Большой новый поворот отмечается в освещении американцами событий в Грузии, всегдашнем фаворите американской политологии. Некогда цветущая советская республика объединяет на своей территории более десятка национальностей. В начале века американские специалисты по региону приходят к печальному выводу: Грузия — государство-банкрот. Она спровоцировала и не сумела победить в вооруженных конфликтах в Южной Осетии и в Абхазии. Старинный Тбилиси переполнен беженцами, и военные нападения совершаются среди бела дня, не говоря уже о ночах, которые здесь так темны из-за отсутствия электричества уже на протяжении пятнадцати лет. Не меньшую катастрофу внезапно прозревшие американцы видят в Армении. Здесь победа в Нагорном Карабахе привела к тому, что не Армения аннексировала Карабах, а Карабах аннексировал Армению — в форме полной милитаризации параноидальной внутренней политики, убийства происходят прямо в стенах парламента, а экономика страны рухнула в небытие. Восемьсот тысяч армян из менее чем четырех миллионов общего населения проголосовали своими ногами, выехав либо в Россию, либо в Соединенные Штаты. В соседнем потенциальном Кувейте — Азербайджане ютятся более миллиона перемещенных войной лиц, ставших бездомными. А в это время Гейдар Алиев создал новую династию, передав власть своему сыну Ильхану⁴⁷⁹.

Судьба Молдавии в точности повторила бы судьбу центральноазиатских республик, но она находится в Европе. Тем больше, отмечают американские исследователи, доказательства трашной беды, обрушившейся с неожиданной независимостью. Пауперизация и криминализация этой республики достигла верхних пределов: страна распалась на три части, а жизненный уровень еще на большее число частей. Теперь каждый, пересекающий Днестр, платит таможенный сбор в пользу республики Транснистрии — Приднестровской республики. После пятнадцати лет независимого существования валовой национальный продукт на душу населения составляет одну треть от уровня 1989 года, вырубаются леса, потому что зимой не хватает топлива. Не менее 750 000 человек — одна треть работоспособного населения — разбрелись по всей Европе, от Португалии до Волги, повсюду, где есть возможность не умереть с голоду. Многие молдаване рассказывают американским наблюдателям о том времени, когда республика снабжала Советский Союз сельскохозяйственными продуктами и вином. Стивен Коткин называет Молдавию самой типичной страной мусоростана. Особенно убедительно и детально описывает ситуацию в этой стране Ч. Кинг из Гуверовского Института⁴⁸⁰. После получения независимости эта маленькая страна стала главным поставщиком молодых девушек в Европейский Союз⁴⁸¹. Анализ Кинга тем более интересен, что он говорит и читает на всех основных языках проживающих в Молдавии национальностей. По его мнению, те самые интеллектуалы, которые в 1960—70-х годах яростно отстаивали свое отличие от Румынии, внезапно стали идеологами Большой Румынии. Получив независимость, а с нею и власть, они утвердили в качестве государственного языка только один — румынский, на котором говорят 60 % населения. И хотя эти горячие головы в конечном счете потеряли свой престиж даже среди молдаван, многие тысячи студентов по сию пору выходят на главную площадь Кишинева с их лозунгами. Эта настойчивость сторонников Румынии гальванизировала 150 000 гагаузов, которые немедленно создали автономную республику Гагаузии, бедность в которой потрясает даже на фоне общего неблагополучия региона. Чтобы избежать нищеты в Транснистрии, живущие здесь молдаване поддержали русских и украинцев. Все вместе они обратились к 14-й бывшей советской армии, что не позволило кишиневским молдаванам кровью вернуть заднестровские земли. На самом деле здесь битва идет за сохранение тех островков индустрии советского периода, которые должны были исчезнуть с лица земли в случае победы молдавского большинства. И здесь та же история: тысячи убитых и 130 000 перемещенных лиц. Над Тирасполем развивается флаг независимой Приднестровской республики, а Молдавия лишилась своей промышленности. Как мрачно заключает Кинг, в своем фундаментальном основании новейшая история Молдавии — это битва между малыми политическими элитами — пропанрумынскими и приднестровскими, и народами, которые они претендуют представлять. Нужно ли говорить, что во всех трех молдавских случаях мы имеем дело с нелиберальными режимами, и хотя на поверхности суть проблемы — выяснение этнических отношений, на самом деле речь идет о царстве криминала и политической беспринципности.

