Боясь выдать собственную привязанность взглядом, я отвернулась. Без особого интереса посмотрела по сторонам и замерла, заметив внимательно смотрящего на меня колдуна. Не Ардена — другого. Этого я точно не знаю, даже по слухам. А в том, что слухи о нем должны ходить, сомнений нет.

Черный форменный китель с серебряными пуговицами, небрежно забранные назад волосы цвета горького шоколада, глубокие зеленые глаза — колдун был красив. Не так, как Арден, но все же достаточно, чтобы заинтересовать многие ведьминские дома. А поблескивающий камень черного нефрита в перстне на указательном пальце и вовсе делал незнакомца завидным женихом.

Я глянула по сторонам, удивляясь, как сразу не заметила этого — все сидящие неподалеку девушки жестами или лукавыми взглядами из-под ресниц пытались обратить его взор на себя. Вот только незнакомец, казалось, не замечал их вовсе. Все его внимание было сосредоточено на мне. И от столь пристального взгляда становилось страшно — ведь у сильного колдуна нет ни единой причины интересоваться слабой ведьмой.

Есть, практически уткнувшись носом в тарелку, словно невоспитанная мэла, было стыдно. Но давящий взгляд незнакомца, глумливые шепотки девушек-лернат и собственная нервозность не давали распрямить спину. Быстро покончив с обедом — пожалуй, даже слишком быстро для дочери рода Мак-Мора, — я покинула зал.

Щеки горели, будто на каждой лежало по нагретой солнцем монете. Высокий ворот платья в третий раз за последний час показался нестерпимо узким. Однако я все равно нашла в себе силы держаться так, словно не испытывала неудобства. Лишь когда шумный зал остался за спиной, а сама я удалилась от него на два коридора, позволила себе остановиться и перевести дух.

Солнечный свет свободно проникал сквозь высокие окна. Он стелился по полу теплыми дорожками, игриво переплетался с нырнувшими через витражи лучами и наполнял пространство жизнью. Стены заиграли красками, пляшущие в воздухе пылинки стали походить на крохотные звезды, а во взглядах ведьм и колдунов, замерших на гобеленах, мне чудились улыбки.

Постепенно спокойствие окружающего мира передалось и мне. Дыхание выровнялось, щеки перестало жечь румянцем. И лишь на задворках сознания еще неостывшими углями тлел стыд за собственную эмоциональность. Матушка бы не одобрила такого поведения. Умеющая держать лицо в любой ситуации, она требовала того же и от нас.

Воскресив перед мысленным взором образ Лангарии, я вздохнула. Она была бы права. Я с самого начала знала, на что шла, и бояться теперь поздно. Моя жизнь принадлежит академии, нить моей судьбы — на кончиках спиц Полуночной Матери. Раз решившись, не стоит оглядываться — тогда и не споткнешься.

Как легко бравые слова звучат в голове и как трудно облечь их в звуки, заставить собственные губы разомкнуться и произнести хотя бы короткое «не страшно»… потому что страшно. Несмотря на принятое решение, на осознание, что иного выбора не было, — все равно страшно. Но и со страхом можно бороться.

Расправив плечи, я послала мысленный приказ Путеводному свету и зашагала к кэллеру. Вопросы, как и проблемы, лучше решать по мере их возникновения. И для начала стоит получить халцедоновое кольцо.

Кэллер, ответственный за выдачу лернатам артефактов, оказался сед как лунь. Широкий лоб изрезали глубокие морщины, огромный нос нависал надо ртом острым крючком, серые глаза казались выцветшими, будто старые чернила. Но смотрел на меня кэллер внимательно, цепко.

— Новая лерната, — голос у него оказался неожиданно приятный. Чуть скрипучий, но не противно, а наоборот — удивительно успокаивающе.

— Яркой вам луны, — произнесла я с полуулыбкой.

— За кольцом? Камень знаешь?

— Халцедон.

— Ишь, даже не кривишься, — усмехнулся кэллер в густые усы, такие же белые, как его макушка.

Поманил меня, чтобы шла следом, и двинулся вглубь небольшой комнатки, заставленной стеллажами. На полках ровными шеренгами замерли коробки, футляры и мерцающие желтоватым светом шары из полупрозрачного стекла.

