Утро нового дня я встретила полная сил. Умываясь, заплетая волосы и застегивая длинный ряд пуговиц, бегущих от воротника к поясу, я составляла мысленный план.

Мойра права: мне следует расспросить Хэйдена насчет той халцедоны. И выводы я стану делать лишь после разговора. Затем нужно поговорить с кэллером и попытаться убедить его взять для меня книгу. Узнать все про ритуал. А по ночам продолжить навещать Сельву. Я не имею права опускать руки из-за одного промаха!

После завтрака, как обычно шумного, мы с мэлами зашагали на геомантию. Настроение было приподнятым. Причем не только у меня. Киган и Ллоса вновь привычно перешучивались, Морриган подначивал друга, я решила изменить привычке держаться молчаливым наблюдателем и встала на сторону Ллосы. Мэлы, заметив это, довольно заулыбались.

В геомантической пещере было на удивление свежо. Сыростью почти не пахло, хотя стены привычно покрывал мелкая испарина. С кончиков сталактитов срывались тяжелые капли. Ударяясь об пол десятки, сотни раз, они наполняли пространство ритмичным стуком.

Артиэлл Акель Роун, как всегда, уже ждал лернатов. Все в тех же пыльно-черных одеждах, с густыми усами, спускающимися до самого подбородка, и аккуратно зачесанными волосами.

Заходя в пещеру, лернаты безошибочно находили его взглядом, улыбались и склоняли головы в приветствии. Не знаю, догадывался ли Роун, но ему халцедоны кланялись ниже, чем остальным магистрам. И в этих лишних сантиметрах скрывались молчаливые, но самые искренние уважение и благодарность.

— Яркой вам луны, лернаты, — поприветствовал он, едва мы расселись. — Сегодня я собирался рассказать вам о применении аметистовой пыли в ритуалах и зельях, но в свете событий, думаю, лучше поговорить о других камнях. О тех, о которых обычно не заговаривают раньше второго года, — камнях светлых чародеек и заклинателей.

Под неровными сводами пещеры воцарилась тишина. Каждый из присутствующих глядел на магистра и, казалось, даже не дышал.

Акель Роун усмехнулся в усы.

— Их главный камень — гелиодор. Камень солнца. Желтый, яркий, словно заключивший в себя луч дневного светила. И те, в чьих кольцах находится именно он, считаются сильнейшими в Солнечном царстве. Следом идет алый, как закат, рубин. За ним — небесно-голубой топаз. Последним в линейке силы стоит янтарь.

— А шерлы? — подала голос Айлора. — Какой камень возвышается у них над всеми остальными?

Роун улыбнулся, глядя, с каким восторгом мэла косится на его кольцо.

— Шерлы — это черные турмалины. Но вы правы. У светлых есть их отражение — желтые турмалины. Для нас ценна ночь, для них — солнечный свет. Еще вопросы? — взгляд карих глаз облетел присутствующих. — Что ж, раз вопросов больше нет, можно двигаться дальше.

Открыв стоящий рядом с его столом увесистый ларец, магистр достал оттуда бархатный мешочек темно-бордового цвета. Развязал тесемки и высыпал на столешницу четыре больших камня — ярко-желтого, красного, голубого и оранжевого цвета.

Даже со своего места я отчетливо ощутила идущее от них тепло. Оно тянулось ко мне, извивалось капризной лентой и настойчиво звало. Вся моя суть затрепетала, отвечая. Пришлось до боли закусить губу, чтобы только сдержаться: не встать и не протянуть жадно руку в стремлении коснуться.

В груди болезненно заскулило, словно оставленный на улице щенок, отчаянно и жалобно. Там, на выщербленном от времени столе, лежат камни светлых. И, возможно, один из них мог бы занять место в моем кольце. Неважно, какой именно — пусть даже янтарь. Но свой. Теплый.

— Вот они — камни детей солнца. Рассмотрите их, — магистр Роун собрал драгоценности жилистой ладонью и передал ближайшему лернату.

Бриар — полноватый халцедон с круглыми, как у рыбы, глазами — едва не затрясся от страха, принимая камни.

Артиэлл усмехнулся.

— Не бойтесь, лернат, они не причинят вам вреда.

Бриар зыркнул недоверчиво, но уже смелее ткнул пальцем в рубин.

