Начальник полиции вытер пот со лба, а затем поднялся с места: – А...

– Если интересует, оформлены ли официально трудовые отношения с Ферном, то готова предоставить договор. К сожалению, так торопилась, узнав, что придётся разбираться лично в случившемся – оставила его дома. Можете выделить констебля, когда поеду обратно. Он же передаст вам договор или сможет клятвенно подтвердить его наличие, если опасаетесь обмана... – я специально понизила голос, прежде чем продолжить. – ... или подлога.

– Да-да, конечно,Ваше Сиятельство. Служба такая... Документы должны соответствовать...

– Понимаю. Думаю, чем быстрее мы разберёмся в ночном происшествии, тем скорее вы вернётесь к документам. Не хотелось бы привлекать господина окружного прокурора...

***

Камеры с задержанными находились в левом крыле здания. Даже можно было обойтись без сопровождающего, ибо по шуму и тяжёлому запаху было сразу понятно, что там не архив находится. Кто-то из констеблей или сержантов периодически повышал голос, призывая к порядку, после чего следовало недолгое затишье, а затем всё повторялось. Ларри повезло, что его поместили к «чистой публике», а не к бродягам, хотя его камера имела смежную с ними решётку. Естественно, ни о какой «одиночке» речи не шло: помимо него на лавках разместилось около дюжины горожан разной степени помятости и целостности. На первый взгляд с Ларри всё было в порядке:

Едва заметный кровоподтёк на левой скуле, да сбитые костяшки на руках. Вот только я знаю случаи, когда человек внешне был в полном порядке, а потом вставал и умирал на месте или спустя полчаса.

– Вот ваш Ферн, живой и здоровый. А вы волновались, – гордо произнёс начальник полиции, отдавая приказание дежурному выпустить Ларри.

– А кто из них Листи?

– А пострадавшие у нас вон там находятся, – начальник махнул рукой в противоположную сторону.

– Пострадавшие, говорите... – я сузила глаза, продолжая наблюдать за Ларри. – Так как Ферн работает на меня, то его интересы сейчас представляю я. Хотелось бы увидеть заключение о его осмотре дежурным врачом. Так понимаю, что его не было?

Начальник полиции совершенно искренне удивился: – А зачем его было осматривать? Он же не пострадал...

Если я до этого сказала, что была в бешенстве, то соврала. Потому что именно вот в эту минуту меня накрыло яростью! Даже жаль, что приходится «держать лицо».

– Если Лоренс Ферн не пострадал, в таком случае, почему с таким трудом поднялся с лавки? Ноги затекли? Обычно люди встают их размять, но, судя по тому, что сейчас вижу, он был просто не в состоянии, – пока начальник полиции недовольно сопел, я успела поймать момент, когда на Ларри хотели надеть наручники, и протестующе подняла руку. – Ферн, расстегните, пожалуйста, рубашку! Прямо здесь, чтобы лишних вопросов ни у кого не осталось!

Ларри взглянул вначале на меня, потом на начальника полиции, и, как только увидел от того разрешающий жест, начал несмело, слегка подрагивающими пальцами, выталкивать пуговицы из петелек. Как только последняя оказалась расстёгнутой, опустил руки, ожидая дальнейших указаний. Даже через немного разъехавшиеся полы рубашки была видна полоска фиолетово-бордовой кожи. Чего-то подобного я, к сожалению, ожидала. Чуть повернула голову в сторону и обратилась к начальнику полиции: – Может, наконец-то, пригласим дежурного врача для освидетельствования? Не кажутся ли вам характерными полученные Ферном травмы на те, что были указаны в заключении осмотра Кэлионы Листи? Люди, привыкшие распускать руки, подобно Лоуренсу Листи, редко изменяют своим привычкам. Так кто у нас потерпевший в итоге? Почему дежуривший ночью инспектор не удосужился ни взять показаний с Ферна, ни показать его врачу?

Во время моей тирады один из задержанных, находящихся в «камере для пострадавших», бочком протиснулся в самый дальний угол и постарался слиться со стеной. А вот и сам Лоу Листи собственной персоной. Красиво его Ларри отделал, качественно: всё лицо брата Кэлионы представляло моргающую недожаренную котлету с расквашенным носом, на фоне которого даже его жирные щёки терялись. Немудрено, что Лоу приняли за потерпевшего. Бить по лицу – это не по-джентльменски, но мне кажется, что когда на тебя несётся такая туша, особо выбирать, куда бить, не приходится: тут главное – самому уцелеть. Пока начальник полиции костерил на чём свет стоит своих подчинённых, подставивших его под служебное расследование, я немигающим взглядом прожигала дыру в Листи. Жаль, что не буквально. И нервы его не выдержали. Взвившись со своего места, он подскочил к решётке и завопил: – Этот ваш кучер мне челюсть сломал! Дверь вынес! Дом разгромил! Я! Я –пострадавший, а не он!!!

