– Добро, дальше идешь? А то стемнеет скоро.

Иду, куда деваться‑то. Вылез обратно на крышу, полюбовался на белый броневик оазисом стоящий в кольце мертвых зомби и прикрытый сверху еще несколькими телами. Прошел до того места, откуда выбирался в прошлый раз, прикидывая сколько метров заваленного коридора, я смогу обойти.

Спустился на кондиционер, заглянул в окно кабинета и понял, что рановато – там по пояс куча из тел. И куча все еще шевелится, подранки пытаются выбраться. Тут, как высоко ноги не задирай, цапнут так, что мало не покажется. Вернулся на крышу и пошел искать выход на лестницу.

Когда я оказался в здании, торопиться не стал, опасаясь нарваться на совсем уж тупых, глухих или просто заблокированных в помещениях мертвяков. Осмотрелся, сделал несколько контрольных выстрелов, и только потом взялся за рацию.

– Джерри, прием! Я на месте, давай своего спеца. Джерри, прием!

– Ха, а я ведь знал, что у тебя получится. – через какое‑то время отозвался радостный голос Джерри, – Сейчас, мы рядом уже.

– Если рядом, так заходите в гости, – я попытался прикинуть, где именно рядом они могли быть, явно же, что из лагеря «глобалов» рация не достанет.

– Нет. Но тебя подберем, как все найдешь, – Джерри что‑то прошептал мимо рации, а потом вернулся. – Передаю трубку. Будь повежливее.

– Але? Добрый вечер, вы говорите по‑английски? – рация скрипнула так, что я не сразу узнал голос Астрид.

– Да, зовите меня Андрей, так будет проще.

Астрид замолчала, явно удивленная тому, с кем придется общаться. Но тоже не стала афишировать наше знакомство.

– Прекрасно, вы можете описать, где вы сейчас находитесь?

– Я на пожарной лестнице, между первым и вторым этажом в левом крыле.

– Прекрасно, вам нужно…

Астрид описала мне путь до лаборатории безумного профессора. Оказалось, что можно было пройти намного проще, чем я бродил в прошлый раз. Так что уже через десять минут я стоял в том самом злосчастном коридоре со взорванными ловушками и крутил пулеметом во все щели, двери и углы, проверяя, нет ли здесь затерявшихся мертвецов. Нашел парочку шаркунов и безногого циркуля, впавшего в некие анабиоз, из которого я его уже не выпустил.

– Так, что нужно искать?

– Там дальше по коридору кабинет нашего сотрудника, – Астрид волновалась и явно хотела сказать что‑то другое, но боялась прослушки и реакции Джерри. – Должны остаться данные по его работе.

– Компьютер, ноутбук, папки, дневники, пробирки? – я перечислял то, что запомнил в кабинете.

– Нет, коллега, он, как бы это сказать, был со странностями и манией преследования. Он бы не оставил свою работу в таком месте или на таком носителе, к которому легко получить доступ. Нужно искать флешку или даже диск, он еще и старомоден был.

– Хм, и где же это искать?

– Простите, – Астрид вздохнула, – Я правда не знаю, но, скорее всего, это где‑то на виду. Многие наши профессоры старой школы очень любят повторять, что если хочешь что‑то спрятать, то прячь это на самом видном месте.

– Окей, попробую.

– Надеюсь, у вас получится. Это действительно важно, мы считаем, что в работе профессора есть находки, которые помогут справиться с заражением. Он изучал не это, но скорее случайно нашел решение от заразы.

Вот он, толстый намек. Типа не ломай, не порти данные – нам не суперсолдаты нужны, а лекарство от паразита. Окей, верю. Сам знаю, что стимулятор с «циркулем» сотворил.

Я уже видел раскуроченную дверь в лабораторию, видел конечности «циркуля» в проходе, но прежде чем пойти вперед еще раз пошумел. Пнул в стену металлическую лампу, болтающуюся на одном проводе. Подождал, пока звон разнесется по округе и что никто не бросится в ответ.

В кабинете ничего не изменилось – все тот же бардак, камеры все еще работают, транслируя гору трупов в коридоре и, к счастью, пустые остальные помещения. Услышав мои шаги, в ящике зашуршал запертый мертвяк.

Единственная странность – отсутствовало тело профессора. Я готов был поклясться, что делал контрольный в голову, так что это либо побочка от его исследований (фиг знает, может, он себе все‑таки что‑то тоже вкалывал), либо кто‑то им полакомился позже.

