Горбачев махал памфлетом и говорил, что у Москвы нет желания разжигать ненависть к Соединенным Штатам. Шульц (оправдываясь): «Мы хотели бы улучшить двусторонние отношения, но в Соединенных Штатах существует скептицизм по поводу Советского Союза из-за его прежних действий. Президент Джимми Картер был человеком доброй воли, но его представления о СССР изменились после вторжения Советского Союза в Афганистан. Сбитый южнокорейский самолет — еще один пример».

Горбачев: «Вам лучше бы начать с U-2 Гарри Пауэрса, нарушившего воздушное пространство Советского Союза».

Шульц: «Выступая в Мадриде, Громыко навел на всех ужас, сказав, что «мы сбили этот южнокорейский самолет и повторим все снова, если потребуется».

Горбачев: «Какую пенсию вы выплатили команде рейса KAL 007?»

Шульц: «Я не удостою этот комментарий ответом».

Шульц полагал, что инициатором обострения был бывший посол Добрынин.

Горбачев: «Я игнорирую ваши ремарки».

После этого резкого обмена Горбачев смягчился и предложил закончить обмен репликами на ноте, с которой Шульц начал свое выступление: «Нам предстоит большая работа. Президент хотел бы видеть Горбачева в конце ноября. Некоторые дискуссии можно было бы провести в таких местах, как Кэмп-Дэвид или Вильямсбург. Официальная программа продемонстрирует все уважение к Генеральному секретарю ЦК КП Советского Союза. Желательным было бы путешествие за пределами Вашингтона. Генеральный секретарь Горбачев будет принят в Америке с приязнью и уважением. Ваши прямые и увлекающие манеры тронут ответную струну в сердцах американцев».

Горбачев: «Ну а что относительно размещения стратегического оружия в космосе?»

Шульц: «Я не знаю, что из этого выйдет».

120

Горбачев: «Мне кажется, что повестка дня неадекватна потребностям встречи на высшем уровне и порождает вопросы — выиграют или потеряют два лидера в своих странах и во всем мире. Встреча в Женеве была полезной, и было еще много встреч между вами и Шеварднадзе; все это ставит вопрос, почему новый саммит не даст результатов, особенно в свете того, что практически общепризнанно, что вопрос о стратегическом оружии является ключевым».

Шульц позже вспоминал: «На каждой встрече с Горбачевым возникал, по меньшей мере, один эпизод, исполненный давления и обиды. Именно это, думал я, происходило и сейчас. Я не мог точно указать, в чем причина происходящего, ноя был полон решимости не попадать в западню и не убеждать его в необходимости прибыть в Вашингтон. Я ответил, что Горбачев может не посещать Вашингтон. В этом случае «мы, возможно, найдем другие способы заключить соглашение по ракетам средней дальности. Текст соглашения практически готов, он должен быть подписан, ратифицирован и введен в действие».

Горбачев: «Обе стороны должны выяснить, что еще может быть сделано. Я должен буду доложить об этом советскому руководству, а вы, как я полагаю, обязаны доложить президенту». Горбачев продолжал настаивать на том, что при напряженной работе две страны способны сделать многое для сокращения массы стратегических вооружений и предотвращения угрозы из космоса.

Шульц в мемуарах: «Я снова чувствовал, что Горбачев пытается извлечь выгоду из своего согласия прибыть в Вашингтон. Я был полон решимости «не надкусывать» это яблоко».

Горбачев: «Диалог не закончен. Мое преимущество заключается в том, что я могу обратиться непосредственно к президенту».

В конечном счете Горбачев сказал, что «это были хорошие переговоры». Он обошел стол и пожал руки всем членам американской делегации. Шульц после встречи с Горбачевым поспешил в «неподслушиваемую» комнату американского посольства, откуда позвонил президенту Рейгану и описал состоявшуюся встречу. «Я сказал президенту, что предполагал иначе подойти к делу. И у меня еще оставалось для этого время. Возможно, мы установим дату приезда Горбачева в США, но в этом отношении не следует создавать впечатление, что мы просим его об этом». Рейган согласился со своим государственным секретарем.

