Девочка с короткой стрижкой подняла руку.
— А у вас какая реакция?
Нико бросил взгляд на окно.
— Рядом со скрытыми заклинаниями у меня начинают гореть щеки. Что-то вроде румянца. Кстати, у большинства студентов уходят годы на то, чтобы определить свой тип синестезии. Поэтому не расстраивайтесь, если у вас не сразу получится…
Он замолчал. Может, не стоило упоминать собственную синестетическую реакцию? Теперь все его лицо пылало, сердце колотилось, а в голову лезли мысли о затаившихся стражниках.
Он обернулся к двери и подскочил, увидев мужчину в черном. Вошедший кивнул Никодимусу:
— Скажите, когда закончите, я должен проводить учеников обратно в башни.
— О, — только и сумел смущенно выдохнуть Нико, который признал в незнакомце одного из воспитателей первоклашек. — Конечно. Мы уже заканчиваем.
Жар медленно отхлынул от щек, и сердце забилось ровнее. Он повернулся к классу:
— Что ж, я вас поздравляю. Вы пережили мою первую лекцию. А теперь, пожалуйста, постройтесь в ряд у двери. Вас заберет воспитатель… А с тобой, Деррик, я хотел бы поговорить отдельно.
Возбуждение от проведенного урока рассеивалось, и Нико все чаще тер глаза, чувствуя себя совершенно разбитым. Он гадал, кто мог подсматривать за его лекцией и какое впечатление он на них произвел.
— У меня неприятности? — спросил мрачный голос.
Нико поднял глаза. Комната опустела, если не считать Деррика: мальчик стоял перед ним, скрестив руки на груди и потупив взгляд.
— Глупости. — Нико сел за одну из парт, достав из ящика бумагу и перо. На одной стороне он написал «дрова», на другой «дрофа». — Присаживайся, Деррик. Прочти-ка…
Он протянул лист мальчику. Деррик, который за все время так ни разу и не посмотрел ему в лицо, послушался.
— Дрова, — сказал он, мельком взглянув на бумагу.
Нико перевернул лист.
— А это?
— Дрова, — повторил мальчик.
Нико вручил Деррику чистый лист бумаги и перо.
— А теперь напиши здесь слово «дрофа». — Мальчик накорябал «дрова».
Нико медленно выдохнул.
— Деррик, останови меня, если я не прав… Тебе ведь непросто дается учеба, хотя ты и схватываешь все на лету. — Лицо мальчика помрачнело, но он ничего не ответил. Нико продолжил, на тон мягче: — Ты ведь сообразительный. Даже я, учитель, с трудом за тобой поспевал — кстати, прости, если я немного перегнул палку.
— Ничего страшного… — начал было Деррик.
— Мне показалось, ты используешь свой ум, свои способности, чтобы сорвать урок и отвлечь остальных — только бы они не заметили: с тобой что-то не так. Я сам побывал в твоей шкуре, потому и захотел сказать тебе пару слов. Понимаешь?
Рот мальчика смягчился. Деррик поднял взгляд на учителя.
— Нет.
Нико потряс листом бумаги.
— Вот «дрофа». — Он перевернул лист. — А вот — «дрова». Я легко их различаю только потому, что, когда писал, пометил точкой уголок бумаги на стороне с «дровами». Если бы кто-то другой написал те же слова и попросил меня их прочесть, как я попросил тебя, мне бы пришлось полностью сосредоточиться, чтобы заметить разницу. Всю жизнь я изображал из себя кого-то другого и не слишком в этом преуспел. Я до сих пор читаю и колдую с ошибками. Теперь ты меня понимаешь?
— Немного.
— Хорошо. Тогда слушай: с тобой, да и со мной тоже, кое-что и впрямь сильно не так. Полмира будут как заведенные твердить, что ты бестолочь и тупица и проку от тебя никакого, а остальные попробуют доказать, что ничего страшного не происходит. Кое-кто даже осмелится заявить, что твой недуг — не недуг вовсе, а дар свыше. — Нико умолк, раздумывая, как к его словам отнесутся невидимые слушатели, если те еще остались в комнате. — Правда в том, что ты не урод, но и не гений; тебе самому решать, кем ты станешь. В этом смысле мы с тобой не сильно отличаемся от других, «нормальных», студентов. И пока ты этого не поймешь, никакое фиглярство, никакие выходки во время уроков не спасут тебя от окружающего мира.
