Я — честный человек, герой, можно сказать. Да, попал в плен, но бежал. Более того, захватил целую подводную лодку с шифромашиной! Меня наградить должны, а не мариновать в застенках. Они ведь во всем разберутся рано или поздно? Подозрения оправданы, но правда — есть правда.
Скрипнула дверь, меня, головой вперед, швырнули в узкую комнату и коротко бросили:
— Ждать!
Руки, кстати, не освободили, они так и остались скованными за спиной наручниками. Поэтому я с трудом удержал равновесие, но все же врезался грудью в стоявший посреди комнаты стол.
Больно!
Стол оказался прикрученным к полу и даже не шелохнулся. С двух сторон от него стояло по стулу, тоже крепко зафиксированных. Подумав, я сел на тот, который, скорее всего, предназначался следователю: спиной к крохотному забранному решеткой окошку на высоте пары метров.
Что же, подождем развития событий. Паники я не чувствовал, страха тоже.
Прошло десять минут, потом полчаса… через час я начал волноваться, не забыли ли обо мне? Через полтора клял местное начальство за неторопливость, через два уже просто недоумевал — им что, неинтересно узнать про лодку и все остальное?
Руки в наручниках стали затекать. Ситуация начала меня раздражать своим очевидным идиотизмом.
Наконец, на исходе третьего часа ожидания, дверь скрипнула, и в комнату вошли двое: давешний капитан со знакомыми черными ножнами в руках и здоровенный, двухметровый мужик — поперек себя шире, со сбитыми костяшками на кулаках и скучающим выражением на лице. Понятно. Первый будет допрашивать, второй — бить. Известный метод. Нет, определенно местные ребята мне не нравились.
— Встать! — неприятным голосом приказал капитан.
Я лениво потянулся и не шелохнулся. Вы не спешили, и я торопиться не буду.
Капитан очень удивился, настолько, что несколько долгих секунд не мог принять решение, видно не привык к подобному поведению своих подопечных. Потом все же кивнул здоровяку, и тот шагнул вперед, разминая руки. Он по очереди похрустел всеми пальцами и потянул ко мне огромные, как саперные лопатки, ладони.
Бить будет? Лицо у меня не казенное, а организм, хоть и усиленно заживлял раны до сих пор, но тоже устал от постоянной необходимости работать в экстренном режиме.
Эх, жаль, что наручники с меня так и не сняли. Но ноги-то у меня были свободны!
Особо не задумываясь, совершенно на автомате, я пнул громилу, удачно попав ему прямо между ног в причинное место. Тот заорал от резкой боли, ноги у него подогнулись, и он рухнул на пол. А я тут же добавил для верности носком сапога по ребрам. Будешь знать, сволочь, как связанных людей избивать! Ненавижу таких! Боец уже не орал, а лишь тихо поскуливал. Короткий пинок в челюсть — замолк.
Все произошло настолько стремительно, что капитан даже не успел осознать случившееся. Но потом до него дошло, его рука судорожно схватилась за кобуру. А я уже перешагнул через тело поверженного палача и прыгнул на капитана, всем весом впечатав его в стену.
Пистолет он так и не достал, а удар получился чуть сильнее, чем я рассчитывал. Что-то хрустнуло, воздух вышел из капитана, словно из лопнувшего пузыря, и он осел на пол.
Все, что я хотел — лишь показать собственную силу. Есть люди, которые только такие методы и понимают.
— Вот же незадача… — вспомнил я любимую присказку бригадира Корякина.
Капитан был без сознания, а жив или нет, я понять не мог. Но не помер же он от столкновения со стеной?
Присев на корточки рядом с телом, я проверил его карманы. Было неудобно, но я справился, и, к счастью, в одном из карманов обнаружил ключи от наручников. Сняв браслеты, я с облегчением потер затекшие руки. Потом все же проверил пульс у капитана. Живой! Ну и слава богу, убивать его я не собирался, все же свой, как ни крути. Второй тоже был жив, и тоже в отключке. Хилые какие-то ребятки!..
Так-с, и что мне делать дальше? Лучше бы я вытерпел пару тычков от здоровяка, слишком калечить меня бы не стали, пока не вытрясли бы все сведения. Капитан просто хотел припугнуть, чтобы на вопросы я отвечал без заминки, выпаливая ответы, как «Клятву пионера» при вручении красного галстука.
