Мы шли по разрушенному Лондону. Флеминг — скорбной статуей, О’Хара — негодующим демоном грядущего возмездия, и я — случайным свидетелем трагедии. Все трое радовались тому, что остались живы, и горевали о погибших.

Звучали пожарные сирены, люди спешили на помощь тем, кто в ней нуждался. Но на каждого пострадавшего рук не хватало.

Где-то рядом застонала женщина, негромко, безнадежно. Я бросил взгляд на своих спутников, они то ли не услышали, то ли не отреагировали, продолжая идти вперед. Стон раздался во второй раз со стороны полуразрушенных двухэтажных домиков.

— Тут выжившие! — крикнул я и бросился к завалам, пытаясь сообразить, где именно раздавались тихие стоны.

Кирпичи, дерево, арматура — все в сторону. Тонкие кожаные перчатки моментально порвались в клочья, но я не обратил на это ни малейшего внимания. Определить точный источник звука никак не получалось.

Флеминг и О’Хара поначалу глянули на меня с легким недоумением — мол, не наше это дело, но потом присоединились к работе, и теперь с остервенением помогали разбирать завалы, не щадя своих сил.

Не хватало техники и рабочих рук, и все же, нам повезло, и через полчаса мы вытащили жертву — совсем еще юную девушку, у которой были перебиты балкой обе ноги. Но зато когда мы оттащили балку в сторону и развернули девицу — носастую, некрасивую, — то увидели, что она прикрыла своим телом ребенка — совсем еще младенца, и этим спасла его от смерти.

Маленький и красноголовый, он недовольно кричал, разевая непомерно большой рот, но главное — был жив!

Девушка даже не стонала больше, лишь беззвучно плакала от боли, и все тянула руки к ребенку.

— Все хорошо, родная, он живой! — погладил ее по голове О’Хара, стараясь успокоить.

Но я видел, что теперь, когда первая волна прошла, адреналин уходит из ее крови, и с секунды на секунду ее настигнет болевой шок.

— Сейчас она потеряет сознание, — негромко сообщил я Флемингу.

Тот глянул на девушку, негромко выругался и вытащил из кармана небольшую склянку. Одним движением скрутив крышку, он поднес сосуд к губам несчастной.

— Выпейте это! Вам станет лучше!..

— Мой сын…

— С ним все хорошо. Он жив и здоров, чего и вам желает. Пейте!

Она выпила, и почти тут же ее лицо сначала побледнело, потом порозовело, глаза ее закатились, и девушка уснула. Посреди разрушений, страха, страданий, пожаров и смертей — она просто спала, и даже слегка улыбалась во сне.

— Это ненадолго, — предупредил Флеминг, — опиаты действуют краткосрочно, максимум через час она очнется, и ей будет очень больно. Нужно доставить ее за это время в лазарет!

О’Хара подхватил спящую девицу на руки, мне достался младенец, и мы побежали вперед по улице, в надежде встретить карету скорой помощи. Но вокруг царили такая суета и безнадежность, смешанные с отчаянием, что ни о какой помощи со стороны и мечтать не приходилось.

— Идем на базу! — коротко приказал Флеминг, и ирландец его прекрасно понял.

Мы все дальше удалялись от центра города, и разрушения вокруг были менее значительны. Чем дальше, тем больше людей просто стояли вдоль дорог, глядя на столпы дыма, поднимающиеся чуть восточнее, и переговаривались между собой, очевидно, решая, стоит ли покинуть собственное жилье и уехать в загородные дома, или же все закончилось и можно остаться.

На нашу группу косились с ужасом, но ни один человек не попытался помочь. Англичане, мать их! Холодные, как рыбы, бесчувственные людишки, озабоченные лишь собственным благополучием.

За нашими спинами оставались гарь, страдания и несчастье. Впереди была лишь обычная повседневность и неопределенность.

— Мы забираем эти машину! — Флеминг подбежал к Бентли Марк V коричневого цвета, припаркованного у обочины. В него как раз пытался забраться перепуганный лысоватый и полноватый мужчина.

— А хер вам! — владелец авто лихо вытащил пистолет. — Быстро назад, или стреляю!

— Я бы крайне не советовал вам этого делать, сэр! — угрожающим тоном предупредил Ян, надвигаясь на толстяка. — Военная разведка!

