– Знаю, – сказал Эрик. – С меня довольно, если я окажусь просто способным.

– Ах, теперь с вас и этого довольно? – подняв брови, Уайт поглядел на него и пошел к двери. – Даже и это слишком нахально с вашей стороны.

Через несколько минут позвонила Сабина, чтобы узнать, как его дела. За всю эту неделю они разговаривали в первый раз.

– Выдержал все экзамены, – сказал Эрик. – Это еще не официальные сведения, но достоверные.

– Ты как будто удивлен, – обрадованно сказала она. – Я знала, что ты выдержишь. Мне и в голову не приходило волноваться.

– А вот мне пришло, и я волновался.

– Ты можешь сегодня прийти к нам обедать? Я уговорилась с мамой вытащить тебя, как только ты опомнишься.

– Значит, ты, наконец, познакомишь меня со своей семьей? Как же мне себя вести? Может, мне нужно что-нибудь о них узнать заранее?

Она засмеялась.

– Ты и так все о них знаешь. Будь самим собой. Ты им уже заочно нравишься.

– Я их всех люблю. Ты им это говорила? Но я тебя так давно не видел. По-моему – уже несколько месяцев.

Придя к Хэвиленду, чтобы сообщить о том, что он выдержал экзамены, Эрик не узнал лаборатории. Три больших электрических трансформатора, окруженные дощатыми подмостками, были установлены один на другом. Прикрытые стальными, обтянутыми клеенкой футлярами, они напоминали гору новых чемоданов в магазине. Четыре стройные белые изоляционные колонки вышиною в два ярда были прикреплены к полу, образуя между собою ромб. Стеклянная трубка, похожая на пушку, длиною в шесть футов и диаметром в восемь дюймов, была укреплена на подвижных шасси с помощью колец с фетровой прокладкой. Трубка была тщательно отделана, и в ней на определенном расстоянии друг от друга просверлены отверстия с загнутыми и отшлифованными краями. Какой-то человек в грязном комбинезоне возился с водопроводными трубами, по которым из крана подавалась вода для охлаждения прибора. Водопроводчик обернулся – оказалось, что это Хэвиленд. Он сел на пол и улыбнулся.

– Хэлло, хэлло, хэлло! – сказал он. – Поздравляю с возвращением.

– Я выдержал экзамены.

– Знаю. Мне сообщали результаты после каждого экзамена. Я получал о вас сведения всю неделю. Вы выдержали очень хорошо.

– Почему же вы мне ничего не сказали? Я так волновался.

– Я бы вам сказал, если бы вы зашли ко мне, – спокойно ответил Хэвиленд. – Но я не знал, что вы волнуетесь. Я за вас не волновался.

– Я слышу это уже от второго человека. Жаль, что не вы держали за меня экзамены.

– Ну, теперь все это позади, по крайней мере на ближайшее время. Когда вы приступите к работе? Завтра можете прийти?

– Непременно. Но как наши дела? Когда, по-вашему, мы закончим сборку?

– Вероятно, в июне или в июле, если все будет благополучно. Это займет больше времени, чем я предполагал.

– Я июне или в июле! Господи, как же мне быть? Летом истекает срок моего контракта, а мы в это время только еще будем приступать к опытам! – Эрик с досадой огляделся кругом, и на глазах его выступили злые слезы – постоянное напряжение давало себя знать. – Все места на осенний семестр распределены заранее, а до окончания опыта я даже не могу заикнуться о том, чтобы мне дали работу. Послушайте, мне необходимо к июню устроиться куда-нибудь на службу. Вы же знаете, здесь никогда не продлевают контрактов с аспирантами!

Хэвиленд поднялся с пола.

– Вы хотите сказать, что вас волнует денежный вопрос?

Эрик поглядел на него с удивлением. Хэвиленд относился к нему с явным участием, но произнес слово «денежный» с такой презрительной небрежностью, словно речь шла о каких-то совершенных пустяках. Эрик вспыхнул от возмущения, и Хэвиленд заметил краску на его лице.

– Пусть это вас не тревожит, – сказал Хэвиленд. – Мы что-нибудь сообразим, чтобы вы могли закончить работу. Я поговорю с Фоксом. Студенческая ассоциация может дать вам стипендию, и вы будете получать столько же, сколько получаете сейчас.

