Американцам Прунскене нравилась больше Ландсбергиса своей гибкостью и интеллигентностью. «Ее главной заботой в тот день было не представить дело так, будто, согласившись на то, чтобы отложить провозглашение Литвой Декларации независимости, это не выглядело, как согласие снова войти под советскую юрисдикцию. Бейкер заверил ее, что, как бы ни пошли литовцы в этом вопросе, Америка будет держаться твердо своего непризнания вхождения Литвы в CCCР… На данном этапе Литве целесообразно отложить провозглашение независимости — пока в Москве ведутся переговоры»²⁶¹.

Надо сказать, что американцев поразило то обстоятельство, что Прунскене и прочие сепаратисты летали в Вильнюс и назад на самолетах «Аэрофлота», государственной компании СССР. Да, могучим защитником целостности страны был Горбачев, если позволял открытым сепаратистам пользоваться центральной транспортной авиакомпанией.

Напряженность в отношениях с Литвой стала ослабевать — Горбачев немедленно начал выполнять обещание, данное американцам. 12 июня 1990 г. Горбачев и Рыжков встретились с Ландсбергисом. А потом в Литву пошел газ из России. Милые отношения.

Это миролюбие Горбачев периодически перемежал весьма нервными жестами. Несколько раз, глядя прямо в лицо Мэтлоку, он говорил, что знает, кто провоцирует прибалтов, кто дает им подрывные советы. Конгресс США не должен вмешиваться в подобные вопросы, принимая при этом назидательный тон. В мире много федераций — Бразилия, Индия, Канада, Югославия, все они могут быть затронуты происходящими процессами… Между прочим, литовцы перед провозглашением независимости посетили посла Мэтлока. О чем шла беседа?²⁶⁴

Организация «Саюдис» в Литве решила воспользоваться американским непризнанием вхождения Литвы в состав СССР для того, чтобы провозгласить независимость республики от Советского Союза. Она сделала это опираясь на два фактора — американскую поддержку и нерешительность Горбачева. Уже один лишь факт постоянных контактов американского посла с лидерами сепаратистской организации «Саюдис» поразителен для мира нормальной дипломатии. Представьте себе, что российский посол в 1860 году встречается с сепаратистами американского Юга, фактически подталкивая их к сецессии. А ведь «Саюдис» требовал полного отделения. Еще более поразительным фактом является знание и одобрение этих контактов со стороны высшего советского руководства. По конституции такое бездействие равнялось преступлению против государства.

Не тех вождей нашел Советский Союз. В 10 часов утра 7 марта 1990 г. министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе призвал к себе на Смоленскую площадь посла Мэтлока и в самом доверительном тоне попросил его быть посредником между Горбачевым и «Саюдисом». Читаешь страницы мемуаров Мэтлока и с трудом веришь: Шеварднадзе делится с американским послом всеми внутренними тайнами, словно американская сторона страстно симпатизировала Горбачеву как представителю государственного центра. А ведь дело было вовсе наоборот, Соединенные Штаты по геополитическим соображениям стремилась максимально ослабить Советский Союз.

Американский посол узнает, что Шеварднадзе уже не очень беспокоится по поводу литовского сепаратизма. В любом государстве мира (скажем, в современной Литве) это рассматривалось бы как акт государственной измены. И прежде всего в США. Нет сомнения, что Мэтлок знал это. Но советские министры потеряли все моральные и патриотические ориентиры. Фактически Шеварднадзе гарантировал американцам развал собственной страны. «Он был менее обеспокоен возможностью провозглашения (литовской) независимости/чем установлением президентской власти в Москве. Если литовцы подождут этого, то ситуация будет решена без ненужного риска»²⁶⁵. И американский посол возвращается в Спасо-хауз, чтобы инструктировать Ландсбергиса отложить решительные действия до президентского возвышения Горбачева. Начались поразительные будни. На 7 марта 1990 года американский посол в Москве Мэтлок назначил встречу с лидерами «Саюдиса», и те восприняли его «совет». Посол понимал, что делал: «Любой контакт между литовцами и американским посольством означал, что Соединенные Штаты манипулируют ситуацией с целью развала Советского Союза». Вот именно.

