Азура снова подставила макушку.

— Почеши?

Нико рассеянно погладил перья. Его встревожило стремление Шеннона не привлекать к какографам внимания. И пусть Нико не знал, что именно заставило старого магистра усилить бдительность, он ничуть не сомневался: дело серьезное.

— Милостивые небеса, друиды! — прошептал какограф, вспомнив, как его попытки впечатлить Дейдре вызвали шквал вопросов о пророчестве и о неспособности Нико его исполнить. — Магистр меня убьет…

— Почеши? — повторила Азура.

Нико опустил глаза: он так задумался, что не заметил, как перестал ласкать фамильяра.

— Азура, прости меня. Я совсем вымотался. — Он не врал: глаза щипало, кости ломило, мысли стали тягучими, как смола. — Я должен поспать, чтобы завтра ассистировать магистру Шеннону.

— Почеши?

— Может, завтра.

Окончательно убедившись, что здесь ей ловить нечего, Азура запрыгнула на подоконник, просвистела две ноты и выпорхнула в ночь.

Глаза у Нико слипались. Моргая, он подошел к умывальнику и, потерев ладонью о ладонь, наколдовал белые рунки, которые использовались волшебниками вместо мыла. Затем заглянул в зеркало из полированного металла и обомлел: весь его лоб, от виска до виска, залепили две розовые фразы.

Нико сперва нахмурился, а потом рассмеялся. Девин должна была здорово исхитриться, чтобы незаметно подсунуть ему проклятие на джежунусе.

Стараясь не споткнуться в тусклом свете камина, Нико проковылял через общую комнату к двери Девин. Изнутри доносились приглушенные голоса. Он постучался и вошел.

Простак Джон и Девин сидели на ее кровати, играя в «веревочку», любимую игру Джона. Они подняли глаза.

— Неплохая работа, — сказал Нико, указывая на свой лоб и на красующуюся там розовую надпись:

Ненавижу шутки.

Зато обожаю ослиную мочу!

Девин развеяла проклятие со лба Нико, и все трое принялись сплетничать о других какографах и учениках: кто чей протеже, кто с кем спит и тому подобное.

И пускай Нико по-прежнему чувствовал себя как выжатый лимон, он был рад возможности пообщаться с товарищами и хотя бы ненадолго забыть о друидах, делегатах Астрофела и прочих смутных угрозах, свалившихся на него в эту ночь.

За разговором время проходило незаметно: Джон и Нико играли, по очереди заплетая на пальцах узоры из веревочных петель, а Девин расчесывала длинные черные волосы Нико.

— Святые небеса, — ворчала она, — как расточителен Создатель! Зачем мужчине такая роскошная грива — мягкая, шелковистая, — ведь он даже не в силах оценить свое счастье?..

Закончив с прической Нико, Девин стала заплетать в косу собственные жесткие рыжие волосы.

— Знаешь, — не умолкала она, — никогда не понимала, зачем магическим обществам непременно присылать делегатов на каждый Совет!

— А в Звездной академии когда-нибудь прежде Совет проходил? — спросил Нико, не отрываясь от игры в «веревочку».

— По крайней мере не при мне. Их проводят каждые тридцать лет, и всякий раз в новом месте — ну, там, в библиотеках, монастырях, по очереди.

Нико пожевал губу.

— Что ж, я точно не знаю, для чего именно нужны Советы, но…

— …Но ты запомнил все, что когда-либо говорил на эту тему Шеннон, — с лукавой усмешкой перебила Девин.

Он показал ей язык и продолжил:

— Так вот, когда-то давно, во времена Диалектных войн — когда Новосолнечная империя рушилась, а на ее руинах появлялись новые королевства — чарословы решали ход сражения, выступая на той или иной стороне. В результате пролилось слишком много крови, и обессиленные люди уже не могли защититься от оборотней, кобольдов и прочей нечисти. Какое-то время даже казалось, что человечеству не выжить, и вот тогда-то магические общества и созвали общий Совет, договорившись больше никогда не принимать участия в войнах между королевствами.

Девин хмыкнула.

— Выходит, магические общества должны обновлять договор на каждом Совете, а не то мы все пойдем на корм оборотням?

Нико пожал плечами.

