Одна фотография меня заинтересовала. Уж не знаю, что за сцену там изобразили, табличка с описанием отсутствовала, но на вид картинке было под сотню лет. Черно‑белая с трещинками и царапинками, на ней было изображены люди в военной форме, стоящие возле входа в шахту. Старая пустынная форма, конечно, во многом схожа, но характерные нацистские фуражки узнавались легко. И хоть тень от козырьков частично прикрывала лица, но я готов был поклясться, что один мужчин на фото – вылитый Альберт. Овал лица, скулы, подбородок – один в один, будто сын с отцом или, точнее, дед и внук.

Ладно, может показалось. Но воображение моментально стало рисовать картинки из Индианы Джонса, где нацисты где‑то в пустыне ищут Святой Грааль. А память еще вдобавок подкинула истории про Аненербе – окультно‑идеологическую организацию «Наследие предков» с их заморочками на тему рун, грааля и Атлантиды. Может они и про «древнее зло» камаджоров в курсе были, надо бы связаться с Дедушкой Лу.

Скрипнула рация, Вадик отчитался, что шаркунов в округе стало больше и попросил поторопиться.

Я пошел во второй зал и застыл перед застекленным стендом с алмазами. Стекло обычное, не бронированное, сигнализаций вокруг не вижу, ни заборчика, ни охраны, даже камер нет. А я стою и смотрю на кучу блестящих камней, каждый на полочке, на маленькой подушке, где‑то даже россыпью камни лежат. Никто не спер, а теперь это все мое?

Я подошел в упор, чуть ли носом в стекло не уперся и уставился на самый крупный. По размеру это было чем‑то средним между грецким орехом и киви. Рядом табличка: «Звезда Сьерра‑Леоне. 969 карат. Третий в мире по величине, бла‑бла‑бла, найден в 1972, бла‑бла‑бла…копия».

Ясно, почему до сих пор никто не спер. Я быстро пробежался по остальным табличкам – и везде в конце приписка, что это копия, передающая примерный вид и точные размеры камней, созданная каким‑то местным ювелиром‑стекломастером специально для экспозиции.

Ну, что же, у меня остается еще одна зацепка с личным шкафчиком Гульдберга в теннисном клубе. И может Ксюха, что‑нибудь найдет, иначе нужно будет лезть в главный офис «глобалов» и надеяться, что люди Дугласа, что‑то упустили.

Стоило о них вспомнить, как затрещала рация:

– Космос, прием! Это Джерри, ты живой там еще? Ты где?

– А то ты не в курсе? Вы же следите.

– Это, кстати, отдельная тема для разговора. Дуглас очень недоволен, что вы его дроны возле нефтебазы сбили.

– Да пошел ты, может вообще все проблемы на меня свалите? Я их даже не видел, – я то действительно ни при чем, а вот Валькирия красава, были бы камешки настоящие, подарок бы ей взял.

– Короче, я предупредил. – Джерри чем‑то чавкнул, – Ты готов поработать на благо родины?

– Джерри, чушь не неси, я еще даже не согласился.

– Так я об этом и говорю, – на том конце рации вздохнули, – Это не просьба. Это ультиматум. Либо делаешь то, что говорят, либо на одного русского во Фритауне сегодня станет меньше.

– Только попробуйте тронуть сестру… – я начал закипать.

– Зачем сестру, а вот старика в легкую в расход. Дуглас говорит, что аппетит у деда о‑го‑го. Все припасы скоро подточит. Или он Батя? Я не все тонкости вашего языка понимаю.

Я промолчал, мысленно пополняя свой список претензий и к Джерри, и к Дугласу. Придет еще время.

– Готов слушать? – спросил Джерри.

– Говори.

– Вот и прекрасно. Запоминай, повторять не буду. Из больницы Коннаут нужно кое‑что забрать.

– Это не реально. Там же мервяков, как в метро в час пик. Да там такие уроды бродят, что проще самому себе мозги вышибить.

– Космос, ты пойми, здесь всем плевать, что тебе проще. – Джерри явно упивался собственной безнаказанностью и крутостью, – Соломон должен был очистить территорию больницы. Так что ты сам виноват, и теперь это твоя проблема. Как будешь на месте, вызывай, я передам трубку специалисту, которая расскажет, что именно нужно забрать.

