12 февраля 1989 г. Буш, в бейсбольной кепке, свитере и кроссовках встретил специалистов по Советскому Союзу. В группу входили, помимо Райс, историк Адам Улам из Гарварда, Маршалл Голдман из Уэллесли, Стивен Мейер из Массачусетского технологического Института, Роберт Пфальцграфф из Университета Тафта, Эд Хьюэт из Брукингского института.

Буш спросил, способен ли Советский Союз применить силу в Восточной Европе? Эксперты сказали, что тогда политическая цена для Горбачева будет «астрономической». Буш поделился своими впечатлениями от окружения Горбачева. Его волевую жену трудно назвать обольстительницей.

Джеймс Бейкер считал, что его предшественник Шульц «платил за то, что русские отдавали бесплатно»…¹⁸⁴

В течение большого — четырехмесячного — периода, когда формировалась позиция администрации Буша, президент решал для себя (февраль — май 1989 г.), что такое «перестройка» — временная «передышка» или «переход» — фундаментальное изменение. Перед президентом Бушем прошла череда всех известных советологов из различных идейных лагерей. Информация из Москвы, вызываемый ею культурный шок были столь велики, что многие весьма сведущие специалисты — от Адама Улама до Брента Скаукрофта — заподозрили в действиях русских фантастический блеф, феноменальный обходной маневр. Сам президент Буш несколько первых месяцев своего президентства молчал, не желая попасть впросак То была нелепая, как видно сейчас, предосторожность. Но и понятная. Уж больно лихо все шло по-западному на самом главном для США направлении мировой политики.

Лучшие специалисты по России прибывали в резиденцию Буша в Кенебанкпорте и излагали свою точку зрения на раскол в стане прежде монолитного противника, на ступор советской системы, на готовность хозяев Кремля жертвовать многим ради партнерства с всемогущей Америкой. Американцы отказывались верить в свое счастье…

Немалую роль сыграли в феврале 1989 года три обширных послания американского посла в Москве Джека Мэтлока, содержащие анализ ситуации в Советском Союзе и рекомендации в отношении американского курса. Посла призвали в Кеннебанкпорт. 3 марта он выступает перед специалистами-советологами. Его «крик души» — не останавливайтесь в тот момент, когда русские встали на путь раздачи своих преимуществ. Стимулируйте их политически и экономически. Соглашайтесь на встречи на высшем уровне. Заместитель советника по национальной безопасности Роберт Гейтс сказал, что «пауза в политике — хорошая вещь».

Главные советники Буша — прежде всего, государственный секретарь Джеймс Бейкер и советник по национальной безопасности Брент Скаукрофт — не были восторженными людьми. Как раз напротив, они отличались осторожностью, и нормальный здравый смысл был для них важнее неких гигантских схем. Этот здравый смысл заставлял их останавливаться перед горбачевским самоотвержением. Зачем оно? В чем его смысл? Как может политический лидер служить своей стране, заведомо ее ослабляя?

Горбачев поразил, скажем, Бейкера неистребимой любовью к метафорам — то он рисовал ледокол, то яблоко, которое скоро упадет (СССР глазами американцев), то «заглядывал за горизонт». «Временами такая манера, — пишет Бейкер, — выводила меня из себя»¹⁸⁵. Но самое большое удивление госсекретаря вызвало сделанное как бы между прочим заявление о том, что СССР выводит из Восточной Европы 500 единиц ядерного оружия. Внезапно. Чтобы поразить. Чтобы видели русскую щедрость без мелочного обсуждения и жалкого торга. А американец немедленно зафиксировал уступку и тут же, в Кремле, не сходя с места начал самый, что ни есть торг, направленный на максимальное уменьшение советского арсенала. Никаких благодарностей, никаких «ты мне, я тебе».

Но результат «мозгового штурма» не устроил нового президента и в марте 1989 года была создана новая директива — Национальная Безопасность- 23 (подписана президентом только в сентябре). Соль ее в следующем: «Сдерживание никогда не было целью само по себе, только как таковое… Возможно, мы стоим перед новой эрой. Мы сможем двинуться за пределами сдерживания к новой американской политике, предполагающей интеграцию Советского Союза в международную систему»¹⁸⁶.

