– Мы поднялись наверх и обнаружили умершего Липатова. Вернее, убитого. Он лежал на кровати в костюме.

– С чего ты взял, что он убит?

– Правый рукав рубашки был расстегнут. Я перевернул его на спину и увидел на запястье характерные синяки, словно ему сжимали руку или держали, когда он вырывался. И след от укола.

– Выводы, – строго спросил Михалыч, нахмурившись еще больше.

– Его убили, но… – замялся Ион.

– Договаривай, – потребовал подполковник.

– В общем, что-то не так. Его убили, но убили так, чтобы мы сразу поняли. Ему даже не застегнули рубашку, чтобы все сразу увидели его руку.

– А ты потом застегнул?

– Конечно, застегнул. Я вернулся в дом второй раз.

Подполковник удивленно посмотрел на него.

– Захватил его записную книжку, – Петрашку достал темную книжку и положил ее на стол, – фамилии Коробкова нет, зато Скрибенко имеется.

– Зачем он ему дал свою машину? – покачал головой Михалыч. – Чиновник такого уровня дает свой автомобиль какому-то мелкому клерку. Как мне все это не нравится, ребята, как мне все это не нравится.

– Я об этом тоже думал, – согласился Ион, – нужно найти эту стерву, которая нам сообщила о Коробкове, и выяснить, почему она хотела, чтобы мы его брали именно в понедельник ночью. И почему там оказался Скрибенко. По рассказам его коллег, личность совершенно серая, пустое место. Он мог быть только курьером. Непонятно, как ему могли доверить такие деньги. По моим наблюдениям, между Липатовым и Скрибенко разница была, как между Солнцем и нашим светильником на столе.

– Все было подстроено, Ион, – печально говорит Михалыч, – все было подстроено. И смерть наших товарищей тоже.

– Как там родственники?

– Плохо. Жену Байрамова увезли в больницу, боятся выкидыша, у жены Зуева истерика, у матери – сердечный приступ. И еще эта фотография, – вздохнул Михалыч.

– Какая фотография? – не понял Ион. И я ничего не понял. Михалыч посмотрел на Бессонова и кивнул ему, разрешая говорить.

– Наша лаборатория установила, что фотография, где сняты полковник Горохов и Скрибенко, была смонтирована, – напряженным голосом сказал Бессонов. Петрашку посмотрел на меня. У нас, наверно, был идиотский вид.

После ночного бдения он мог немного отдохнуть. Вообще-то заместители начальников московской милиции не обязаны были дежурить по ночам. Для этого было достаточно офицеров более низкого ранга. Но операцию против Коробкова нужно было проводить давно. Еще вчера, получив сообщения о группе Коробкова, он понял, что должен сам руководить этой операцией. Он подозревал, что задержание может быть трудным, предполагал, что бандиты окажут сопротивление, но на такой результат не рассчитывал.

Группа Звягинцева действовала, как обычно, четко и продуманно. Но никто не предполагал, что, кроме Коробкова и его «шестерок», в доме окажется еще и сотрудник Кабинета Министров. Мало того, он еще и выбросился из окна, создав дополнительные трудности и Звягинцеву, и самому Горохову. Плюс ко всем этим неприятностям было то обстоятельство, что, по распоряжению самого заместителя министра внутренних дел, он разрешил присутствовать на ночной операции молодой журналистке из популярной газеты.

Но ночные неприятности на этом не кончились. Он сидел в кабинете, когда узнал о ранении Дятлова и перестрелке, устроенной группой Звягинцева. Полковник не сомневался, что сотрудники Звягинцева действовали так лишь в силу необходимости и применяли оружие там, где по-другому было невозможно. Но три трупа вызвали скандальную реакцию прокуратуры, и Кочетов выехал на место случившегося, несмотря на ночное время, и устроил разнос.

Горохов узнал об этом от самого Кочетова, вернувшегося в прокуратуру и позвонившего ему.

Но настоящая трагедия началась позже, когда сотрудники группы Звягинцева выехали на квартиру Скрибенко и в результате поверхностного обыска обнаружили фотографию. И наконец, взрыв в квартире, принадлежащей Метелиной, бывшей сожительнице Коробкова, выдавшей его конспиративную квартиру. Метелина исчезла, а взрыв убил двух офицеров группы Звягинцева. Это было уже не просто ЧП.