— Вам нужно научиться распознавать их. Отличать от десятка похожих, чтобы не спутать. На следующих занятиях мы подробнее остановимся на каждом из камней. А пока просто изучайте их. Ощутите идущий от них жар.

Бриар передал драгоценности дальше.

— Интересный факт, — продолжил меж тем Акель Роун. — Вы ведь помните, что когда впервые коснулись родительского кольца, то камень в нем отозвался свечением? Красиво было, правда?

Лернаты закивали и заулыбались.

Тем временем все четыре камня перекочевали дальше — к Кигану. Тот с восторгом уткнулся в них едва ли не носом.

— Подобное случается лишь однажды, при первом прикосновении. По легенде, так Полуночная Матерь приветствует тьму, живущую в каждом из ее детей.

Покрутив в пальцах драгоценности, Киган передал их Ллосе.

— У светлых, по слухам, происходит то же самое: стоит ребенку солнца впервые коснуться любого из камней силы, как тот начинает светиться.

Слова магистра отозвались во мне дрожью. Теперь я смотрела на драгоценности не с восторгом, а со страхом, понимая: они меня выдадут. Мне нельзя к ним притрагиваться.

В груди ухнуло.

— Лэйни, держи, — Ллоса улыбнулась и протянула мне четыре мерцающих камня.

Сердце забилось быстрее. Что делать? Что мне делать?

Я не могу отказаться взять камни — это вызовет вопросы. Не могу воспользоваться силой, чтобы избежать с ними контакта, — магистр Роун наверняка почувствует темный всплеск. Не могу изобразить неуклюжесть — в лицедействе я не сильна, а любое переигрывание выдаст мои страхи с головой. Так как же быть?

Ответ пришел неожиданно — вместе с оглушающим треском, раздавшимся под потолком. Все невольно поморщились и посмотрели на оживший сталактит. Края его раскрылись, будто полы плаща, и оказалось, что это крылья — серые, каменные, выщербленные. А за ними, скрытая будто в коконе, спала тощая горгулья с вытянутой собачьей пастью.

— Лерната Илэйн Дельвар, — скрипуче произнесла статуя. — Вам следует незамедлительно пройти в кабинет директора Мак-Фордин.

Обведя помещение хмурым взглядом, она задержала его на мне и оскалилась.

— Незамедлительно, лерната, — это значит без промедлений. И хлопанье ресницами, глядя на красивейшего из посланников, не входит в трактовку этого понятия, — хмыкнула она. А затем, не прощаясь, сложила крылья, вновь заковывая себя в кокон, и обратилась сталактитом.

Я вопросительно посмотрела на магистра Роуна.

— Да, нам повезло приютить в этом зале самую скромную горгулью, — улыбнулся он. — Но она права, не стоит заставлять директора ждать. Поспешите.

Кивнув, я поднялась из-за стола и покинула пещеру.

На удивление, волнения не было. То ли страх перед возможным разоблачением не оставил места для других эмоций, то ли я просто устала бояться. Что бы ни задумала Мак-Фордин, она давно ищет возможности на меня надавить. Осталось лишь узнать, в чем причина сегодняшнего вызова.

У двери с прямоугольной табличкой из черного серебра я остановилась. Оправила платье, волосы, распрямила плечи и уверенно постучала. Дождавшись разрешения, вошла.

Алира Мак-Фордин, как и в первую нашу встречу, сидела за столом. Снова безупречный внешний вид, дорогое платье с плотным тиснением на ткани, украшения… Изменился взгляд: из него исчезли фальшивая забота и доброжелательность.

— Садись, Илэйн, — голос тоже зазвучал иначе: сухо, колюче.

Я почтительно поклонилась, одновременно выражая приветствие и благодарность за приглашение, потом заняла предложенное место.

Заговаривать директор не спешила. Смотрела на меня пристально, будто оценивая, и задумчиво постукивала по столешнице длинными ногтями. Звук получался опасным, хищным, словно скрежет когтей смертоносной твари. Стало неуютно. Захотелось сжаться, обхватить себя руками в попытке защититься, но я не пошевелилась. Так и осталась сидеть с идеально прямой спиной, уверенно встречая прищуренный взгляд фиолетовых глаз.