Что касается Горбачева, то прежде он казался Шульцу «боксером, не терпевшим поражения. Но не в этот раз. Сегодня он побывал в нокауте»¹³⁶. В этом же Шульц убеждал и своих партнеров по НАТО на следующий день — уже в Западной Европе. А 27 октября посол Мэтлок специальным телефоном сообщил из Москвы: Горбачев изменил свою точку зрения, и теперь он хочет нанести визит в Вашингтон. Шеварднадзе намерен посетить Вашингтон в октябре, чтобы подготовить визит Горбачева. Шульц немедленно позвонил Рейгану. «Горбачев моргнул первым»¹⁵⁷.

Нужно сказать, что Шульц никогда не был более доволен Шеварднадзе, чем в эти дни. «Группа советских переговорщиков была патетически невежественна в вопросах, которые американская сторона — с помощью Шеварднадзе — уже решила. Как говорит в эти дни Шульцу Нитце, «плохим парнем для КГБ является Обухов. Он под постоянным подозрением — ведь он получил научную степень в Чикагском университете, где он учился у главного теоретика политического реализма Ганса Моргентау.

В ближайшие же недели Горбачев выступил с уже привычными уступками: он уже не настаивал на полном запрете испытаний противоракетных систем, а просил выработки соглашения «по отдельным вопросам», с целью их подписания в ходе визита в США. Шульцу не нужно было быть о семи пядей — он увидел явную зависимость Горбачева от результативности дипломатии на высшем уровне и… сразу же пригрозил срывом предполагаемого горбачевского визита в США. Он рисковал, но знал также, что договоренность (практически достигнутую) по ракетам средней дальности могут подписать и чиновники более низкого ранга.

Еще раз укажем: американцам уже было очень заметно, что Горбачев стремится не только к конкретным разоруженческим результатам, но к мировой известности, к славе «спасителя от ядерной войны». Его явно интересует собственно визит в Вашингтон и связанное с этим пребывание в центре мировой арены. Он шлет Шеварднадзе в Вашингтон 30 октября 1987 г. с письмом к президенту Рейгану о визите в американскую столицу 7 декабря. Теперь «Горби» (как его зовут на Западе) все меньше стремится к конкретным результатам, он согласен их только обсуждать¹³⁸.

30 октября 1987 г. американские информационные агентства распространили сообщения, что как раз перед прибытием Шульца в Москву Горбачев подвергся критике на пленуме Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Борис Ельцин утверждал, что перестройка продвигается неоправданно медленно, а Горбачев в свете этого теряет авторитет и популярность. С противоположного политического фланга Егор Лигачев подверг лидера критике за неоправданную быстроту действий, ломающих экономическую и политическую систему страны. «Я должен был, — пишет Шульц, — сидя напротив, ощущать новую уязвимость Горбачева».

В тот же день правая рука Горбачева во внешней политике — Эдуард Шеварднадзе напоминает своему контрпартнеру — Джорджу Шульцу, что «советская сторона ради заключения соглашения по ракетам средней дальности готова заплатить большую цену. Наша страна пошла на огромные уступки, которые вызвали множество вопросов у советских военных. Мы надеемся, что эти уступки не будут забыты»¹³⁹. Такого защитника своих внешних интересов Россия еще не знала. Он не гнушался прямых подлогов.

Американская политическая верхушка обратилась за анализом ситуации в Центральное разведывательное управление. Глава ЦРУ Роберт Гейтс оценил Горбачева как коммуниста-ленинца: «Он старается перепрыгнуть через сталинский период в то время, когда ленинизм еще не был заключен в сталинское обрамление. С этим связано и обращение к Новой Экономической Политике Ленина. Это способ разбудить динамизм прежних лет». Гейтс сказал, что в Москве существует своего рода консенсус относительно периода уменьшения напряженности с Западом для подготовки к новому периоду противостояния с Западом.