Он терпеливо высидел вместе с дежурными офицерами до утра, когда к нему в кабинет ворвался Звягинцев и стал показывать фотографию, требуя объяснений. Горохов был оскорблен. После стольких лет работы в милиции, ему казалось, он заслужил право быть вне подозрений. И вдруг эта фальшивка, явный фотомонтаж. Он попытался доказать это Звягинцеву, но понял, что бесполезно. И он, сорвавшись, накричал на своего товарища.

– Если ты мне не веришь, можешь передать фотографию в инспекцию по личному составу. Или в ФСБ, – зло предложил он, сознавая, что это фальшивка. – Пусть меня проверяют. Но сначала ты сам проверь, может, это фотомонтаж, может, меня подставили.

Но только когда Звягинцев ушел, Горохов начал размышлять над случившимся. Кто-то из тех офицеров милиции, которые курировали Метелину, сознательно подставил информацию о Коробкове, рассчитывая на арест бандитов и Скрибенко именно в момент их встречи. И этот кто-то должен был рассчитать все до мелочей, подложив фотографию в квартиру Скрибенко. Но почему тогда все было настолько топорно с этой фотографией? Ведь очевидно, что, получив такую фальшивку, он начнет проверку, попытавшись выяснить, каким образом в квартиру Скрибенко попала эта фотокарточка.

Примерно полчаса он бился над этой проблемой, когда позвонил телефон.

– Полковник Горохов? – спросил знакомый голос.

– Да, – ответил он, пытаясь узнать говорившего.

– Выйдите в коридор и пройдите к выходу. Там вас встретят, – сказал неизвестный.

– Кто говорит? – разозлился полковник, он не любил подобных шуток.

– Если вы хотите узнать о фотографии, то вы должны выйти, – сказал незнакомец и положил трубку. Горохов сидел в кресле еще целую минуту. А потом достал из сейфа пистолет, положил в карман и вышел в коридор. Там никого не было. Редкие сотрудники здоровались с ним. Сжимая в кармане оружие, он дошел почти до конца коридора, когда услышал за спиной негромкий голос:

– Хорошо, что вы мне поверили.

Он обернулся. За спиной стоял невысокий худощавый мужчина в большой темной шляпе и темном плаще.

«Как в дурацких шпионских фильмах», – мелькнула мысль.

– Кто вы такой? – спросил он.

– Давайте пройдем куда-нибудь, – предложил тот, – я вам покажу свое удостоверение.

Они прошли дальше и спустились на лестницу.

– Полковник Бурлаков из ФСБ, – показал удостоверение неизвестный. Горохов внимательно прочитал. Он и раньше видел подобные удостоверения и, внимательно присмотревшись, убедился, что это не фальшивка.

– В каком вы отделе? – все-таки спросил он.

– Я в Московском управлении, – пояснил Бурлаков, – вы можете проверить, я оставлю свой телефон.

– Обязательно проверю, – пообещал Горохов, возвращая удостоверение, – вы знаете Серегина?

– У нас работает не Серегин, а Сергунин, – улыбнулся Бурлаков, – вы меня проверяете. Я действительно работаю в ФСБ.

– Что вам нужно? – устало спросил Горохов.

– Ваше доверие прежде всего, – пояснил Бурлаков. Мимо спускались двое офицеров. Тот кивнул сотрудникам, отвечая на их приветствие, а Бурлаков отвернулся.

– О каком доверии вы говорите? – угрюмо спросил Горохов. – Что вам нужно от меня? Откуда вы знаете о фотографии?

– Мы все знаем.

– Кто это «мы»? ФСБ?

– Нет, не совсем, – улыбнулся Бурлаков, – просто некоторые из нас работают в том числе и в ФСБ. Мы знаем гораздо больше, чем вы думаете. И знаем о том, что уже давно готовится специальная операция по вашей дискредитации. Метелина не просто выдала своего бывшего сожителя. Все было рассчитано так, чтобы группа Звягинцева застала на квартире Коробкова того самого Скрибенко. Сотрудники вашей группы несколько нарушили очередность событий.

Мимо прошел еще один офицер, поднимавшийся наверх, и Горохов снова поздоровался. А Бурлаков снова отвернулся.