— Что, и не печалишься? — старик обернулся и одарил меня хитрой улыбкой.

— Не каждому ростку дано превратиться в цветок, — я пожала плечами, а кэллер вновь усмехнулся.

Дошел до стеллажа, выкрашенного в серый, снял с него большую корзину с плетеной крышкой. Отодвинул ее совсем немного — так, чтобы не показывать содержимого, — и распорядился:

— Запускай руку. Твоя сила сама выберет кольцо.

— Моя сила? — голос едва не выдал охвативший меня испуг. Но я справилась, сдержалась. Лишь чуть больше, чем следовало, выказала удивление.

— Так халцедоны же разные, дуреха, — по-доброму хмыкнул в усы кэллер. — Если не совсем ты пропащая, то вытянешь темно-серый. А если твой росточек слаб, придется носить на пальце дымчатый камень. Ну давай, не тяни, — поторопил он. — Корзина-то не из легких.

На сердце колючей стужей наползал страх — мой старый знакомый. Он всегда появляется, стоит только кому-нибудь заговорить о моей силе. Даже вскользь. Вот и сейчас он привычно раззявил голодную пасть в оскале. Только на этот раз я не собиралась его подкармливать.

Одним быстрым движением, не давая себе засомневаться, запустила руку под плетеную крышку. Провела ладонью над сваленными в кучу артефактами, ощутила исходящую от них силу. Холодную, колючую и до того отталкивающую, что прикасаться к ней не хотелось. Но я не сдавалась. Продолжала медленно скользить пальцами в воздухе, прислушиваясь к собственным ощущениям, и искала. Наконец, когда кэллер начал нетерпеливо покряхтывать, я ощутила тонкий, едва уловимый теплый ручеек. Не думая, потянулась к нему и сомкнула пальцы на плотном кругляше.

— Готово, — выдохнула я, распахивая веки.

— Ну, показывай, что там у тебя, — вернув корзину на место, кэллер с любопытством осмотрел кольцо, лежащее на моей ладони. — Э-хе-хе, — покачал он головой, — ты ведь даже не росток, милая, так — крохотное семечко. Трудно тебе придется в академии, ох трудно…

Махнув рукой, старик указал мне на выход, и я, поняв намек, покинула хранилище артефактов. На моей ладони по-прежнему лежало кольцо с большим овальным камнем молочно-белого цвета.

Возвращаясь от кэллера, я старалась держаться подальше от шумной толпы. Обед давно закончился, и сейчас лернаты наслаждались последним свободным от занятий днем. Теплая погода выгнала многих юношей и девушек в парк. Более чинные сидели на лавочках с изящными коваными спинками; те же, для кого правила приличия казались надуманной чепухой — в основном безродные мэлы, — уселись на траве. Все разбились на небольшие группки, в каждой из которых цвета колец непременно совпадали.

Несколько раз я ловила на себе внимательные взгляды сапфировых, а после — едва они замечали белое кольцо на моем пальце — их лица перекашивало от недовольства. В какой-то момент даже мелькнула постыдная мысль снять артефакт и не надевать его, пока не сменю платье, но я не позволила себе поддаться малодушию. Дочери Лангарии не пристало бегать от трудностей!

И все же я немного прикрыла кольцо ладонью, сцепив руки в смиренном жесте и опустив их поверх юбки. От трудностей сбегать я не собираюсь, но и сознательно их провоцировать тоже не стану.

Дойдя до подножия лестницы, я остановилась и хмуро посмотрела вверх. Раньше я особо не задумывалась, но артиэллы всегда занимают второй — реже третий — этаж. Будучи по рождению высокородной артиэллой, я не привыкла преодолевать столько ступеней зараз. Однако выбора нет.

Вздохнув и на секунду поджав губы, я решительно зашагала вверх. Новый подъем показался тяжелее первого. Видимо, тело еще слишком хорошо помнило недавние нагрузки и совсем не жаждало их повторения. Я едва преодолела два этажа, как в боку закололо, вынуждая остановиться. Позволив себе почти минуту отдыха, я уже хотела было продолжить путь, но услышала раздавшийся за спиной голос.

— Снова лестница и снова ты. Так жаждала новой встречи, что специально караулила?