А ведь казалось, что Молдавия могла быть классическим примером образования небольшой новой нации. Искусственность проекта привела к тому, что обязательное всеобщее образование и прочие атрибуты строительства нации оказались самыми большими жертвами. Американцы ныне отмечают, что молдаване довольно решительно утверждают, что они не румыны, также ими отмечается, что практически все молдаване говорят по-русски, и в этом отношении, а также психологически ввиду огромного числа смешанных браков, местное население никак не напоминает румынское. Упомянутый Кинг говорит, что полмиллиона русских и полмиллиона украинцев, живущих здесь, не идентифицируют себя с русским или украинским государством. Но они категорически отказываются видеть различия между украинцами и русскими в Молдавии. Сами себя они называют осколком советской нации — понятие, которое якобы исчезло 15 лет назад. Это приводит американских специалистов к выводу, что практически все созданные 15 лет назад государства в поразительной степени являются советскими. Особенно это относится к так называемым национальным меньшинствам во внезапно созданных независимых странах⁴⁸².

«Молдавия, не говоря уже о Приднестровской республике, как представляется, не служит ничьим интересам за исключением официального рэкета и благоденствующих официальных чиновников. Молдавия приобрела большое число политических партий, систему выборов и парламент. Но вся эта система покрыта сверху козырным тузом советской административной системы, прочно укоренившейся здесь. Общество — дезорганизованное, бедное, не имеющее независимой судебной системы, является подчиненным элементом. Не зря неокоммунисты, которые снова завоевали на всеобщих выборах пост молдавского президента, сделали это простым способом: они пообещали «оживить» социализм и «укрепить» связи с Россией, которой Молдавия должна 700 млн. долл. за природный газ»⁴⁸³.

Лучшим исследованием проблемы здесь признана коллективная работа «Украина: поиск национальной идентичности», вышедшая в 2001 году⁴⁸⁴. Больше всего авторов этого коллективного труда беспокоит понятие украинской национальной идентичности. Высшим теоретическим достижением в определении национальной идентичности является следующее положение; «Достижение независимости Украиной было актом скорее консервативным, чем революционным… Это была попытка сохранить существующий порядок». В другом месте коллективной монографии Украина характеризуется как «посткоммунистический гибрид», который сохранил все советское, кроме идеологии. Один из авторов этой работы, говоря об украинской демократии, рынке и политической системе, к каждому понятию добавляет «якобы». Авторы приходят к прискорбному выводу: чем ниже уровень рыночных ценностей, тем богаче бюрократия. Примечателен вывод авторов: «такая система может существовать бесконечно».

Американцы признают, что у украинского парламента гораздо больше политической власти, чем у Государственной Думы России, но «Кучма и компания умудрились переплюнуть своих соратников из Молдавии, создав (без единого танкового выстрела) свою собственную Транснистрию внутри исполнительной ветви украинского государства, в которую входят спецчасти министерства внутренних дел, центральный налоговый директорат, комиссия по национальным выборам, несколько политических консультантов (часть из которых нанята в России), организация-наследник КГБ, администрация генерального прокурора и имитирующая ЦК президентская администрация. Такой механизм превосходит самые дикие мечты любой мафии. Он поглощает огромные суммы денег, которые отмываются за рубежом, манипулирует голосами избирателей, насильственно экспроприирует предприятия, уничтожает едва поднимающие голову независимые средства массовой информации, методически шантажирует критиков и соперников, покрывает уголовные действия…»⁴⁸⁵'. Джордж Сорос пришел к выводу, что именно Украина сделала слово «коррупция» ругательством.