– Мне нужно подготовиться.

– Понимаю, но не затягивай. Все, отбой. Ждем звонка.

***

Вот уж не думал, что когда‑нибудь сюда вернусь. Да еще и в одиночестве. Вадик с Саней сидели в «пиранье» на соседней улице, а Валькирия забралась на крышу единственной высотки поблизости и прикрывала с уровня седьмого этажа. Леха по понятным причинам со мной не пошел, и студотряду строго‑настрого запретил идти. Хотя я сам бы их не взял, но если только Павлика в роли приманки, а то он что‑то расслабился и хамить опять всем начал. Но зато Леха выделил из своих запасов ручной пулемет – РПК‑16 с коротким штурмовым стволом, глушителем и аж тремя бубнами, то есть барабанными магазинами на девяносто пять патронов.

Собственно, никакого другого оружия я брать с собой и не стал. Только еще пистолет с глушителем и гранатомет, ну и томагавк – без него я вообще никуда не хожу. Обрез и слонобой пришлось оставить, так и не смог придумать, куда бы их прикрепить.

Ночи я ждать не стал, по крышам, по знакомому маршруту добрался до больницы. И спокойно, без всяких акробатических прыжков, с веревкой проник в окно боковой палаты. Отработал в ней с глушителем нескольких шаркунов, а потом разложил сошки, закрепил пулемет на больничной каталке, рядом пристроил гранатомет и подкатил все это к двери, воткнул в уши затычки и открыл дверь в коридор.

Выругался, оценивая масштабы. Весь коридор кишел зомби, два‑три шаркуна на каждый квадратный метр, и ближайшие уже щерились и тянули руки в мою сторону.

Я задержал дыхание и открыл огонь. И навстречу толпе пошла жара, короткими очередями, будто волнами, исходя от пулемета. Кого там только не было: мертвые врачи, медсестры, полуголые пациенты, толстые, худые, шаркуны с прыгунами на любой вкус и цвет.

Я стрелял, проговаривая под ритм пулемета детский стишок.

Туф‑туф‑туф, ехали медведи на велосипеде, а за ними попрыгун, буф‑буф‑буф. А за ним мертвярики, на воздушном шарике. Зомби на кобыле и в автомобиле, пуф‑пуф‑пуф, шаркунчики в трамвайчике. Пу‑бу‑бу‑бу‑буф, лезут и смеются, пряники жуют. Вдруг из кабинета, страшный великан, рыжий и клыкастый цир‑ку‑лян…

Это даже тиром была сложно назвать, скорее так водометом разгоняют толпу демонстрантов.

Даже если я промахивался в кого‑то в первых рядах, то пуля обязательно валила следующего зомби. Не всегда в голову, не всегда экономно, но каждый раз с попаданием.

– Вы зубастые, вы клыкастые, – я подловил циркуля, когда он пытался протиснуться сквозь толпу и выпустил ему по ногам две прицельные длинные очереди, приговаривая, – Вот и нету великана…

Я отстрелял первый бубен, очистив почти пятнадцать метров коридора перед собой, и пока следующие мертвецы пытались перебраться через тела, поменял магазин. Добил корчившихся на полу «живых» и ползущего на руках «циркуля». Прополол еще десять метров. А потом захлопнул дверь, отошел вглубь комнаты и стал заряжать пустые бубны.

– Только Космос‑забияка, не боится боя‑драки, хоть и пятится назад…и скорее со всех ног, наутек!

Я дважды проделывал подобную операцию. Зомби сбегавшие на шум со всего здания в какой‑то момент не могли пройти, а только карабкались по телам зараженных бедолаг. Когда поток новоприбывших прекратился, я стал кричать, без особого смысла – главное, чтобы громко, подобрал две металлические миски и стал бить ими, как барабанными тарелками. А потом стал ждать и добивать опоздавших.

– Саня, как у вас?

– Вроде закончились, – ответили из «пираньи» с улицы, – Было две больших толпы, которые выскочили из больнички, а сейчас уже только одиночки с улицы подтягиваются, отсекаем их. Ну и на броне кто‑то ходит. Валька их периодически сбрасывает. Сам как?

– Как швейная машинка, – я посмотрел на дрожащие пальцы, – Рука бойца колоть устала. Потряхивает и пальцы болят, задолбался бубны снаряжать.