Попыткой оказать косвенную помощь Горбачеву было заявление Бейкера 10 сентября 1990 г. относительно того, что Соединенные Штаты «не будут стремиться использовать дезинтеграцию Советского Союза в своих целях». А взамен потребовали ускорения переговоров по обычным вооружениям — Ограничение вооруженных сил в Европе (ОВСЕ). Шеварднадзе пообещал ускорить процесс ОВСЕ через две недели во время встреч в Нью-Йорке.

На этом этапе американское посольство в Москве начало оказывать весомую поддержку так называемому «плану Шаталина», плану перехода к капитализму за 500 дней. Мэтлок предложил своему президенту и государственному секретарю отложить визит крупных бизнесменов до одобрения Горбачевым «плана 500 дней».

Одновременно посол Мэтлок путешествовал по стране, чтобы точнее знать о силах, ее разваливающих. В ноябре 1990 г. он посетил Киев, где председатель украинской Верховной Рады Кравчук сказал ему, что, хотя он и будет участвовать в обсуждениях, но не подпишет новый Союзный договор, проект которого был опубликован 24 ноября 1990 г. В те же дни в Киев прибыл Ельцин и между Украиной и Россией был подписан договор. Посол Мэтлок пригласил на обед руководителей ук-

267

раинского «Руха» («Я считал важным привлечь к ним общественное внимание…Они считали, что любой союзный договор будет лишь промежуточным пунктом на пути к независимости»³¹⁷. Мэтлок считал ошибкой обращение Горбачева к автономным республикам и придание им статуса «субъектов» нового союза. «Горбачев терял в своей гонке с Ельциным в деле создания федерального союза на добровольной основе. Пытаясь приложить тактику «разделяй и властвуй» к России, он терял время — чего он уже не мог себе позволить»³¹⁸.

15 октября 1990 г. норвежский Нобелевский комитет присудил Горбачеву Премию мира за 1990-й год. А 1б октября министра обороны СССР Язова посетил американский министр обороны Ричард Чейни. Общение не сделало их друзьями. Ничего похожего на особые отношения Шеварднадзе и Бейкера. Да как могло быть иначе, учитывая задачи обоих министров? Язов мог иметь любые особенности характера, но сознательно разрушать оборонительную систему страны у него не поднималась рука.

Вот как пишут американские исследователи: «Язов полагал, что его задачей является сохранить советскую военную мощь от заклания на алтаре перестройки. Он не скрывал, что ничего хорошего не вышло из дружбы Горбачева с Бушем, или Шеварднадзе с Бейкером, и он не хотел составить подобной пары с американским министром обороны. Язов продолжал жаловаться Дику Чейни на упадок советской военной мощи, на ослабление Советского Союза. Чейни знал, что ему полагается сочувствовать Язову, но он никак не мог даже имитировать это. В частных беседах он называл Язова человеком, лишенным теплоты. Язов ужинал с Чейни на даче министерства обороны под Москвой. В своем хосте Чейни восславил присуждение в 1990 году Нобелевской премии мира Михаилу Горбачеву. «И в зале наступила тишина, словно я сказал что-то неприличное». Присутствующие никак не выражали своего восхищения Нобелевской наградой да и самим Горбачевыми¹⁹. Интересно, восхищался бы Чейни Нобелевской премией своего президента, если бы тот разрушил американскую оборонительную систему?

В Кремле Чейни нашел Горбачева «в своей обычной агрессивной форме, но было видно, что бремя власти становится все тяжелее». Чейни поздравил советского президента с присуждением Нобелевской премии, а тот, зная, что министр прибыл от Язова, усомнился в искренности комплимента.

18 октября 1990 г. главный противник битвы в Заливе Примаков прибыл в Вашингтон. Бейкер, «избалованный общением с Шеварднадзе, быстро утомился от Примакова и «отослал» его к президенту Бушу. Президент никак не хотел видеть Примакова, но не принять его могло означать скандал, все-таки он был посланцем Горбачева. Примаков убеждал: «Не загоняйте Саддама в угол… Мы должны оставить ему тропу для отхода». Буш опять перечислил список преступлений Саддама. Примаков предложил сообщить Саддаму, что Вашингтон и Москва собираются сделать в отношении палестино-израильского конфликта — позитивным виделось предложение о созыве конференции по Ближнему Востоку. Буш ответил так: «Я ничего не собираюсь давать Саддаму… Идите и скажите ему, что встретили здесь глухую стену». Через неполный час после прощания Роберт Гейтс (ЦРУ) передал Примакову: «Президент поручил мне сказать, что вы сами выберете время отлета». Посланнику Горбачева без всякого политеса указали на дверь.

Итак, параллельная дипломатическая инициатива оказалась бесплодной, и дело снова взял в свои руки Шеварднадзе. Он спросил в Москве Бейкера 8 ноября: «Какова будет продолжительность войны? Уверены ли вы в успехе?» Затем он выехал на дачу Горбачева в Ново-Огарево. Здесь они вместе с Горбачевым встретили ведомую Бейкером американскую делегацию. Желтого цвета дом едва вместил всех прибывших, среди которых было много американских военных. Беседа была весьма жаркой. Проводив гостей, Горбачев еще долго беседовал с Шеварднадзе. Версии этого разговора отличаются друг от друга. Но утром Шеварднадзе на вопрос корреспондента ответил «округлой» фразой: «Разворачивающаяся ситуация может призвать к действиям». Бейкер мог быть доволен. Миссия Примакова получила удар в спину, советская сторона не выразила даже оговорок.

Во второй половине ноября 1990 г. стало казаться, что ужас потери власти пробудит мужскую твердость в президенте Горбачеве. Он бросился в Верховный Совет СССР с предложениями о реорганизации органов государственной власти. Созданный совсем недавно Президентский совет был распущен. Его фактически заменил Совет Безопасности. Большие полномочия были даны Совету Федерации (состоявшему из председателей Верховных советов союзных республик). Явно реализовывалась президентская форма правления. Не было лишь достойного этого поста президента. Царь имел все царские атрибуты, кроме характера. Речь зашла о создании «президентских префектов», которые представляли бы президента в отдельных регионах, возвращая утерянную власть центру. Горбачев, возможно, впервые был похож на вождя, который овладевает секретом власти. 23 ноября он представил проект Союзного договора, в котором власть республик была существенно увеличена, а их лидеры автоматически включались в Совет Федерации.

Но — грозный знак — Украина обусловила свое подписание Союзного договора принятием конституции республики. Четыре республики оставили за собой право создать собственные вооруженные силы (Россия, Украина, Белоруссия, Армения). И все зарезервировали за собой право вести собственную внешнюю политику. Украина, Белоруссия и Молдавия объявили о своем принципиальном нейтралитете; Украина и Белоруссия — о безъядерном статусе. Возможно, критическим ударом нового феодализма по поникшей великой стране был договор, подписанный Россией и Украиной в противодействие Центру. Ельцин специально ездил в Киев, чтобы подписать этот документ, в котором не поминался ни Советский Союз, ни Союзный Договор.

Левые не дремали тоже. 18 ноября группа депутатов-демократов призвала Горбачева либо начать реформы, либо уйти в отставку. На следующий день 53 депутата — консерватора (включая секретаря ЦК по ВПК Бакланова, маршала Куликова (23 года командовавшего войсками ОВД), начальника генерального штаба генерала Моисеева, командующего ВМФ адмирала Чернавина, командующего сухопутными войсками генерала Варенникова, командующего внутренними войсками генерала Шаталина, несколько членов Академии наук (к ним примыкал и патриарх Алексий Второй) потребовали осторожного отношения к оборонительной системе страны.