Я подкатил каталку к двери, пусть не ради баррикады, но как сигнализацию, если кто будет красться сзади, а сам уселся в кресло Альберта. Откинулся на спинке и стал вертеть головой и представлять, что это мое рабочее место.

Так. Это должно быть где‑то в удобном месте, чтобы по несколько раз в день этим пользоваться – сохранять, записывать, дополнять. И возможно это на виду, буквально на расстоянии вытянутой руки.

Проверил под сиденьем стула, но нашел только засохшие жвачки. Ну, Альберт, ну е‑мое, а еще профессор!

Потом посмотрел под столом, вытряхнул и переворошил бесполезный хлам из ящиков и также проверил их на момент приклеенных к днищу тайников. Поковырял разряженный ноутбук, скрепкой всковырнув сиди‑ром в надежде, что у этого динозавра все будет максимально на видном месте. Я уже лет двадцать, наверное, сиди‑ромы не видел, даже не знал, что такие ноутбуки еще выпускают. Запихнул его в рюкзак на всякий случай.

Дальше стол. Тут перчатки резиновые нужны, чтобы все разобрать нормально. Фантики, обертки, заплесневелые огрызки, стаканчик для карандашей и ручек, куда страшно было заглядывать. На донышке уже какие‑то отдельные микроорганизмы своей жизнью живут, будто не ручки здесь хранили, а не обмытые зубные щетки, причем годами.

Я достал томагавк и, будто пшено перебирая, стал по слоям смахивать все со столешницы. Чисто, ну то есть пусто.

Перешел к стеллажу сбоку от мониторов. Сначала папки с какими‑то распечатками, графиками и таблицами. Связался на всякий случай с Астрид, описал, что вижу, оказалось не то.

Потом книги – часть учебники, часть какие‑то детективы с кричащими обложками, парочка путеводителей по Сьерра‑Леоне (один я прихватил с собой) и библия. Я перевернул и пролистал каждую книжку и только из одной выпало несколько порнографических открыток, красочно мультяшных, но тоже старых, вроде этот стиль пинап называется. Выглядело симпатично, так что тоже прихватил, Вадику потом отдам.

Перешел к дискам. Попса, попса и еще раз попса, которую крутят на дискотеках восьмидесятых, а то и раньше. Что‑то я узнавал по обложкам или по названиям, но далеко не все. ABBA и Modern Talking – у родителей кассеты даже были. Village People – под их хит YMCA мы как‑то вместе с Мирным знатно подрались в баре с пьяными гопниками. Еще был Ottawan, какие‑то бананырамы, Челентано, Милен Фармер, Сандра – эту я помнил хорошо, нравилась она мне, когда еще в школу ходил. Бывшая на нее чем‑то похоже была, вот и зацепила.

Напевая себе под нос прилипчивый мотив – «вай эм си эй ла‑ла‑ла, вай эм си эй», я столкнул диски на пол, надеясь, что может за ними что‑то спрятано. И щелкнул пальцами типа «Бинго!»

Но не от пустой полки, а от раскрывшихся дисков на полу. Внутри, как минимум двух, как раз Сандра и Челентано вместо привычных дисков, с картинкой, дублирующей обложку, выскочили обычные перезаписываемые белые с каракулями черным маркером. Исследование номер такой‑то, образец версия такая‑то. Перебрал все еще раз и стал обладателем четырех болванок.

– Космос, прием! Это Саня, ты долго, а то здесь как‑то неспокойно становится.

– Все, я уже выхожу.

– На крышу не выходи там какая‑то тварюга, я таких еще раньше не видел. Валька ее попробовала зацепить, но че‑то слишком резкая гадина. На «циркуля» твоего похож, только конечности раздваиваются и на голове то ли клюв, то ли рог, Валька не может толком объяснить, а мы только силуэт видели.

– Принял, спасибо!

Я посмотрел на камеры. Фак, а все так хорошо начиналось. Крышу здесь не транслировали, но и без нее хватало сюрпризов. В коридоре, за моей баррикадой из каталки, по углам крались три темные фигуры. Медленно, заглядывая мордами в каждую дверь и принюхиваясь к трупам, к лаборатории подбирались три пузатых «няньки». Шли в раскоряку, задевая пол раздутыми светящимися животами.