Для меня же старая традиция — единственный шанс спастись, не уничтожив при этом чести дома Мак-Мора. Ведь когда я сбегу, я буду просто Идэйн, и даже если правда о моем даре станет известна, она уже не сможет навредить ни Лангарии, ни Мойре. Никому.

Тяжелые мысли не отпускали меня до конца занятия. Я почти не вслушивалась в рассказы Лей-Торы, не обращала внимания на цветные песчинки, которые вспыхивали, стоило очередному лернату коснуться дланного слепка.

Протяжный звон колокола, пронесшийся над академией, ознаменовал начало обеда. Вместе с остальными лернатами я покинула Звездную башню и двинулась к Корпусу Ораха. Спешить не хотелось. Да и голод, заглушенный волнением, почти не ощущался.

Отстав от шумного потока халцедонов, я неспешно брела по коридорам академии. В главном холле остановилась на несколько минут, любуясь огромным окном-розой, потом продолжила путь. Я почти добралась до трапезной — даже шум голосов слышался уже отчетливо, — как вдруг мне на голову посыпалась мелкая, точно пыль, каменная крошка. Нахмурившись, я посмотрела вверх и испуганно шарахнулась в сторону. С выступа, щеря сколотые от времени зубы, мне улыбалась горгулья.

— Илэйн Дельвар? — в скрежете камней мне отчетливо послышалась издевка — горгулья знала, к кому явилась, но с видимым удовольствием наслаждалась моим испугом. Еще бы! В нашем поместье статуи не оживали.

— Вам надлежит немедленно явиться к артиэлле Алире Мак-Фордин — директору Академии Полуночи.

— Н-но зачем?

— Придешь, тогда и узнаешь.

Горгулья подмигнула и, не прощаясь, вновь обернулась неподвижной статуей.

Стук невысоких каблуков расходился по коридорам гулким эхом. Я давно покинула Корпус Ораха и сейчас шагала к магистерскому крылу. Выйдя на улицу, миновала открытый проход, над которым толстыми ветками нависали аркбутаны, и нырнула сквозь огромные, украшенные растительным орнаментом двери.

Эта часть академии выглядела роскошнее: витражи казались больше, а украшения залов — искуснее. Ведомая Путеводным светом, я поднялась по широкой, уходящей по дуге вверх лестнице и миновала очередной коридор, мельком поглядывая на портреты ведьм и колдунов.

Наконец я оказалась перед стрельчатой дверью. На табличке из черного серебра значилось:

Две строчки изящных букв с завитушками, две вытянутые заглавные «А», одно имя, одна должность… и один и тот же страх, рождаемый ими в груди каждого лерната, оказавшегося у этой двери.

Вот только я не боялась. Волновалась — да, но не настолько, чтобы забыть, как следует держаться дочери рода Мак-Мора. Трижды стукнув костяшками по темному дереву, я дождалась разрешения и вошла.

Алира Мак-Фордин была красива. Именно эта мысль первой возникла в моей голове, стоило только переступить порог. Я не представляю истинный возраст артиэллы, но выглядит она едва ли старше тридцати пяти. Идеальная осанка, величественный разворот плеч, мягкий, но внимательный взгляд темно-фиолетовых глаз. В иссиня-черных волосах поблескивал аметистовый гребень. На тонкой шее, обтянутой кружевным воротом, висел кулон с заключенным в него лунным камнем. Но не тем, из которых делают Путеводный свет для лернатов, а особенным — едва заметно мерцающим белым.

— Яркой вам луны, директор Мак-Фордин, — я склонила голову в приветствии, а когда снова посмотрела на артиэллу, поймала ее добрую улыбку.

— И вам яркой луны, лерната Дельвар. Прошу, располагайтесь, — мне жестом указали на стоящее перед столом кресло.

Я послушно села, и артиэлла продолжила:

— Магистр Дис-Рона поведала мне о происшествии на ее занятии. Кроме того, она любезно поделилась выводами относительно причин, толкнувших вас на столь опрометчивый поступок. Скажите, вас действительно вынудили это сделать?

Стоило Мак-Фордин задать вопрос, как камень на ее груди засветился ярче. Наверное, при других обстоятельствах я бы не заметила этого. Но едва поняв, что разговор пойдет о моей неудавшейся попытке саботажа, я опустила взгляд, всем своим видом выражая раскаяние. Вот только, против обыкновения, смотреть стала не в пол, а на медальон, висящий поверх платья директора.