Однако, увидев сверкнувшие в моих глазах огоньки, Лоу попятился назад и, споткнувшись, шлёпнулся на задницу.

– Все слышали обвинения Лоуренса Листи, выдвинутые Лоренсу Ферну? Господин начальник полиции, я требую зафиксировать это в протоколе. Осмелюсь добавить, что была на месте происшествия и всё, что сейчас было сказано – ложь. Наглая, трусливая ложь. Человек со сломанной челюстью не смог бы произнести ни слова, дверь была явно выломана изнутри, а Ферн не входил в дом, следовательно, нападал Листи, которого он пытался удержать от противоправных действий. Если бы мой кучер хотя бы раз ударил по дубовым доскам, то раны на его руках были более впечатляющими. Это подтвердит любой ваш эксперт. Как работодатель, чей наёмный работник пострадал от другого лица во время исполнения поручения, хочу написать заявление о нападении, причинении физического ущерба и клевете, в результате которой пострадали честь и достоинство не только Ферна, но и мои!

– Пожалуйста, пройдёмте в мой кабинет, пока осматривают вашего работника. Там вам будет гораздо удобнее... – залебезил обливающийся потом начальник полиции.

– В таком случае требую, чтобы осмотр происходил в моём присутствии. Имею право свидетельствовать, дабы верно оценить ущерб.

Начальник полиции тут же согласился и приказал надеть на Ларри наручники.

– О каких наручниках может идти речь?! Во-первых, Ферн уже не подпадает под статус обвиняемого и зачинщика беспорядков...

– Но он участвовал в драке!

– Защищая свою жизнь! Во-вторых, если у него сломаны рёбра, то, пока руки скованы, они могут сместиться и ухудшить его состояние, в-третьих...

Хорошо, что у начальника полиции хватило мозгов больше не спорить со мной. Он и так себя не только на служебную проверку бездействием своих подчинённых подвёл, так ещё и на пинок под зад со службы заработал. Поэтому в кабинете мы оказались весьма быстро, делая скидку на неторопливость храбрящегося Ларри, вышагивающего между нами и сопровождающим констеблем. Врач чуть отстал, собирая необходимое в саквояж, когда услышал, что придётся проводить осмотр не в своём привычном закутке.

После учинённого мною разноса перо и бумага появились на столе начальника, словно по мановению волшебной палочки. Даже стул заменили на относительно приличное кресло. У меня была с собой перьевая ручка, заправленная чернилами, но демонстрировать её пока не стоило, пришлось воспользоваться казённым пером для написания заявления.

– Надеюсь, господин начальник полиции, речь о выпуске под залог Ферна уже не идёт?

– Да, Ваше Сиятельство. Но нарушение общественного порядка всё-таки было, этого нельзя отрицать.

– Сколько? Я готова оплатить штраф прямо сейчас. Оспаривать его буду уже в законном порядке во время судебного разбирательства. Вернее, не я, а мой адвокат. Учитывая, что Кэлиона Листи в ближайшее время не сможет внести залог за брата, а также оплатить штраф ввиду своего тяжёлого состояния, могу узнать, на какой срок будет подвергнут аресту Лоуренс Листи?

– Две недели, а затем отпущен под надзор и подписку о невыезде до суда, если вы решите дать дальнейший ход делу...

Я прокатала заявление пресс-папье и отодвинула в сторону: – Не просто доведу дело до конца, а намерена посадить Лоуренса Листи на весьма значительный срок. Чтобы хорошенько думал впредь, как руки распускать. Две недели в тюрьме мало. Три или четыре – гораздо более разумный срок, учитывая, что он сотворил со своей родной сестрой. Договор о найме с ней я, к сожалению, подписать не успела, но можете считать, что уже два моих работника пострадали от необузданного нрава Лоуренса Листи и его злоупотребления алкоголем. Этот человек опасен для общества и должен получить сполна за свои злодеяния, пока кого-нибудь не свёл в могилу.