На занятиях по зельям, пока в нашем котелке закипало багряно-красное варево бородавочного лиходела, Ллоса умудрилась приготовить согревающее снадобье, а после, когда Дис-Рона отвернулась к Айлоре, едва ли не силой влить его в Кигана. Он шипел, недовольно фырчал, словно попавший под дождь кот, но глядел на Ллосу с благодарностью.

Дис-Рона, подойдя к нашему столу и заметив маленький котелок, от которого ощутимо пахло еловым маслом, покачала головой. Ругать, однако, не стала. Проверила варево бородавочного лиходела, сухо похвалила нас и, уже уходя, бросила на меня внимательный взгляд.

В последнее время она часто смотрела на меня пристальнее обычного. В глубине души я понимала, что это значит: Дис-Рона начинает догадываться о моей причастности к свету. Еще немного, и она поделится подозрениями с Мак-Фордин. Нужно спешить. Я должна провести ритуал и покинуть академию до того, как магистр решится на опасный для меня шаг.

Вечером, уже под конец ужина, Киган вновь предложил выбраться на улицу, уверяя, что теперь-то ничто не удерживает нас от близкого знакомства с мягкостью сугробов. Поначалу мы отказывались, но на удивление быстро сдались под напором его красноречия. Не последнюю роль сыграло и обещание друга отнести наши вещи наверх, чтобы ничто не мешало веселью.

В парке было тихо. Ветер, будто наигравшись за день, стих. Деревья стояли неподвижно и совершенно безмолвно: ни одна ветка не смела нарушить воцарившееся вокруг спокойствие. И только снег еле слышно похрустывал под крепкими подошвами.

Мы шли, огибая жилой корпус, и вполголоса переговаривались. Ллоса иногда поглядывала назад, явно надеясь увидеть догоняющего нас Кигана.

— Долго он, — недовольно заметила она.

— Думаешь, ты бы быстрее пересекла шесть переходов, поднялась на девятый этаж, а потом еще и добежала до парка? — по-доброму усмехнулся Морриган.

Троица мэлов жила даже выше, чем я. Мы никогда не говорили об этом: ребята, думаю, смущались своего низкого происхождения. Для меня же оно давно перестало иметь значение. Они — мои друзья, и только это важно.

— Это Киган хотел устроить вечернюю прогулку, так что мог бы поторопиться и не заставлять нас морозиться, — продолжила бурчать Ллоса.

Мы с Морриганом посмотрели на ее простой, но добротный плащ. В таком точно не холодно!

— Он скоро придет, не переживай, — поддержала я подругу.

Та тут же вспыхнула как маков цвет и поспешно отвернулась.

— И ничего я не переживаю, — буркнула она, не оборачиваясь. — Просто не люблю ждать.

Я улыбнулась, глядя на смущенную Ллосу. Хотела было успокоить ее, но внезапно в груди кольнуло. Причем до того сильно, что я споткнулась. Морриган тут же подхватил меня под локоть.

— Все в порядке?

Я кивнула и неосознанно потерла ладонью над сердцем. Почему-то было больно и холодно, словно… словно от мощного шлейфа тьмы!

Что? Но откуда?

— Лэйни? — позвал Морриган.

Я тряхнула головой и посмотрела на друга.

— Д-да, в порядке. Оступилась случайно. Спасибо, что…

Новая волна тьмы ударила под дых, с шумом выбивая воздух у меня из груди. Я согнулась.

— Эй, подруга, что с тобой? — забеспокоилась Ллоса.

Я не могла ответить. Звуки словно застревали в горле, и протолкнуть их, выдавить из себя хотя бы сип никак не получалось. А уже через секунду стало не до этого.

— Всегда убегать и прятаться не получится, Лэйни! — раздалось откуда-то сверху.

Эхо с готовностью подхватило и усилило звучание знакомого голоса.

Мы запрокинули головы. Я ощутила, как сжались пальцы Ллосы на моем предплечье, услышала ругань Морригана, но едва осознавала происходящее. Все внимание приковало к подсвеченному окну девятого этажа. Там, опираясь на небольшой декоративный уступ, стоял Киган.

Первой из нас троих отмерла Ллоса. Она дернулась, будто птица в силках, одновременно яростно и отчаянно, и закричала:

— Что ты творишь, дурень?! Слезай немедленно!

