— Тебе куда? — спросил водитель, бросив на меня короткий взгляд.

— Следовал в расположение части после ранения, — пожал я плечами, — но теперь даже не знаю…

— Прыгай в кабину, — приказал он, — доберемся до медчасти, там с попуткой двинешь дальше. А пока мне поможешь. Видишь, одному не справиться…

Я беспрекословно подчинился. Это было как раз то предложение, которого я ждал. Через пять минут грузовик сорвался с места и помчался по дороге, ловко маневрируя между выбоин и грязевых озер.

С каждым новым километром, на который мы удалялись от доктора, я вздыхал все более облегченно. Водила это заметил:

— Что, пересрал слегка? — хмуро покосился он на меня. — Это нормально. И не такие бывалые люди под бомбами срались. Ничего постыдного в этом нет, точно тебе говорю…

Я лишь покивал, не желая вступать в диалог, да и сам водитель не горел особым желанием со мною общаться. Время от времени он поглядывал через плечо на раненых в кузове, и в такие моменты чуть сбавлял ход, понимая, что сильная тряска причиняет им дикие страдания. Но тут же в противовес другая мысль явно читалась на его простом, обветренном лице: тише едешь, не все доедут. И это тоже было верно. Слишком много тяжелых в кузове, и чем скорее мы доберемся до места, где им смогут оказать квалифицированную помощь, тем больше людей выживет.

Мы срезали дорогу через небольшой лесок, и из-за этого в очередной раз чуть было не увязли в глубокой грязи, в которую превратилась грунтовая дорога. Но, поминая поминутно такую-то мать и дьявола, наш водила прорвался на относительно чистый участок, и дело пошло быстрее.

— Полчаса, как пить дать, сэкономили! — похвастался он. — А то и весь час. Этот путь мало кто знает, все в обход едут. А я тут в округе каждый кустик, как свои пять пальцев…

То-то мы чуть было не увязли. Сэкономили бы сейчас… пока нашли бы помощь, пока вытащили бы полуторку, многие наши подопечные успели бы отдать богу душу. Но вслух сомневаться в способностях водилы я не стал. Высадить — не высадит, но запомнит не с лучшей стороны, и, при случае, обязательно расскажет про наглого попутчика.

Тем временем лесок кончился, и впереди, у холма я заметил лагерь.

— Полевой госпиталь, — пояснил водила, — почти на месте…

Но по факту до госпиталя мы добирались еще с полчаса, все же пару раз увязнув в грязи, и с огромным трудом, убивая мотор подчистую, доехали до места.

К нам подбежали несколько санитарок.

— Носилки тащите, девки! — приказал водитель. — Тяжелораненые у нас…

Потом мы одного за другим вытаскивали раненых из кузова и несли их до указанных сестрами медицинских палаток. Я видел, что все вокруг просто забито бойцами, многие из которых были неходячими, и понимал, что нашими подопечными займутся не сразу. Зря, получается, мы так спешили… нет, не зря! Каждая минута может стоить чьей-то жизни!

Наконец, последний раненый был уложен на выделенное место. Я вышел на свежий морозный воздух и вытер пот со лба.

— Дима? — знакомый девичий голос раздался совсем рядом. — Это, правда, ты?

Я повернулся и увидел Настасью Павловну, с сомнением во взгляде осматривающую меня. Одета она была в гимнастерку цвета хаки, шерстяную юбку, сапоги и шинель, небрежно наброшенную на плечи. На поясе была пристегнута кобура, а на шинели зеленели погоны лейтенанта медицинской службы.

Вот тебе и спрятался, называется. Отпираться было бесполезно, да и зачем?

— Да, Настя… хм… товарищ лейтенант, это я, собственной персоной. Давненько не виделись…

Разговор у нас сразу не задался.

Настя сильно изменилась за то время, что я ее не видел. Не было больше той слегка мечтательной, часто задумчивой и даже печальной девушки, добровольцем сбежавшей на фронт вопреки прямому запрету и недоверию начальства. Сейчас передо мной стояла девушка-боец, делом доказавшая свою ценность и преданность.

