Он прошелся по подвалу, зажигая расставленные заранее свечи, и я внезапно осознал, что вижу перед собой перевернутую пентаграмму с тщательно вписанной в ее контуры головой козла. Да это же знак Бафомета, позаимствованный из «Ключа к черной магии» — знаменитой книги Станисласа де Гуайата, члена «Тулузского Ордена Розенкройцеров», а позже, уже в шестидесятых годах, взятый в качестве официального символа американской Церковью Сатаны.

Великолепно! Сейчас меня станут приносить в жертву Люциферу. Этого только не хватало!

— Только благодаря мне и моим дарам город все еще цел, — продолжал между делом рассказывать дьяволофил. — Когда ОН принимает подношение, взамен дает месяц жизни для всех нас. Поначалу, пока я этого не осознал, мы оказались на грани… но потом… потом пришло озарение, я сообразил в чем дело, и с тех пор появился шанс!..

Поразительно, он абсолютно убежден в том, что его ритуальные убийства помогают Ленинграду продержаться в этой бесконечной схватке со смертью. Передо мной, получается, спаситель? Защитник? Действует во благо, как сам полагает. Еще и спасибо, поди, ожидает? Ведь не просто так меня прирежет, а во имя города и людей, его населяющих.

Святая жертва! Нет уж, спасибо.

С другой стороны, если раньше я совершенно не верил в эзотерику и тонкие материи, то после своего второго рождения грех было сомневаться в том, что существует нечто, неподвластное человеческому разуму, стоящее неизмеримо выше нас по возможностям и могуществу. Но, в любом случае, плешивый мужичонка, столь ловко пленивший меня, никоим боком не относился к потусторонним силам — это я мог сказать с уверенностью. Радовало, что это всего лишь псих-одиночка, а не целая секта, члены которой меня сходу бы выпотрошили.

Продолжая наблюдать за тем, что делает плешивый, я старался чуть ослабить впивавшиеся глубоко в кожу толстые нити. Понемногу это мне удавалось. Главное — суметь освободить правую руку и достать нож из-за пазухи — а дальше, как повезет. Ведь должен наступить момент, когда маньяк опустит сетку с пойманной рыбешкой чуть ниже, тогда-то я и должен быть готов.

Между тем, «адепт сил зла» закончил с приготовлениями. Свечи горели, нарисованная мелом морда козла, казалось, злорадствовала. Сейчас, с минуты на минуту, все и свершится.

Он вытащил из тайника длинный, чуть изогнутый нож, рукоять которого была выполнена из козьего рога, а клинок — из черного обсидианового стекла. Красиво, черт подери!

«Спаситель» шагнул ко мне, занося нож для удара. Кажется, опускать меня вниз он не планировал. А зачем? Проще прирезать на весу, чтобы жертва не дергалась, а потом уже оттащить бездыханное тело в пределы пентаграммы.

Тут, наконец, мне повезло чуть ослабить веревки, а в следующее мгновение я дотянулся до своего ножа. Одновременно пнул обеими ногами блаженного, и попал удачно — он отлетел на пару шагов назад, упал, но быстро поднялся, и я прекрасно понимал, что второго шанса он мне не даст.

Было жутко неудобно, и все же я извернулся и разрезал веревки, тут же кулем рухнув на каменный пол, при этом больно ударившись спиной. Но собственные болевые ощущения сейчас меня занимали меньше всего. Я крутанулся, успевая встать на одно колено, и в этом положении встретил нападавшего, выставив руку с оружием вперед.

Ножи с неприятным скрежетом, от которого мурашки побежали по коже, ударили друг о друга. Тут же глухо звякнуло, обсидиановый нож сломался, и моя рука свободно пошла дальше. Клинок глубоко воткнулся в тело мужичка, пронзив ему сердце.

Уральский нож победил дьявольское орудие! Знай наших!

Сумасшедший широко распахнул глаза, а потом внезапно улыбнулся и прошептал:

— Спасибо! Ты подарил городу еще месяц!..

Он отступил назад, даже не пытаясь вытащить мой клинок из груди. Достигнув пентаграммы, плешивый опустился в ее центр, раскинув руки в стороны. Кровь стекала вниз, размывая начертанный узор.