— Типа того. Только все намного сложнее. Некоторые чарословы мухлюют. Мне кажется, магистр Шеннон как раз пытался не допустить вмешательства волшебников и жрецов в Остроземскую гражданскую войну… Хотя я вполне могу ошибаться: он всегда избегает этой темы.

Простак Джон попытался было сказать «Простак Джон», но лишь широко зевнул. Нико отложил в сторону веревочку и проводил сонного, спотыкающегося на ходу великана в его комнату, «баиньки».

Нико пошел было к себе, но задержался у двери Девин.

— Дев, мне поговорить с Шенноном о преподавании? Наверное, Совет не самое подходящее время…

Она ответила, похлопывая себя кончиком косы по подбородку:

— Вообще-то, когда на волшебников сваливается много хлопот, они частенько даже рады сбагрить часть уроков помощнику. Только в твоем случае убеждать нужно не магистра Шеннона, а других волшебников, которых злит сама мысль, что такие, как мы, могут преподавать.

Нико кивнул, представляя себе, каково это — получить наконец гордое звание волшебника. И тут он кое-что вспомнил.

— Дев, ты раньше работала с магистром Смолвудом?

— Тот милый старичок-лингвист, у которого здравого смысла не больше, чем у пьяного цыпленка? Да, я носила ему послания от магистра Шеннона, пока ты обжимался с Эми Херн. Кстати, ты случайно не в курсе, как у нее дела?

Нико скрестил руки на груди.

— Не в курсе. И вообще, речь не о ней. Я говорил сегодня со Смолвудом. Ничего важного, но он почему-то называл меня то «новым какографическим проектом» Шеннона, то его «карманным какографом»… Может, ты что-нибудь слышала? Какие-нибудь слухи о магистре Шенноне?

Девин выпустила из рук косу и выпрыгнула из постели.

— Забей. Нашел кого слушать, Смолвуда, старого сплетника. — Она подошла к умывальнику и принялась натирать лицо. — И какой предмет ты хочешь преподавать?

— Любой, имеющий отношение к чарописанию… Дев, ты уходишь от ответа. Что это за слухи о магистре Шенноне и «карманных какографах»?

Девин зарылась лицом в полотенце.

— Обычные сплетни, ерунда. Не о чем говорить.

— Дев, за те девять лет, что мы знакомы, ты ни разу не упускала возможности посплетничать.

— Так давай посплетничаем. Я совсем забыла про Эми Херн. Она перевелась в Звездопад, да? Может, напишешь ей в следующем заклинании колаборис?

Нико подождал, пока Девин не закончит вытирать лицо.

— Слухи, Дев. Я жду.

Она посмотрела ему в глаза.

— Не сейчас, Нико. Уже поздно.

— Не надейся, что я забуду.

Она вздохнула:

— Не надеюсь.

Глава восьмая

Башня Джимхерста стояла на южной окраине заселенных кварталов Звездной академии. Когда-то давно, во времена лорнской оккупации, здесь размещался двор лорда-губернатора. Теперь же, если не считать скриптория на самом верху, башня была заброшена.

С Азурой, устроившейся на его плече, как на жердочке, Шеннон тайком спускался по внешнему коридору десятого этажа. Глазами попугая он наблюдал, как косые лучи бледных лун проникали в окна и разливались по полу из шиферного сланца. Отблески освещали противоположную стену прохода с резными барельефами в типичном лорнском стиле — изображенные в строгой, лаконичной манере, фигуры казались воплощением силы и грации.

Шеннон медленно прошел мимо запечатленных в камне рыцарей, змей и серафимов — последних некогда окружали ореолы из золотых листьев, ныне изрядно обшарпанные — и остановился возле одного из барельефов.

Получасом ранее к нему в кабинет вернулась Азура, доставившая послание Никодимусу. Она осмотрела крыши и не заметила ничего необычного. Впрочем, рассказ фамильяра отнюдь не успокоил Шеннона, а лишь усилил его опасения и окончательно убедил в необходимости этой ночной вылазки.

Слева от него, в стене между двумя барельефами, располагалась невысокая деревянная дверца. Шеннон усадил Азуру на подоконник напротив и велел предупредить, если она кого-то заметит. Где-то в ночи хрипло каркал грач. Магистр повернулся к дверце. Он стоял перед входом в «личную библиотеку» Норы Финн.