Бомбардировщиков оказалось существенно больше, чем я подумал вначале. Речь шла даже не о десятках — о сотнях машин.

Гулко заработали зенитки. Пару самолетов сбили, но это была лишь капля в море.

Мы бежали по городу, и люди вокруг тоже бежали, сбивая друг друга с ног, стремясь найти надежное убежище. Вот только его не существовало. Многие бросились в сторону мостов, надеясь укрыться в городских предместьях… но до них еще нужно было добраться. Я посчитал, что план, предложенный О’Харой надежнее — метро в Лондоне уже сыграло свою роль в начале войны, куда лучше, чем бомбоубежища, которых не хватало на всех.

Где-то высоко над головами пролетела первая волна бомбардировщиков. Вниз сотнями и тысячами летели фугасные бомбы, с легкостью разрушающие крыши домов и прочих зданий.

«Невозможно», — сказал Флеминг, и был прав! Эту тактику применили сами англичане против Гамбурга, и случилось это совсем недавно, буквально летом этого года. Артур Харрис, командующий корпусом бомбардировочной авиации Королевских ВВС Великобритании, хвастливо излагал тогда свои мысли: «Целью бомбардировок должны стать разрушение немецких городов, убийство немецких рабочих и дезорганизация цивилизованной жизни по всей Германии… Нашей главной целью является моральный дух вражеского населения, прежде всего промышленных рабочих».

В те дни англичане сбросили на город две с половиной тысячи тонн бомб. В Гамбурге погибло более пятидесяти тысяч человек, и более двухсот тысяч получили ранения. Для сравнения, при ядерных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки мгновенно погибло сто десять тысяч японцев. Так что легко можно представить, какой ад творился тогда в Гамбурге.

И вот сейчас этот ад пришел в Лондон. Началась операция возмездия. Сегодня моральный дух лондонцев должен был быть, наконец, сломлен. Вот только я оказался тут совершенно не вовремя. И самое главное, я никогда не слышал, чтобы немцы проводили эту операцию… в моей истории ее попросту не случилось…

Вторая волна бомбардировщиков следом за фугасами принесла «зажигалки». Десятки зданий тут же вспыхнули, пожарные пытались что-то тушить, но это было бесполезно. Пожарные расчеты сами гибли один за другим.

Город полыхал.

Мы бежали по гремящему и горящему аду. Горело все вокруг: дома, деревья, машины, лошади — мимо как раз промчались несчастные животные, запряженные в двуколку. Казалось, горел сам воздух.

Дышать было нечем, кислород выгорал практически сразу.

Мне казалось, что асфальт плавится, но сначала я не поверил своим глазам, а потом увидел, как несколько человек, пытавшихся перебежать через улицу наискосок, увязли ногами в жидком асфальте, упали вперед руками, и уже не встали. Только их крики еще долго звенели у меня в ушах. А пламя неумолимо бежало дальше в поисках новых жертв. Пахло жутко — горелыми трупами. Кто был на пожаре — никогда не забудет этот запах.

Огненные вихри ходили по улицам Лондон, уничтожая все на своем пути.

Фосфор цеплялся за человеческие тела, превращая их в живые факелы.

— Сюда! — крикнул О’Хара, утягивая Флеминга в какой-то узкий проулок.

Я бросился за ними, молясь всем богам, и Ленину в Мавзолее, чтобы чертов ирландец отыскал правильный путь.

Пробежав метров сто, мы выбрались к входу в метро. О’Хара хотел было спуститься вниз, но я остановил его, заново оценив обстановку:

— Там мы задохнемся! Система вентиляции на такое не рассчитана! Да и жар будет такой силы, что превратит всех, кто туда забрался, в зеленую жижу.

— Иванов прав, — Флеминг уже оклемался от первого шока, и был, как обычно, собран и решителен. — Там мы не спасемся.

— Но, шеф? — ирландец явно растерялся. — Куда тогда?

Со всех сторон раздавались крики о помощи. Люди гибли в страшных мучениях, и никто не мог им помочь.

Где-то впереди я увидел знакомую башню Биг-Бена.

— Туда! — ткнул я пальцем в его сторону. — Там Темза!

Это был единственный шанс. Грязная, мутная, вонючая река, тем не менее, могла нас спасти. И мои спутники тут же все поняли и оценили шансы.

