– Даже в самом худшем случае положение все-таки не безнадежно, – сказал он. – Американская компания всегда может купить патент Зарицкого. Видимо, его никто не использовал – мне не удалось найти никаких следов.

– Купить? – переспросил Эрик, беря патент. – Но тогда зачем же я нужен Американской компании? Дайте-ка прочесть.

Эрик наскоро просмотрел данные о конструкции фрезера, приведенные в патенте. Арни был прав. Вот так же, слово в слово, он изложил бы заявку на собственное изобретение и составил бы описание в таких же замысловатых фразах, служивших как бы тугой и непроницаемой оболочкой для основной идеи.

Не обращая внимания на немой вопрос во взгляде Арни, он стал читать вступительную часть заявки, заключавшуюся в подробном объяснении принципов устройства станка. Эта часть была составлена хуже, чем первая, и изобиловала погрешностями. Чувствовалось, что это дело рук какого-нибудь второсортного юриста. Эрик уже привык к мысли, что Зарицкий полностью предвосхитил его идею, и не сразу даже понял, что теоретические рассуждения этого человека совсем не похожи на его собственные. Зарицкий основывался только на догадках, а метод догадок в теоретических обоснованиях давно уже признан порочным, но все-таки Зарицкий, запутавшись в собственных ошибках, каким-то образом пришел к правильным выводам. Эрик уже не чувствовал себя беспомощным, он разозлился, словно его одурачили самым наглым образом. Он уже не сравнивал себя с этим человеком и не чувствовал к нему ни малейшего уважения, он только злился, и ему было неприятно, что он позволил себя провести.

– Этот идиот похож на пьяного, который полз на четвереньках и вдруг случайно взял да и встал на обе ноги! – сказал Эрик. – Его теоретические рассуждения – полный абсурд. Разве вы этого не заметили?

– Я же сказал, что тут я не судья, – ответил Арни. – Меня поразило описание.

– Одно с другим совершенно не связано! Если вы проследите за ходом его мысли, вы увидите, что конструкция станка фактически опровергает теорию, на которой она основана.

– Ну и что же? Будет его станок работать? Вы сказали, что будет, хоть и не по тем причинам, которые он приводит. Патент же выдается на готовую конструкцию, а не на теоретические рассуждения. Вы это знаете.

– Но ведь это же дьявольская несправедливость! Я проделал огромную работу, сотни раз проверял себя, прежде чем сделать малейший шаг. И вдруг появляется какой-то болван, ровно ничего не смыслящий, и преспокойно пожинает плоды моих трудов! Мне бы не было так обидно, если бы он действительно работал, – я бы стал его уважать… Но так… – Он пожал плечами. – Словно все, во что ты веришь, вдруг подняли на смех! К черту такую систему патентов!

– Послушайте, – сказал Арни. – Патентная система работает гораздо чаще на вас, чем против вас. Зависит от того, как себя поставить. – Во всем этом деле Арни проявлял какую-то странную настойчивость. – Зарицкий, очевидно, получил патент и на этом успокоился. Возможно, он не смог соорудить эту машину за свой счет, а те, к кому он обращался за поддержкой, знали, что его теоретические рассуждения никуда не годятся. Во всяком случае, такой штуки на рынке еще не было. Я бы первый об этом узнал. Фирма «Фидер-Джон», с которой я связан, выпускает все виды ленточных пил, а ваш станок и этот недоносок – ближайшие родственники ленточной пилы. Самое правильное – купить патент Зарицкого и оставить за вами право усовершенствовать его.

Эрик решительно покачал головой.

– Знаете, Арни, вы все-таки чего-то не понимаете. Мы, изобретатели, в душе вовсе не скромные люди. Мы дерзки и честолюбивы. Мы хотим, чтобы наша работа была признана, и будем грызться, как волки, если не получим должного признания. Мы может уступить что угодно, кроме одного: моему труду должно быть присвоено мое имя. Вот почему мы так дешево обходимся и обществу и промышленности: мы требуем только уважения к нашему труду, а ведь уважение-то ничего не стоит. Впрочем, я с самого начала решил не попадаться на эту удочку и не довольствоваться одним уважением. И теперь я от своего не отступлюсь. Если нужно, я буду сидеть ночи напролет, но изобличу Зарицкого, докажу, что он невежда! И я это сделаю во что бы то ни стало!

Арни очень внимательно выслушал Эрика, дивясь его волнению.