Остальная картинка сложилась быстро. У Лангарии был похожий медальон, но чуть более вытянутой формы, и я знала его название — Правдивая Луна. Он вылавливал малейшую фальшь в голосе собеседника и предупреждал хозяина.

— Я не могла поступить иначе, — ответила почтительно, не позволяя паузе затянуться.

— То есть вас вынудили? — повторила Мак-Фордин.

— Скорее, не оставили выбора.

Это была чистая правда: светлый дар требовал хотя бы попытаться спасти обреченных существ. И медальон не уловил в моем голосе фальши.

— Что ж… — четко очерченные черные брови сошлись на переносице. — В таком случае я попрошу вас назвать имена виновных.

В груди похолодело. Назвать имена я не могу, ведь никаких виноватых, покарать которых так жаждала Мак-Фордин, нет. А любую ложь медальон тут же выявит. Все, что мне оставалось, — молчать, в волнении сжимая пальцы в кулаки.

— Лерната Дельвар, — мягко позвала директор, заставляя встретить ее взгляд. — Я на вашей стороне, так что ничего не бойтесь. Ситуация с этими… пари, — в темно-фиолетовых глазах мелькнуло неодобрение, — ухудшается год от года. Вместе с другими магистрами мы пытаемся пресечь травлю халцедонов. Ведь, как нетрудно догадаться, именно вы и другие лернаты, носящие кольца из того же камня, больше остальных попадаете под удар. Но многие предпочитают отмалчиваться. Это глупо, Илэйн. Назовите имена обидчиков, и я лично прослежу, чтобы они не ушли от наказания.

Алира Мак-Фордин говорила вкрадчиво, заботливо — когда-то давно, еще до проявления, так со мной разговаривала Лангария. В груди вспыхнуло старое, почти забытое желание спрятаться в ласковых объятиях, ощутить мягкие прикосновения к волосам, почувствовать себя защищенной и любимой. Но только я давно научилась не поддаваться таким порывам — знала: Лангария не станет обнимать Недоделка.

Вот и сейчас я легко заглушила желание довериться. Сохранила на лице сдержанную улыбку и качнула головой.

— Благодарю за заботу, директор Мак-Фордин. Но всю вину за случившееся я готова принять на себя.

Медальон на груди артиэллы оставался спокойным, подтверждая искренность моих слов. И его хозяйке это явно не понравилось — красивые губы дрогнули, готовые стянуться в нитку, но тут же отработанным движением растянулись в печальную улыбку.

— Что ж, лерната, — вздохнула Мак-Фордин в притворном сочувствии, — если вы уверены в своем решении, тогда мне ничего не остается, кроме как принять его. Четыре часа отработки на кухне. Надеюсь, они помогут вам понять, что ответственность за проступки должны нести виновные. Никто не оценит ваше заступничество. Но если передумаете, — мне достался выразительный взгляд, — возвращайтесь.

Попрощавшись, я покинула кабинет, закрыла за собой дверь и с облегчением выдохнула. Отработка на кухне меня не пугала, а осознание того, что мне удалось сохранить секрет и не попасться на вранье, грело душу.

Я уже собиралась отойти от двери, как по ту сторону раздался голос директора:

— Гордин, зайди ко мне. Немедленно. И принеси дела тех лернат-изумрудов. Да, кажется, я поняла, на какую отработку следует послать наших маленьких злобных гарпий.

На обед я едва успела. Раэль — тот самый рыжеволосый парень, который вчера посоветовал не затягивать с получением кольца, — снова дежурил на раздаче. Завидев меня, он махнул рукой, подзывая, и передал, что на отработке меня ждут сразу после ужина. Я кивнула. Забрала положенный халцедону обед — рагу, салат и пряный имбирный чай — и поспешила к серым столам.

Вкуса еды я почти не ощущала. Подслушанные слова Мак-Фордин разбередили рой сомнений и беспокойства. Я пыталась, но никак не могла понять поведения директора: зачем ей усложнять мне жизнь? Из-за того, что посмела пойти против ее воли и отказалась назвать имена виновных? Или все дело в моем, как она считает, желании заступиться? Да, темные не выгораживают друг друга, но и для молчания может быть несколько причин.