Мы бежали так, словно спасались от всех демонов ада. Впрочем, так оно и было. Стена огня шла за нами по пятам. Спустись мы в метро, уже были бы мертвы. Причем, умерли бы жуткой смертью, которую я не пожелал бы даже своему врагу. Удушье и огонь — что может быть хуже?

Пламя за нашими спинами охватывало все новые и новые дома, которые вспыхивали быстро и ярко, словно елочные гирлянды, один за другим. Я обернулся — огонь поднялся почти до небес — на тридцать — пятьдесят метров вверх, и постепенно нас нагонял. Металл плавился, горели кирпичи. В этом аду было не выжить человеку.

О’Хара, несмотря на свои небольшие габариты, заметно обогнал нас в спринте. Он вырвался на десяток метров вперед и наращивал отрыв. Флеминг сдавал. Я видел, что к бегу он не привычный. Поэтому подхватил его под локоть и тащил буквально на себе.

Сам же я мог бы пробежать в таком темпе еще много километров, если бы воздуха хватало…

— Подождите! Что мне делать?

Нам наперерез кинулся мужчина лет сорока, с ранними залысинами. В каждой руке он держал по крупному чемодану.

О’Хара врезался в него на полном ходу, уронил мужчину на землю. Чемоданы выпали из его рук и раскрылись. Из них на тротуар посыпались обгоревшие человеческие останки.

— Жена и дочка! — пояснил он, даже не пытаясь подняться на ноги. — Что мне делать?

Мы оставили безумца лежать, подхватив лишь ирландца, который грязно матерился.

За следующим поворотом оказалась набережная, и я увидел, как Биг-Бен полыхает в огне, словно гигантский факел.

С разбегу мы нырнули в мутные воды Темзы, тут же уйдя на глубину, и это нас спасло. Огненный смерч прошел верхом и убрался куда-то дальше.

Лондону повезло. Серый покров неба разразился внезапным дождем, и тут же стало легче. Если бы стояли жара и безветрие, все оказалось бы фатально. А так ливень быстро потушил множество очагов возгорания.

Британские истребители, наконец, взялись за свою работу и отогнали немцев из неба Лондона, сбив пару десятков самолетов. Но те уже успели выполнить свою роль, сбросив на город полный боезапас.

— Ненавижу самолеты! — заявил О’Хара, отплевываясь во все стороны, словно огромная рыба, высунувшая голову на поверхность.

Вода постепенно нагревалась, грозя превратиться в кипяток.

— Этого не должно было произойти, — Флеминг все еще пребывал в состоянии шока, и я не знал, как ему помочь. Он мощно греб к дальнему берегу, мы едва за ним поспевали.

Судя по всему, данные разведки не предполагали, что Германия нанесет столь ужасающий удар по Британии. И я еще раз покрутил в памяти исторические данные, которыми обладал — в моем варианте прошлого этого точно не случилось, я был в этом уверен.

Мы выбрались из воды чуть ниже по течению. Новый костюм и пальто были напрочь испорчены, Флеминг и О’Хара имели не менее жалкий вид, но сейчас никого это не смущало.

Вокруг раздавались стоны и плач. Горожане, пережившие бомбардировку, пытались отыскать своих родных и друзей, и зачастую находили лишь скорченные от удушья и жара трупы. На эту часть города атака пришлась лишь краем, поэтому я даже представлять себе не хотел, что случилось с теми кварталами, по которым пришел основной удар.

Вокруг творился хаос — но тут хотя бы имелись тела, в других же районах от людей оставался лишь отпечатки в быстро остывающем асфальте, или контурные пятна на стене. Повезло, что мы все же не попытались спрятаться в метро или бомбоубежище — там должны были задохнуться тысячами.

Невозможно понять тому, что это не пережил, как мучительна бывает смерть от удушья. На самом деле время жизни любого человека составляет максимум пару минут. А потом он делает вдох и запускает цикл собственной жизни заново… конечно, при условии достаточного количества кислорода в воздухе. И если этого вдоха не произойдет, то организм погибает. Человек — очень слабая субстанция, существующая в крайне скромном диапазоне температур, зависящая от неимоверного числа внешних факторов. Но дыхание — это первичный, главный, основополагающий инструмент жизни. Дыхание — и есть жизнь!