Задним умом все мы гении! Варианта у меня имелось аж целых два. Первый — дождаться, пока капитан и его боец очнутся, покаяться, выдержать усиленную порцию зуботычин — прости в очередной раз, мой организм! — а потом все же честно рассказать обо всех моих приключениях. И второй: бежать отсюда куда глаза глядят. Собственно, что мне делать в застенках СМЕРШа? Ждать, пока меня проверят на надежность? Это может длиться месяцами, если не годами. Сейчас во мне видят лишь диверсанта-провокатора, засланца с той стороны, имеющего целью… что, интересно, они придумают? Внедрение для осуществления диверсий? Заговор? Попытка убийства первых лиц страны? И, конечно, представят меня не иначе, как агентом японской или немецкой разведки. А дальше расстреляют по-быстрому, пока приказ из Москвы не пришел. Потом, конечно, пожалеют о содеянном, но будет поздно. А мне их раскаяние не поможет. Вон я от обычной пули чуть не помер — спасибо Флемингу, спас, а уж после встречи с расстрельной командой точно не уцелею. Даже мой лучший в мире организм такое не вытянет.
— Прости, капитан, не сложился у нас разговор, — негромко сообщил я бездыханному телу, после чего повернулся к крупному и бесцеремонно начал стаскивать с него одежду.
За несколько минут я управился, облачившись в видавшую виды гимнастерку, галифе и кирзовые солдатские сапоги. Подпоясался ремнем, к которому подвесил родные ножны с клинком внутри. Мой черный нож — талисман, без которого я чувствовал себя словно голым.
Живем, братцы!
Окинув прощальным взглядом тела — придут в себя примерно через полчаса, — я вышел в пустой, полутемный коридор, — лишь одинокая лампочка тускло светила в дальнем его конце, — и пошел налево, — именно оттуда мы пришли, я запомнил.
За побег меня, конечно, по голове не погладят, это я прекрасно сознавал. Но что, собственно, мне тут делать? Доказывать, что не верблюд? Спасибо! Даже если останусь жив, ничего ответственного уже не доверят. Еще бы: был в плену, общался с немцами, англичанами, явно был завербован и разыгран втемную, а то и не втемную — это решат в процессе, в зависимости от того, какую линию будет гнуть следователь.
Пусть во всем спокойно разберутся, а я пока пересижу где-нибудь. Страна большая, мест, где можно укрыться, множество. Потом разведаю обстановку, и если обвинения с меня будут к тому времени сняты, сдамся сам. Не бегать же всю жизнь! Я на фронт хочу, да не в штрафные роты, а к своим.
Коридор резко вильнул, и я вышел прямо к двери, ведущей во двор. Там дежурил все тот же одинокий боец, весьма удивившийся моему внезапному появлению. Впрочем, долго терзаться сомнениями ему не пришлось. Резко сократив разделяющее нас расстояние, я ударил его в подбородок снизу вверх, подхватил обмякшее тело, аккуратно прислонил его к стене и вышел из здания.
Моросил мерзкий дождь. Я улыбнулся — все как обычно!
Быстро пройдя двор насквозь, я толкнул резную решетку, она нехотя поддалась, выпустив меня на мощенную мостовую.
Питер!.. Нет, какой еще Питер — это будет позже, в совсем иной жизни.
Ленинград, здравствуй, я вернулся!
Глава 14
Я прекрасно понимал, что капитан госбезопасности скоро очнется и тут же устроит на меня масштабную облаву с привлечением всех возможных сил. Значит, нужно где-то укрыться на время, спрятаться и пересидеть. Вот только проблема — у меня в карманах было пусто, ни копейки. Так что за деньги я укрытие в городе не найду. Да и приютят ли меня местные, даже будь у меня карманы плотно набиты золотом? Сомневаюсь.
Так что же делать? Не шарахаться же от каждого встречного патруля, тем более, когда у милиции появится ориентировка с моими приметами. А в том, что безымянный капитан так этого дела не оставит, я совершенно не сомневался. Оскорбленная гордость и перенесенное унижение заставят его действовать решительно и стремительно. Еще бы, такой прокол, потерять главного свидетеля и подозреваемого, да еще столь позорно! Но главное — ему самому головы не сносить. Упустил, понимаешь, такого орла, пригнавшего целую немецкую субмарину, набитую пленниками на любой вкус. А он, вместо того, чтобы вежливо расспросить явно готового к сотрудничеству подозрительного типа, начал с агрессии, за что тут же и поплатился. Но вышестоящим будет плевать на все его доводы, главное капитан уже совершил — упустил меня. Поэтому он будет спешить. А кто торопится, делает ошибки…