Но Киган и не думал слезать. Напротив, точно в насмешку над нашими страхами, он сильнее наклонился и отпустил оконную раму, за которую держался одной рукой.

— Видишь, Лэйни? Я нашел того слизняка, что посмел нам помешать. Нашел! Никто не сможет нас разлучить. Мы будем вместе! Всегда!

Я узнала эти интонации, этот жар безумия, опаляющий каждое слово. И картинка сложилась. Слепота Кигана, его неспособность защитить собственное сознание и то, с какой легкостью Дис-Мари захватывала его волю.

Сейчас Арден поступал так же — подавлял личность Кигана, завладевал ею. Он мог заставить халцедона сказать что угодно, совершить любой, даже самый ужасный поступок. И, боюсь, в плененном одержимостью разуме не осталось места для света — тьма поглотила его полностью. Та тьма, которой боятся даже дети Полуночной Матери — тьма безумия.

Я смотрела вверх и кусала губы.

Что нам делать? Как не позволить случиться непоправимому?

Здесь и сейчас есть только мы — трое серых первогодков, чьих сил не хватит даже на «ведьмину воздушную подушку». Никогда прежде я не чувствовала слабость халцедонов настолько остро, как сейчас. Мы не можем ничего: ни поймать, ни задержать, ни взлететь…

Взлететь.

Мысль вспыхнула в сознании, словно молния. Ослепила на секунду и разошлась по телу раскатистым громом. Меня затрясло. Страх, словно дикий зверь, с жадностью вгрызся даже не в сердце — в саму душу. Он отрывал от нее кусок за куском, драл когтями и рычал, пуская все новые волны дрожи.

Я не хотела идти на это. С немым отчаянием надеялась, что друзья найдут способ помочь, что Ллоса сумеет дозваться до сознания Кигана и вырвать его волю из тисков чужой, что случится чудо…

В моей жизни только-только забрезжил свет надежды. Я поверила, что смогу спастись — и не просто спастись, а обрести счастье. Я только начала узнавать другие эмоции, помимо страха, долга и одиночества. И я до малодушного эгоизма не хочу терять все это.

Но еще я знаю, что не прощу себя, если не попытаюсь спасти друга.

Киган снова выкрикнул: «Всегда!» — а затем взмахнул рукой, точно акробат на деревенской ярмарке, и сиганул с уступа. Ллоса надрывно закричала. Морриган кинулся вперед, словно надеясь поймать друга, но увяз в тяжелом снегу.

Я же сделала то единственное, что следовало, — выплеснула свет и вызвала Сельву.

Страх дожирал мою душу. Я практически слышала его довольное чавканье, ощущала разрастающуюся пустоту в груди — там, где раньше горела надежда, — и уповала на Сельву. Она должна успеть. Обязана.

И она успела.

Со свистом рассекая воздух, метла подхватила Кигана едва ли не в двух метрах от земли. Просела под упругим ударом, но удержалась. Долетела до меня и скинула тяжелую ношу на снег. Морриган тут же набросил на друга «сонную паутину», опасаясь, что тот может снова попытаться навредить себе. Ллоса упала на колени и, уткнувшись носом в грудь Кигана, разревелась в голос.

Я бросила на друзей прощальный взгляд, поймала прыгнувшее в ладонь древко и, оседлав его, взмыла в воздух. Не осторожничая, не думая о прошлом полете, я вела метлу все выше. Стискивала ее все сильнее. И шептала все отчаяннее: «Унеси меня».

Отовсюду доносились тяжелые хлопки каменных крыльев. Десятки черных пятен стремительно разрастались — это горгульи, словно стая разозленных ворон, преследовали чуждую ведьму. Меня.

Вместе с ними плотным кольцом стягивался полог тьмы. Сельва подо мной задрожала, пытаясь удержать собственный мрак под контролем. Уже не таясь, я влила в нее еще больше света.

— Лети, родная! Лети!

Сожрав душу, страх принялся рвать мое тело. Меня трясло от ужаса, пальцы свело судорогой. Сердце билось с такой силой, что, казалось, оставляло синяки после каждого удара.

В отчаянной попытке спастись, в упрямом нежелании сдаваться я совершила роковую ошибку — полетела. Верхом на метле, с каждой секундой дрожащей все сильнее, мне никак не удавалось сосредоточиться и выстроить цепочку прабабкиного проклятия.