– Она состроила гримасу своему отражению. – Ну и шлюха же ты, а? Вылитая Мата Хари».

Когда ей было четырнадцать лет, братец Шон научил ее довольно непристойному стишку о Мате Хари. Как там было? Она попыталась вспомнить.

Она добыла информацию об этой сверхсекретной станции, когда пришла пора кончать в позиции номер двадцать пять.

Когда она спросила его, что значит в данном контексте «кончать», Шон лишь грязно ухмыльнулся. Ей пришлось лезть в словарь, однако и там она не нашла вразумительного объяснения. Явная аналогия с нынешней ситуацией заставила ее улыбнуться.

«И ты готова добыть информацию тем же способом? – спросила она себя и вновь улыбнулась.

– Ну, до двадцать пятой позиции дело скорее всего не дойдет. Хватит с него и второй, в крайнем случае третьей». Однако за всем этим легкомысленным весельем скрывалось ясное осознание того, что ради Никки и Района она пойдет на все.

Первые неясные признаки рассвета еще только-только угадывались на востоке, когда она на следующее утро спустилась в конюшню, однако Аарон уже дожидался ее. На нем были брюки-галифе и сапоги для верховой езды. То, что он имел собственное снаряжение для такого случая, обнадеживало.

Грум уже разогревал оседланных лошадей. На «Фонтане Дракона» этим животным редко давали достаточную нагрузку, к тому же они в огромном количестве поедали люцерну и овес, которые в изобилии произрастали на полях, орошаемых родником. Так что лошади были полны нерастраченной энергии. Тем не менее Изабелла на всякий случай выбрала для Аарона самого спокойного старого мерина во всей конюшне. Ей оставалось лишь надеяться, что тот с ним совладает, и она с беспокойством наблюдала за тем, как ее спутник подходит в своему скакуну. Волновалась она напрасно. Аарон легко вскочил в седло, и она тут же убедилась, что он крепко в нем держится и умело обращается с лошадью.

Когда солнце вырвалось из-за линии горизонта, они уже обогнули холмы. Было еще прохладно, и она порадовалась, что предусмотрительно надела утепленную хлопчатобумажную барбуровскую куртку.

Неподвижный воздух имел ту особую пустынную прозрачность, из-за которой ей всегда казалось, что ей виден самый край земли.

Стервятники взмывали в небо со своих мохнатых гнезд на нависающих утесах и торжественно парили над ними на огромных распростертых крыльях. По равнине бродили стада газелей, еще не отошедших от вчерашней охоты, испуганных и возбужденных. Они тревожно топорщили свои белоснежные гривы, в минуту опасности поднимавшиеся из специальных кармашков, которые имелись в их шкуре вдоль хребта, гривы сверкали на ярком утреннем солнце, когда они проносились мимо, легкие, как дым, и скрывались в пурпурной цветущей полыни. От чистого пьянящего воздуха у нее, как от шампанского, слегка кружилась голова; она была весела и беззаботна.

Как только лошади как следует разогрелись, Изабелла пустила свою кобылу в галоп, и они понеслись вдоль старого высохшего русла в сторону запруды. Огромные стаи египетских гусей с пронзительными криками поднялись над темной мутной водой, когда, разгоряченные скачкой, они натянули поводья у самого берега.

Изабелла соскользнула с седла и театрально потерла глаз кончиком своего шелкового шарфика, всем своим видом показывая, как ей плохо. Аарон кубарем скатился с лошади и бросился к ней на помощь с поспешностью, полностью оправдавшей ее надежды.

– С тобой все в порядке, Изабелла?

– Кажется, мне что-то попало в глаз.

– Можно взглянуть?

Она подставила ему запрокинутое лицо. Он бережно взял его в свои ладони и уставился в ее глаз.

– Там ничего нет.

Она моргнула длинными темными ресницами, и утреннее солнце зажгло мириады крохотных сапфиров в бездонной глубине ее зрачка.

– Ты уверен? – спросила она. Его дыхание было свежим и чистым; от него исходил приятный мужской запах. Она заглянула в его глаза. Они были темными и блестящими, как жженный мед диких пчел.

Он прикоснулся к ее веку и стал осторожно массировать ее глазное яблоко через тонкую кожицу.

– Ну как? – спросил он, и она вновь моргнула.

– У тебя просто волшебные руки. Теперь гораздо лучше, спасибо. – Она поцеловала его взасос, влажным открытым ртом.

Аарон даже вздрогнул от неожиданности, но быстро пришел в себя и стиснул ее талию. Она подалась вперед, прижалась к нему бедрами и позволила ему в течение нескольких секунд исследовать языком укромные уголки ее рта. Затем, как только она почувствовала напряжение его мужской плоти, тут же отстранилась от него.

– Ну что, поскачем наперегонки обратно до конюшни? – Она рассмеялась своим хрипловатым, безумно сексуальным смехом и одним грациозным движением вскочила в седло. Его мерин в подметки не годился ее гнедой кобыле, к тому же она на старте получила фору в двести ярдов.

Последующие три дня превратились для Аарона Фридмана в сплошную изощренную пытку. Она дотрагивалась до его бедра под столом во время обеда. Она позволяла ему хорошенько себя ощупать, играя с ним в водное поло в бассейне, вода в который набиралась непосредственно из родника. Она с самым невинным видом поправляла лифчик своего бикини прямо перед его носом, когда они лежали рядом на газоне и он читал ей наизусть Шелли. Когда он помогал ей забраться в кузов охотничьего «лендровера», она непринужденно продемонстрировала ему прозрачные трусики от Джант Реже, специально надетые по такому случаю. Когда они танцевали на веранде, она прижималась к нему бедрами и лениво раскачивалась, заставляя их описывать медленные сладострастные круги. При этом они сжимали между собой нечто, очень похожее на рукоятку крикетной биты.

В последний вечер, который он проводил на «Фонтане Дракона» перед тем, как улетать обратно в Трансвааль вместе с Гарри, она разрешила ему проводить себя до комнаты и пожелать ей спокойной ночи в коридоре у дверей ее апартаментов. Не отрываясь от ее губ, он ловко маневрировал, пока ее спина не оказалась надежно прижатой к стене, а юбка задранной до пояса. Дорвавшись наконец до тела, он проявил незаурядное мастерство.

Изабелле понравилось то, что он делает, и вскоре она обнаружила, что сама возбуждена не меньше него. В глубине души ей не хотелось его останавливать. Ее первое впечатление, чисто интуитивное, оказалось весьма точным; с такими пальцами он мог бы стать выдающимся пианистом, его прикосновения были легки и артистичны. Незаметно она достигла того порога, за которым уже почти не владела собой.

– Почему бы тебе не оставить дверь незапертой сегодня ночью? – прошептал он ей на ухо. Усилием воли она стряхнула с себя это сладострастное наваждение и оттолкнула его.

– Ты что, с ума сошел? – также шепотом осведомилась она, расправляя юбку дрожащими пальцами. – Здесь все кишит моими домашними – отец, брат, бабушка, няня.

– Да, сошел – и все из-за тебя. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Белла, это сплошная пытка. Я больше так не могу.

– Знаю, – отозвалась она. – Я тоже не могу. Я приеду к тебе в Йоханнесбург.

– Когда? Когда же, любимая?

– Я позвоню тебе. Оставь мне свой телефон.