Эрик покачал головой. Даже в лучшем случае это означает, что ему еще целый год придется с огромным трудом сводить концы с концами. Когда же, наконец, у него будет лишняя монета в кармане? Проклятый Хэвиленд, – внутренне бесился Эрик, – как он может так небрежно относиться к этому?

– Скажите, есть ли хоть какая-нибудь возможность закончить опыт летом? – спросил Эрик.

– Конечно, такая возможность есть.

– Тогда давайте работать так, чтобы ее осуществить.

– Чудесно, – вежливо отозвался Хэвиленд. – Но не очень-то рассчитывайте на это.

Эрик зашагал к двери, вне себя от злости и горького разочарования.

– Ладно. Спасибо, – еле выдавил он из себя.

«Почему вы хотите стать ученым?» – спросил тогда Фокс. Сейчас Эрик не мог даже думать об этом.

Семья Вольтерра жила в пятикомнатной квартире с коридором, который, словно, длинная кишка, соединял вместе маленькие клетушки. Возле входной двери помещалась кухня, потом шли три спальни, ванная, столовая и в самом конце коридора – гостиная. Несмотря на тесноту, комнатки были опрятные, уютные, и Эрик сразу же почувствовал себя легко и просто. Сабина встретила его у дверей и тотчас очутилась в его объятиях. Она показалась ему очень нарядной, хотя на ней было то же темное, с красными пуговицами платье, что и в тот вечер, когда они познакомились, – больше года назад.

– Ты все еще нервничаешь? – сказала она.

В эту минуту он любил ее так сильно! Мог ли он сказать ей о том, что им, возможно, придется ждать еще целый год.

– Я не нервничаю, – прошептал он ей в ухо. – Я просто рад, что мы снова вместе.

Она отступила назад, поправила на нем галстук и, взяв за руку, повела на кухню, к матери. Миссис Вольтерра была в черном платье и белом переднике с оборками. У нее была довольно полная фигура и иссиня-черные волосы, разделенные прямым пробором и схваченные сзади узлом. Когда она улыбалась, ее строгое лицо становилось молодым и милым, как у Сабины.

Миссис Вольтерра пожала Эрику руку.

– Здравствуйте, – сказала она, – очень рада наконец с вами познакомиться. – Она окинула его внимательным взглядом, и не переставая улыбаться, поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку.

– Вот как здороваются по-настоящему, – засмеялась она.

Сабина, все еще держа Эрика за руку, стояла рядом и, слегка покраснев, смотрела на них блестящими глазами.

Выходя из кухни, Эрик чуть не столкнулся с девушкой немного старше Сабины, но совсем на нее не похожей, если не считать серых глаз. У девушки были пушистые каштановые волосы и миловидное лицо. Улыбаясь, она щурила глаза, и на щеках ее появлялись ямочки. На ней было светло-коричневое шерстяное платье и красный клетчатый фартук.

– Это моя сестра Мэри, – сказала Сабина.

Мэри тоже внимательно оглядела Эрика и пожала ему руку.

– Наши мужчины в гостиной, – сказала она, – пойдемте туда.

Сабина провела Эрика в гостиную, где в разных углах две развернутые газеты скрывали за собою читающих. Газеты тотчас полетели в сторону, и в одном углу Эрик увидел пожилого человека с точно таким же лицом, как у Мэри, но с седыми волнистыми волосами. Длинные седые усы придавали ему очень лихой вид, как-то не вязавшийся с его манерой добродушно посматривать поверх очков. В другом углу сидел человек лет тридцати, среднего роста, черноволосый, с черными живыми глазами, черными усиками, оттопыренной нижней губой и выдающимся вперед подбородком. И тот и другой были в жилетах. На обоих были свежие рубашки, надетые в честь гостя, и аккуратно завязанные галстуки.

– Это мой отец и зять Джо.

– Добрый вечер, молодой человек, садитесь, – скороговоркой произнес мистер Вольтерра.

– Здорово, – сказал Джо. – Снимайте пиджак.

Во время обеда все присутствующие старались соблюдать правила хорошего тона, что, впрочем, нисколько не мешало непринужденному веселью, ибо, хотя Эрик встречался с этими людьми впервые, он уже знал о них все, и они также знали все о нем. Ему было любопытно, что им рассказывала о нем Сабина. Как они смотрят на ученого, который из года в год перебивается на жалованье гораздо меньшем, чем получает любой конторщик?