Новый буклет Пэм был адресован алкоголикам, больным СПИДом, избиваемым женам, курильщикам, изнасилованным и другим жертвам индустриальных джунглей.

— А теперь... выступит... Пэм! — Все телекамеры развернулись. Заинтересованная, Ленора вернулась в патио и подошла поближе.

Господи, Пэм выглядела великолепно. Она была на десять лет старше Леноры, но очень помолодела за последние месяцы. Изысканно угловатая фигура, водопад угольно-черных волос, коротко подстриженных на затылке и волной опускающихся на плечи, элегантный костюм — все это придавало ей очень энергичный и немного порочный вид. Другими словами, чрезвычайно современная, полная жизни, достойная зависти женщина.

Ленора почувствовала настоящую гордость — за Пэм, за всех родственников. Не важно, что движущей силой успеха был Винс, а не Пэм, не важно, что буклет был просто глазурью, которой сверху прикрывались темные дела. Все равно Риччи — великолепная семья! Она помахала Пэм рукой.

После съемки они обнялись и договорились вместе позавтракать. К кузинам присоединилась издательница Пэм, одна их тех шикарных блондинок, которые сделали стиль «Шанель» обязательным атрибутом мира бизнеса.

— Хай, я — Имоджин Рэсп. Знаете, мы решили отдать десять процентов прибыли от издания на благотворительность.

— Это немного охладило пыл налогового управления? — поинтересовалась практичная Ленора.

Имоджин Рэсп, не отвечая, торопливо осушила бокал «Перье» и встала, улыбаясь так всепобеждающе, что зимнее солнце, отразившись от ослепительных фарфоровых зубов, отпечатало их на сетчатке зрителей.

— Вам, девочки, наверняка есть о чем пошептаться. Пока!

Пэм проводила ее взглядом.

— Грандиозная девка, — сказала она, машинально переставляя с места на место тарелочку, на которой лежали затейливо нарезанные свежие овощи и четыре ломтика копченого цыпленка, размером с карандашные стружки.

— Знаешь, я стояла такая гордая, — улыбнулась Ленора. — За тебя. За Винса. За всех Риччи. Мы — великая семья. То есть, конечно, мы Джанфло, только двоюродные, и...

— Зато ты произвела на свет настоящего Риччи. Этот крошка Юджин должен быть изрядным хулиганом!

— Очень деятельный. — Ленора не стремилась развивать эту тему.

— В папочку, — засмеялась Пэм.

Ленора без особого энтузиазма согласилась.

— Это точно.

— Все были в таком восторге, когда ты забеременела, — продолжала Пэм. Ее голос был низким, глубоким и напоминал виолончель. Но голос Имоджин Рэсп был еще более низкого тембра — как контрабас, и Ленора подумала, что Пэм старается ей подражать в чем только можно. — Молодец, сумела закрепить победу. Я знаю, как Винс помешан на детях.

Улыбка Леноры вышла немного кривой.

— Все в семье об этом знают.

— Честно говоря, — добавила Пэм, — надеюсь, ты не обидишься — многие в семье считали, что Винс вообще не сможет иметь ребенка. При его образе жизни... Ну, ты меня понимаешь.

Ленора задумалась.

— А что, это отражается на семени?

— Так говорят. — Пэм захихикала на такой басовой частоте, что люди за соседними столиками начали оглядываться на них. — К тому же ты ведь знаешь, какие грязные трюки придумывают мужики. Могу себе представить... — Она умолкла, якобы из деликатности, но на самом деле ее голос был нисходящей гаммой подавляемого удовольствия. — Имоджин притащила мне кучу макулатуры про секс — ну, там, содомия и так далее. Если ей верить, мужики переспят с ней один раз и все, рабы на всю жизнь.

— С Винсом этот номер не прошел бы.

— Может, ты не все знаешь, — заметила Пэм.

Повисла напряженная тишина — в голосе Пэм прорезалась предательская нота, говорящая о личном опыте общения с Винсом. Пэм поторопилась прервать молчание:

— Теперь, когда ты — мама Юджина, все, чего Винс хочет от жизни, — это второй сын. Для этого есть только одно средство, а то, что ему нравится, на этот случай не подходит.

На этот раз взрыв смеха был аккордом басовой каденции и гобойной трели. Что имела в виду Пэм, Ленора не поняла, но зато теперь ей было ясно, что кузина проводит разведку боем. Зачем ей нужно знать о сексуальных пристрастиях Винса?

— А как этому учатся? — шутливо поинтересовалась Ленора. — По журналам и книжкам? Винс не захочет заниматься моим просвещением.

— Всегда можно кого-нибудь найти. Ты очень привлекательная женщина, Ленора. Я постоянно работаю с моделями, актрисами. Ты лучше их всех! У мужчин такое примитивное представление о женской привлекательности. Имоджин — она считает себя бой-бабой — показывала мне письма, которые ей присылают некоторые психи. Там такие вещи! По-моему, для мужчин не существует никаких запретов, они просто не в своем уме, когда дорвутся до женщины. У тебя самая подходящая внешность, piccola cugina[75].

— Но мне никто не присылает писем.

— Это еще раз доказывает, какие глупцы мужчины.

— Или что никто не станет связываться с женой Винса Риччи.

— Понятно. Понятно. Трусы.

У Леноры возникло ощущение, что Пэм манипулирует ею, что своим низким виолончельным голосом она завела мелодию, в которую предстоит вплестись ее собственным дрожащим трелям.

— Удивляюсь, как это Винс не пытался подбить клинья под тебя, Пэм.

Блестящие, четко подведенные глаза Пэм быстро опустились, и она занялась исследованием своего салата с цыпленком. Красно-коричневые пятна на скулах проступили еще ярче. Она потеребила завитки своих коротко подрезанных и взбитых волос.

— Ну, такое тоже было, только очень давно, — довольно лживым голосом произнесла она.

— Когда он был женат первый раз?

— Еще до того.

— Когда он увивался за Стефи?

Пэм нахмурилась. Из-за этого между ее бровями залегли морщинки, выдававшие возраст.

— И он туда же? Боже мой, есть ли на свете мужчина, который не путался с этой леди?

— В семье — нет, — злорадно уточнила Ленора. — Кстати, последняя сплетня — ее Керри и Уинфилд, дочка Чарли...

— Но!.. Это же!..

Ленора с удовлетворением любовалась брешью, пробитой в оболочке лицемерия и снисходительности, которой окружила себя Пэм.

— Все в семье умирают от любопытства, — добавила Ленора. — Стефи никогда никому не признавалась, кто отец близнецов.

Пэм с усмешкой покачала головой.

— Не исключено, что Винс сделал эту парочку.

— Вот уж нет. — Слова вылетели быстрей, чем Ленора успела это понять. Что бы она ни добавила, не спасало положение. Она молча взялась за салат.

— Не важно. — Пэм оглядела кафе, пропитанное духом добротности. — Стефи никому не скажет, кто отец. И я ее не виню. — Она положила прохладную ладонь на руку Леноры. — Или тебя.

Контора «Хигарти и Кребс» казалась вымершей. Даже в приемной не было ни души. Было около пяти, когда сюда пришла Ленора, облегчив семейный бюджет еще на три тысячи.

Она не была здесь довольно долгое время. Крошка Юджин требовал много внимания. Можно было предположить, что маленький Бенджамин Эйлер, родившийся двумя днями позже, тоже отнимал много времени у своей мамы. Родившаяся в большой семье, Ленора знала, что внимания требуют все дети, но только немногим удается своими требованиями ставить весь мир на голову.