Дипломаты беседуют в самом доверительном тоне. Посол Мэтлок узнает об обеспокоенности министра Шеварднадзе позицией Советской армии, судьбой военных заводов и армейских баз Советской армии на территории Литвы. Лицо Шеварднадзе осунулось, когда он узнал, что Мэтлок не собирается даже отложить встречу с Ландсбергисом и его окружением. «Но он (Шеварднадзе. —А.У.) даже не протестовал». Достойный министр независимой страны. Шеварднадзе попросил, чтобы встреча была по возможности короткой. Ландсбергис сообщил Мэтлоку что Верховный Совет Литвы готов провозгласить независимость Литвы. Мэтлок сказал руководству «Саюдиса» ключевые слова: им нечего боятъся, Горбачев не применит силу. Обо всем этом Мэтлок на следующий день — 8 марта 1990 года рассказал Шеварднадзе в его офисе на Смоленской площади. Беседовали они, как всегда в последние дни, с глазу на глаз. Мэтлок предложил, чтобы Горбачев официально пообещал «Саюдису», что не применит силу против объявившей о своей независимости Литвы. Шеварднадзе нашел эту идею интересной. Покидая кабинет Шеварднадзе, Мэтлок калькулировал: по крайней мере один член Политбюро стоит на «верной» стороне.

С огромным удовлетворением американская администрация удостоверилась в том, что против мятежной Литвы, объявившей в марте 1990 г. о своей независимости, у руководителей Советского Союза нет ни воли, ни плана контрдействий. Объявив об экономическом бойкоте, Горбачев не знал, что делать дальше. Экономическое давление на Вильнюс не принесло результатов. Что далее? Изнутри на Горбачева оказывалось давление с целью побудить действовать против Ландсбергиса решительно, но самолюбивый и слабый лидер погряз в нерешительности. В конечном счете он стал ждать решения вопросов в переговорах с американцами в мае 1990 года. Все более становилось ясно, что у руля советского государства стоит нерешительный капитан, не знающий, каким курсом плыть. И предпочитал игнорировать рифы, на которые шел его корабль.

В эти дни Горбачев бросался в разные стороны, ища панацею в самых неожиданных местах, не желая при этом уступить свое место более государственно ориентированным политикам. Все это вводило Советский Союз в состояние невиданной смуты. Наступал жесткий политический кризис.

Обратите внимание, что проблемы Прибалтики американские дипломаты обсуждают с членом Политбюро Александром Яковлевым в его же офисе, и с другим членом Политбюро — Шеварднадзе во время недельной поездки последнего в Вашингтон. Этот визит помог решению «главной» для Горбачева цели: была определена дата следующего саммита. На этот раз Горбачев прибудет в США в конце мая — начале июня 1990 года.

А уральская Немезида продолжала свое движение. 4 марта Борис Ельцин, выступая с платформой свободнорыночной экономики, получил на выборах в Верховный совет более 70 процентов голосов избирателей. Теперь его целью становилось президентство в Российской Федерации (следовало вытолкнуть оттуда горбачевского ставленника Виталия Воротникова). После этого у него появится возможность бросить вызов самому Михаилу Горбачеву. Ельцин крушил Горбачева и с прибалтийского фланга. Ощущая поддержку московских демократов, 11 марта 1990 г. литовский парламент единогласно проголосовал за «восстановление» потерянной страной пятьдесят лет назад независимости. Ландсбергис провозгласил: «Мы ни у кого не спрашиваем разрешения на этот шаг». Вот если бы у Горбачева любовь к отечеству (а не к планетарному гуманизму) напоминала соответствующее чувство Ландсбергиса! Но нет. Наш герой плавал в глобальных водах, его соотечественники и их судьба были для него второстепенным обстоятельством. Горбачев уже не подвергал сомнению деяния раскольников, теперь он потребовал от Литвы за предоставление независимость 34 млрд. долл. компенсации. Осмелевшие литовцы потребовали не меньшую сумму «за причиненный ущерб».