Да и фигура ее стала чуть более стройной, подтянутой. Я видел, что тело ее в прекрасной физической форме и мышцы в тонусе. Никакой спортзал не дает организму такой нагрузки, как работа в полевых условиях в медсанчасти. Наверняка, ей приходилось и раненых бойцов на себе таскать, и прочие тяжести — мужских рук, как обычно, катастрофически не хватало.

Даже взгляд у нее поменялся, стал более цепким, оценивающим, жестким. Я и представить себе не мог, сколько всего она должна была пережить, чтобы так измениться… нет, не внешне — внутренне… повзрослеть.

Внезапно мне стало ее жалко, до слез. Чертова война! Сложись все иначе, ходила бы Настасья в театр и оперу, не пропуская, как и прежде, ни одной премьеры, вечерами зачитывалась бы нестареющей классикой. Может, вышла бы уже замуж и родила детей.

Вместо этого каждый день ей приходилось иметь дело с грязью, кровью и человеческими страданиями. Кто говорит, что врачи — люди ко всему привычные, глубоко ошибается. Да, у них слегка атрофировано чувство брезгливости… но не сочувствия. Просто пропускать через себя боль каждого человека невозможно, сгоришь в момент. И все же без сопереживания не может быть настоящего доктора.

— Как ты здесь? Почему?

Я не хотел ей врать, но без этого было не обойтись. Не рассказывать же всю правду — это прозвучало бы слишком невероятно, и Настя бы не поверила, более того, сразу бы заподозрила, что я не просто так скрываю факты… и кто знает, что сделала бы эта обновленная Анастасия Павловна. Сдала бы меня особистам? Вряд ли. Она никогда не была из числа тех, кто пишет доносы. Но все же говорить с ней начистоту я не мог и не хотел. Раньше… думал о том, чтобы все ей рассказать, но сейчас — точно нет.

— Был на излечении, теперь возвращаюсь в часть, — ответил я достаточно искренне, да и случай мой был далеко не ординарный, но Настя все равно что-то почувствовала и потребовала.

— Покажи заключение врачей! Куда тебя ранило?

Только этого мне и не хватало. Сейчас она заставит показать место ранения, а там остался лишь небольшой шрам в качестве воспоминания. А заключение врачей ко мне вообще не имело ни малейшего отношения. И опять начнутся расспросы, удивленные взгляды, недоверие. Зачем мне все это? Нужно попробовать отделаться от девушки, хотя сделать это будет не просто — характер у нее всегда был упертым, и уж если Настя решит кому-то помочь, то сделает это, невзирая на желание «клиента».

— Товарищ лейтенант, со мной все в порядке. Честное комсомольское! — я улыбнулся настолько открыто, насколько мог, но Волжиной этого было мало.

— Дмитрий, — строго произнесла она, — ты давай-ка не темни. Показывай бумаги!

Взгляд у нее при этом был пронизывающий насквозь, хотя я заметил и отблески былой теплоты. Все же жаль, что у нас с Настей так ничего и не получилось. Хороший она человек, но не для меня.

К счастью, в этот момент к нам подбежала совсем молоденькая медсестричка, лет семнадцати на вид. Выглядела она словно взъерошенный воробушек: маленькая и нахохлившаяся.

— Анастасия Павловна, вот вы где! Я вас везде ищу!

Настя недовольно перевела свой взгляд с меня на медсестру. Сестричка же нет-нет, да поглядывала на меня с видимым любопытством. Мол, с кем это НАША тут так долго общается, что за человек?..

— Чего тебе, Варя?

— Там Ираклий Давидович вас зовет, много солдат доставили. Ваша помощь необходима!

При упоминании этого имени Настя внезапно встрепенулась, потом глянула на меня и слегка покраснела. Что такое? Уж не нашла ли она себе здесь кого-то по душе? Если так, то это даже лучше. А я уж начал было гадать, отчего она не кинулась мне на шею при встрече. Любовь, получается, прошла… да и была ли она?

— Это мы привезли в кузове, — поддакнул я, — немцы колонну обстреляли. Наш грузовик был первым, скоро и другие прибудут, и подводы видел, нам на встречу шли, загрузят бойцами и тоже пригонят. Очень много раненых.

Настасья тяжело вздохнула, понимая, что наш разговор переносится на неопределенный срок, чему я был только рад. Но долг есть долг, и я видел, что ее мысли уже перескочили с меня на собственный долг.