Более опытные ощутили то, что новичкам казалось фантазией. Во время обсуждений Генри Киссинджер отстаивал казавшуюся многим фантастической мысль: «Обещайте все что угодно за ослабление советского влияния в Восточной Европе». Госсекретарь Бейкер усомнился в реальности такого развития событий. Если попытаться договориться с Советским Союзом, это только узаконит советскую опеку над регионом на все обозримое время. (Киссинджер был смертельно раздражен тем, что новая администрация раскрыла его идеи и назвала имя автора¹⁸⁷.)

Ламентации не тронули Буша. Его кредо — осторожность. Буш пришел к заключению, что «горбачевская перестройка состоялась в интересах США во многом потому, что дала Соединенным Штатам рычаг, при помощи которого Советский Союз можно двигать в желательных для Соединенных Штатов направлениях»¹⁸⁸. И, закончив мыслительную работу, сделав свой выбор, команда Буш — Бейкер начала капитализировать новые возможности. Цинизм или реализм?

Горбачев внимательно изучил список лиц, с которыми Буш совещался в Кеннебанкпорте (этот список дали американские газеты). Ему особенно не нравился Маршалл Голдман, постоянно предсказывавший его падение. Шеварднадзе беспокоила американская кампания дискредитации Шульца как «худшего государственного секретаря со времен Стеттиниуса». Горбачеву Шеварднадзе сказал, что Бейкер кажется ему «слишком холодным парнем»¹⁸⁹.

Что делает бесшабашный легковес Горбачев? Обращается за помощью к тому, кто в глубине души и не мечтал ни о чем лучшем, чем крах державы Горбачева. После концерта специально приглашенного в Москву американца Ван Клиберна (лауреата конкурса имени Чайковского 1958 года) М.С. Горбачев отвел в сторону посла Джека Мэтлока: «Джек, я хочу, чтобы вы передали от меня президенту Бушу следующее. Мы переживаем очень сложный и тяжелый период. Оппозиция реформам растет. Намеченные реформы откроют дорогу более тесным отношениям с Соединенными Штатами. Но некоторые критические речи в Вашингтоне создают мне сложности. Скажите президенту, чтобы он был чуть более внимательным. Все, что он говорит, имеет отклик здесь. Если он желает мне помощи, он должен быть более внимательным ко мне».

7 марта 1989 г. Шеварднадзе («Шэви», т. е. «Шевроле», — так называют его американцы за глаза) встретился с государственным секретарем Бейкером в резиденции при американском посольстве в Австрии, где когда-то Хрущев пытался прессинговать президента Кеннеди. Под портретом Джорджа Вашингтона (кисти Гилберта Стюарта) два министра сели за столом с зеленовато-бежевой скатертью. К ним присоединились посол Мэтлок и главный редактор «Тайма» Генри Грюнвальд. Но беседа вскоре стала включать в себя «интимные моменты», и Шеварднадзе с Бейкером, взяв только переводчиков, удалились в библиотеку с морским пейзажем Мильтона Эвери. Рядом с Бейкером лежал толстый слой подготовленных материалов, которые госсекретарь постоянно просматривал. У Шеварднадзе сложилось впечатление о Бейкере как о разумном и старательном дипломате. Горбачеву Шеварднадзе сказал, что у них с Бейкером возникло «теплое дружеское взаимопонимание… Я думаю, что сумею поладить с этим парнем» ¹⁹⁰.

Возвратившийся из Вены Бейкер изложил президенту Бушу свою версию встречи с Шеварднадзе. Тот больше не получит возможности работы, как прежде — с «податливым» Шульцем. Ушли те дни, когда американский государственный секретарь обязан был выслушивать в дурном шеварднадзевском изложении горбачевские благоглупости о том, как облагодетельствовать все человечество. Теперь Шеварднадзе будет покорно слушать мнение более могущественной стороны. Теперь Советам нужно будет только намекнуть, и они пойдут желательным для Запада путем. Теперь Бейкер был уверен, что добьется своего не только в сфере ограничения вооружений, но и в разрешении региональных конфликтов. Шеварднадзе же умолял американцев продолжить опыт Рейгана-Шульца. Он и Горбачев теперь нуждались во внешнеполитических успехах: «Они отчаянно нуждаются в том, чтобы принести бекон домой из сферы внешней политики, поскольку его перестала приносить своя собственная экономика. Многое из того, что они делают, — чистая импровизация. И я не уверен в том, что они знают, сколько им осталось времени. Горбачев будет приветствовать все «инициативы и предложения, которые мы им представим. Он и в самом деле находится в состоянии невероятной спешки»¹⁹¹.