— Да хоть сама королева Виктория! — тот и не собирался сдаваться. — Вы знаете, сколько стоит эта машина? Таких во всем свете меньше двадцати! И черта с два я отдам ее вам или кому-то другому!

— Клянусь святым Патриком, я убью этого сукиного сына! — разъяренно крикнул О’Хара, уставший тащить на себе покалеченную женщину.

Младенец, до этого момента ведший себя на удивление тихо, начал недовольно покрикивать. Дьявол! Мне бы положить его на землю и надавать толстяку по дряблым щекам, но Флеминг решил проблему сам.

Резко приблизившись к лысому, так, что тот и дернуться не успел, он отвел его руку с пистолетом чуть в сторону. Грянул выстрел. На противоположной стороне тротуара громко вскрикнул мужчина и схватился за плечо. Толстяк испуганно выронил оружие.

— Я не хотел стрелять! Если бы вы не схватили меня, ничего бы не случилось!

— Ключи! — потребовал Флеминг, и на этот раз толстяк безропотно отдал требуемое. После чего англичанин подошел к раненому: — Вы в порядке, сэр?

— Живой, — кивнул тот удивленно, — меня едва задело! Даже крови почти нет!

— Тем не менее, советую обработать рану…

Я устроился впереди с левой стороны, О’Хара с женщиной занял задние сиденья, Флеминг сел за руль.

Мотор зарычал, и машина, как пуля, сорвалась с места. Умеют все же чертовы англичане делать красивые тачки! Лысый владелец так и остался стоять на обочине дороги в полной растерянности.

Я знал Лондон не слишком хорошо, но все же достаточно, чтобы слегка ориентироваться на местности. Мы промчались несколько кварталов, вырулили на Бофорт-стрит, на полной скорости пересекли мост Баттерси и помчались вдоль Темзы на юго-запад.

Эта часть города пострадала не так сильно, как восточные районы, но некоторые дома горели и здесь.

Сочувствовал ли я англичанам? Как нашим вечным противникам, строящим столетиями козни против России, я желал им гибели. Но как людям, попавшим в беду, я готов был помочь, чем только возможно. Пока Германия не капитулировала, мы союзники. Поэтому и Флемингу я доверял, но с оглядкой, понимая, что этот человек точно ведет собственную игру, посвящать в правила которой меня пока не собирались. Но ничего, главное, свободы меня тоже не лишали, так что я чуть огляжусь по сторонам и постараюсь начать сольную партию. Вот только бомбардировка… почему она все же произошла, вопреки историческим фактам? Неужели, опять немецкий капитан постарался? Но я же убил его! Черный нож в глаз, пробив мозг, не мог оставить ему ни малейшего шанса… или мог?..

Младенец на моих руках вновь задремал, убаюканный плавными покачиваниями автомобиля. Флеминг вел аккуратно, но иногда ему приходилось резко тормозить, чтобы объезжать скопление машин или людей.

И, тем не менее, вскоре мы выбрались из города. Англичанин сразу прибавил скорость, и тут конфискованный нами «Бентли» по-настоящему сумел себя проявить. Он набирал скорость так стремительно, что я начал было опасаться, не взлетим ли мы в воздух — создавалось полное впечатление, что шины не касаются дороги.

Промелькнул пригород, за окном пошли поля и густые заросли деревьев, мы удалялись от Лондона. Потом Флеминг свернул в сторону с дороги, и машину сразу начало трясти. Младенец тут же проснулся и заорал, раненая женщина инстинктивно дернулась на звук, но, к счастью, так и не проснулось — снадобье, которое заставил ее выпить англичанин, было сильнодействующим.

Еще через четверть часа мы, наконец, достигли своей цели. Пыльная дорога вывела нас из леса к военной базе, окруженной высоким забором. На въезде закрытые ворота и охраняемый бойцами блок-пост с пулеметной вышкой.

Ствол орудия тут же шевельнулся, наводясь на нашу машину, но Флеминг уже снизил скорость, а после и вовсе остановился, не доезжая до ворот метров десять-пятнадцать. Затем он осторожно, чтобы не спровоцировать караульных, открыл дверь и вышел из «Бентли» с поднятыми вверх руками.