– Вот это и есть бескорыстная, чистая наука? – заметил он, улыбнувшись.

– Я вовсе не собираюсь уничтожать Зарицкого и не отрицаю его заслуг. Я хочу только одного – знать, что к моей работе относятся с должным уважением. И я добьюсь этого!

– Нашли о чем волноваться. Ведь ставка в этой игре – миллион долларов!

– И все-таки меня волнует только это.

Арни нахмурился и замолчал.

– Как вы думаете, сколько времени это у вас займет?

– Почему вы спрашиваете?

– Да просто так, мне интересно. Хотелось бы оказаться тут на случай, если вам понадобиться помощь.

Эрик с недоумением посмотрел на него.

– Вы уезжаете?

– Да, в Вашингтон, – сказал Арни. – Мы ввязались в эту войну, а я не желаю быть рядовым ни в какой армии. Я постараюсь получить офицерский чин или же буду работать у Дональда Питерса. Это компаньон Джека Хэвиленда, вы его знаете?

– Очень мало. Однажды, много лет назад, он и его жена заехали за Тони Хэвилендом в Колумбийский университет, чтобы отправиться куда-то за город. Я был тогда совсем мальчишкой, и мне показалось, что это – самые изысканные и утонченные люди на свете.

– Дональд, поехав за город с Лили, взял с собой Тони? – удивился Арни. – Вот ошибка, которую он никогда больше не повторит. Чего только не вытворяет эта дамочка! Не знаю, как Дональд это терпит. Я бы убил такую жену. Может быть, он переезжает в Вашингтон, чтобы увезти ее от Тони? Так или иначе, он берет на себя правительственные поставки. Я обещал перейти к нему на работу, как только закончу здесь одно срочное дельце. Уж раз мы говорим по душам, я могу открыть вам свой секрет. После войны я займусь политикой. Эта шайка, засевшая в Вашингтоне, долго не продержится, а мне потом надо будет доказать, что в войну я тоже не сидел сложа руки. Ведь этот старый дурак когда-нибудь подохнет, и вот тогда-то мы и покончим с ними раз и навсегда.

– Кто это «мы» и кто «они»? – резко спросил Эрик. – И если старым дураком вы называете…

– Черт возьми, вы сами отлично понимаете, кого я имею в виду. А что значили ваши слова насчет того, что вы с самого начала решили не попадаться на удочку и не довольствоваться одним уважением?

– Они предназначались не для вас. Я не думал, что вы меня слышите, – сухо сказал Эрик.

– А я все-таки услышал. У вас с Тернбалом есть какие-то особые виды на этот станок?

– Да, но Тернбал об этом еще ничего не знает.

Арни рассмеялся.

– Ну, а пока что какие же у него планы?

– Вряд ли они у него есть. Арни, у нас с вами разные политические убеждения, но кое в чем мы хорошо понимаем друг друга. Что вы скажете о создании новой фирмы, филиала Американской компании, для производства и продажи моих станков?

– Станок еще пока не ваш. Сначала нужно устранить этот патент.

– Я его устраню, – нетерпеливо сказал Эрик.

– Вы уверены? – и в голосе Арни снова послышалась странная настойчивость, лишенная какой бы то ни было теплоты. Казалось, Арни что-то про себя обдумывал и тщательно взвешивал.

– Что у вас на уме, Арни? – спросил Эрик.

– Ничего. Только если вы хотите купить Зарицкого, то делайте это не откладывая. Смотрите, дождетесь, пока ваши карты будут раскрыты, тогда патент вам обойдется гораздо дороже. Если бы моя фирма не представляла ваши интересы да будь я спекулянтом, я бы немедля купил патент, а потом содрал бы с вас семь шкур.

– С Зарицким я сам справлюсь. Все-таки, что вы думаете о новой фирме?

– А это я вам скажу, когда вы опротестуете этот патент.

Эрик взглянул на него, и в нем зашевелилось смутное опасение.

– Арни, вы просто негодяй, – медленно проговорил он. – Много бы я дал, чтобы узнать, что у вас на уме.

Арни ответил на это именно так, как и ожидал Эрик: он добродушно рассмеялся и похлопал Эрика по спине. Эрик улыбнулся и, сложив патент, сунул его в карман. До конца завтрака они молчали. Оба были заняты собственными мыслями и с самой любезной миной зорко наблюдали друг за другом.