Потом он умер… а я подошел к телу, выдернул нож и брезгливо вытер его об одежды плешивого.

Вот же вляпался в историю, как обычно! Благо, кончилась она хорошо… по крайней мере, для меня. Хуже, если бы он схватил кого-то послабее. Например, ту девочку с плюшевым мишкой. Так что, получается, я спас не только себя, но и его будущих жертв, поэтому совершенно не терзался угрызениями совести.

В другой эпохе, при других обстоятельствах я бы, наверное, попытался обезвредить плешивого и вызвать санитаров. Здесь же и сейчас было не до церемоний. Прикончил психа, и баста.

И все же, пока я обшаривал подвал в поисках скрытых тайников, одна мысль не покидала мою голову: «А что если… если он был прав, и я все же подарил Ленинграду еще месяц жизни?..»

— Дмитрий… как?.. откуда?.. ведь это настоящее богатство!.. — Наум Натанович ошеломленно замер на пороге, неверящим взглядом обводя свою скромную комнатушку.

Признаюсь, поживился я в подвале убиенного мной сатаниста на славу. И ведь не подвел плешивый, правду сказал — были у него там нычки, и не одна, и даже не две… я нашел пять тайников и тут же их выпотрошил. В одном были советские деньги, во втором — украшения и ценные монеты, в третьем — вещи жертв, в четвертом — книги по оккультизму, а вот в пятом — то, что мне требовалось больше всего, — продукты.

Я позаимствовал немного рублей на текущие расходы из первого тайника, ценности не тронул — куда их девать, над предметами одежды постоял, не касаясь. Тут были и женские вещи, и даже детские, но превалировали мужские. Судя по их количеству, убитых было не меньше пары десятков. Ужасная участь — умудриться выжить под немецкими бомбами и погибнуть от руки маньяка-сатаниста. Меня аж передернуло от такой вселенской несправедливости, но помочь несчастным я ничем не мог, поэтому просто спрятал вещмешки обратно в нишу под одной из стен, и завалил все, как было прежде, ветками и камнями.

А вот от продуктов я не отказался — это было бы глупо. Не знаю, где он их раздобыл — скорее всего, менял на трофеи, но это было не важно. Пусть послужат хорошему делу, раз уж так получилось.

И теперь, когда я вывалил на стул и топчан Абрамова несколько банок тушенки, пару десятков картофелин, полкило макарон, завернутых в бумагу, несколько свертков с крупами, солью, кулек сахара и две банки сгущенки, то это выглядело так, словно граф Монте-Кристо демонстрирует свои сокровища.

— Вот… получилось отоварить ваши карточки, — развел я руками.

Старик поверил. Он заулыбался и, как радушный хозяин, тут же начал суетиться: поставил греться чайник, расстелил несколько старых газет вместо скатерти, протер кружки.

— Как же вам удалось? Это просто чудо! А вы знаете, что рецепт сгущенки привез к нам Анастас Микоян в тридцать шестом году из Америки. Он находился в деловом турне и позаимствовал многие технологии, в том числе секрет приготовления мороженного и промышленного производства котлет. Не думал, что еще раз доведется попробовать это чудо! Вот в институте удивятся, когда расскажу…

— Думаю, об этом лучше никому не говорить, — предостерег я, — иначе неудобно получится… там, где я все это взял, больше ничего нет.

Ученый замер посреди комнаты, руки у него опустились.

— Не могу… — сказал он, судорожно сжимая челюсти, — тогда я просто не могу есть, зная, что другие по несколько дней крошки во рту не держали… но вы угощайтесь, молодой человек, вам требуются силы!

— Нет уж, уважаемый Наум Натанович, один я кушать не буду! Вы же не хотите, чтобы институтскую коллекцию полностью разграбили? Значит, мы с вами должны поймать вора. Для этого нужна энергия. Берите ложку, сейчас я открою банку тушенки, мы ее немного разогреем, и вперед! Ложечку за Вавилова, ложечку за коллекцию семян!..

Я обращался с ним, как с маленьким. Да он, собственно, и был во всем, кроме работы, сущим ребенком. Наверное, раньше за его питанием и прочими бытовыми вещами следила жена, а теперь… я даже спрашивать не хочу, что с ней произошло. И так понятно — война…