— Я не… не понимаю, магистр.
— Не называй меня магистром. Я не волшебник, и, вполне вероятно, никогда им не стану. Все в порядке, ты и не должен понимать. Я сам не понимал до сих пор, пока не пришлось выразить свои чувства словами. Услышь я подобное в твоем возрасте, я бы вряд ли уловил смысл: мне было не до того. Важнее другое: можешь ли ты запомнить, что я тебе сказал? — Мальчик кивнул. — Тогда повтори это для меня. — Деррик пересказал его речь слово в слово. — Ты запомнил все почти дословно, а значит, не лишен талантов, которыми наделены волшебники. Что бы ни случилось, пообещай навсегда сохранить в памяти мои слова.
Мальчик пообещал, и тут на Нико внезапно напала зевота. Он мысленно поблагодарил Шеннона, который велел ему прикорнуть после обеда.
— Теперь я могу идти? — угрюмо спросил парнишка.
Нико кивнул:
— Конечно, иди. Догоняй своих одноклассников. Кстати, совсем не обязательно упоминать о нашей с тобой беседе. Если воспитатель спросит, скажи, я сделал тебе выговор за непочтительное поведение. — Он улыбнулся пареньку.
Деррик без лишних слов вскочил из-за парты и выбежал из класса.
Нико снова зевнул и еще некоторое время сидел, облокотившись на стол и уронив усталую голову на руки. Уже собираясь встать, он обернулся, привлеченный странным шумом у двери.
Он ожидал увидеть новые признаки маскирующих чар стражников. И был приятно удивлен: на пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Деррик.
— Что-то случилось? — спросил Нико.
— Нет, — сказал мальчик, впервые глядя прямо в глаза Нико. — Просто… Спасибо вам, магистр.
Глава четырнадцатая
Придя в себя, Дейдре обнаружила, что лежит на полу и плачет. Стоящий рядом на коленях Кайран гладил ее по волосам и повторял:
— Все будет хорошо!
Над их головами протянулся потолок из светлого камня. Они снова были в своих комнатах в Звездной академии.
Постепенно слезы друидки высохли.
— Что произошло? — спросила она. Желудок ныл, рот и горло горели.
— Мы были под маскировочными чарами, следили за тем, как парнишка проводит урок, когда появился еще один чарослов, использующий субтекст невидимости — скорее всего Амади Океке, — объяснил расстроенный Кайран. — С тобой случился припадок, и я перенес тебя сюда.
Дейдре села.
— Стражница нас заметила? — Он покачал головой. — А остальные друиды ничего не подозревают?
И снова безмолвное «нет».
— Хвала Боанн и Бриджет, — пробормотала она, вытирая губы. На тыльной стороне ладони осталась мокрая хлебная масса.
Друидка вскинула взгляд на своего защитника.
— Тебя вырвало во время припадка. Часть ты вдохнула. Под рукой как раз оказался нужный текст, и я очистил твои легкие. Но если припадки станут сильнее… даже я ничего не обещаю.
— Это проявление божественного недуга, — промолвила Дейдре, уставившись на грязную ладонь. — Такова воля богини.
Он фыркнул.
— Думаешь, богине будет угодна твоя смерть?
— Я заслуживаю сурового наказания за свой грех.
Ладонь Кайрана обхватила подбородок друидки и развернула ее лицо к нему.
— За наш грех.
Она отвела взгляд.
— Кай, давай не будем снова спорить о том, кто из нас больший дурак и что…
Он притянул ее к себе. Деревянные пуговицы вдоль рукавов друида были расстегнуты, а руки оголены для колдовства, и Дейдре прижалась щекой к его обнаженной коже.
— Кай, я больше не знаю, кто я, — прошептала она, уткнувшись ему в плечо. — Во время припадка меня посетили жуткие видения. Я стояла на берегу реки в Нагорье, и вдруг на меня набросился этот волк с человеческой головой и красными глазами. Почему-то он резал меня, снова и снова. Я таяла, словно масло, и стекала в реку.
Нежные руки Кайрана гладили ее по голове, пока она не успокоилась.
Оба встали, он — как обычно, припадая на левую ногу. С тяжким вздохом Дейдре оглядела их скромную комнату: сундук, умывальник, ночной горшок, две кровати, к стене у двери прислонен походный посох Кайрана.