— Зачем рушить? — не понял он. — Не надо, это хороший храм, тихий.

Я немного недоверчиво посмотрел на него. Он же спокойно глядел в ответ, никуда не торопясь.

— Не будем, так не будем. В таком случае знакомься с моими друзьями, — сказал я, по очереди представляя оставшихся у ворот. Принцессы Цао, кстати, сбежали в общей суматохе, поэтому рядом остались только Анна Юрьевна и девчонки. — Предупреждаю, руку ему не пожимать, иначе сломает. И вообще, держитесь на расстоянии вытянутой руки, хлопнет по спине — убьет. Зовут этого злодея Свен Беккер, родом он из Любека.

— Не наговаривай, — прогудел Свен. — Женщин и детей я никогда не обижал.

— Беккер? — уточнила Анна Юрьевна. — Где-то я это имя слышала.

— Распространенная фамилия. Вряд ли то, что Вы слышали связано со Свеном, — я покачал головой. — Он номер один среди охотников на одаренных.

— В отставке, — сказал Свен, глядя в бесконечность поверх моего плеча.

— Разыскиваемый во многих странах преступник.

— В отставке, — все тем же тоном добавил Свен.

— А еще…

— В отставке! — отрезал он, сложил руки, как это было принято у монахов.

— В отличие от мистера Пойзона о нем действительно мало кто слышал. Ладно. Вот, я приехал, кто меня встречать будет? — спросил я, оглядывая пустой двор. — И где этот мудрец Да Цзы?

— Здесь все слабаки, кроме старика Цзы, — сказал Свен. — Они только и делают, что медитируют и с шарами играют.

— С шарами? — заинтересовалась Таша, но мама положила ей руку на плечо, посмотрела, как бы говоря, что нехорошо вмешиваться, когда разговаривают мужчины.

— Вам в этот монастырь нужно было попасть? — спросил я у Анны Юрьевны.

— К мудрецу Цзы, — кивнула она.

— Надолго?

— Как получится. Для начала неплохо бы с ним увидеться и поговорить.

— Хорошо. Только сразу скажите, когда решите свою проблему. Свен, ты в курсе, надолго они семинар затеяли?

— Семинар? — не понял он.

— Гостей надолго в храм позвали?

— А, гости, — покивал он. — Понятия не имею.

— Так, понятно. Тогда показывай наши кельи или гостевые комнаты.

— Всего семнадцать свободных комнат, три койки в каждой, — терпеливо объяснил он. — Не считая вас вошло уже пятьдесят два человека, кому-то одной койки не достанется.

— И для нас комнат свободных уже нет, — уточнил я, на что он кивнул. — Слушай, Свен, а вам аэропорт очень нужен?

— Аэропорт? — он показал пальцем на северо-запад. — Нет, мне не нужен.

— Может, порушим его немного, а? Чтобы нас быстрее из страны выгнали и больше никогда не пускали.

Он задумался. Нахмурил брови, что-то прикидывая.

— Я бы и один справился, но боюсь дорогу долго искать буду.

— Не надо, — сказал он, делая жест следовать за ним. — Пусть стои́т.

Мы прошли по дворику, за которым оказался вырубленный в скале длинный проход. Судя по отсутствию сквозняка, он перекрывался или заканчивался стеной. Разгоняя мрак, к стенам крепились небольшие масляные лампы, скорее всего, медные, надраенные до зеркального блеска.

— Две недели, — бросил Свен через плечо. — Если учесть, сколько еды привезли накануне. Или неделю, если ужин будет богаче, чем обычно.

Не стал говорить, что ему на еду грех жаловаться, так как он форму совсем не потерял и даже, наоборот, стал шире в плечах. Но это скорее заслуга его характера. Голодный Свен настолько страшен, что монахи последнее отдадут, лишь бы его не сердить. А то храм может спрыгнуть со скалы стараниями голодного и злого немца.

Храмовые здания, которые мы видели во время подъема, действительно стояли на скале, точнее, на выступах, объединенных общим фундаментом. Но помимо них внутри горы было вырублено немало помещений, превращенных в кельи и большие залы. Выглядело все воде и скромно, но мебель деревянная, дорогая ткань на алтарях, подсвечники и религиозная атрибутика из золота. Пройдя по узкому коридору, по винтовой лестнице спустились на два яруса вниз, выйдя к коридору с рядом одинаковых дверей. Третью по левую руку Свен открыл, приглашая нас внутрь.

— Можете остановиться в моей комнате, — сказал он. — Места хватит.

Комната небольшая, на четыре кровати и четыре тумбочки. Окно вырублено в скале и закрытое старой рамой с мутным стеклом. Но что примечательно, в комнате тепло. Справа в стене над полом узкая вентиляционная решетка, откуда едва заметно тянуло теплым воздухом. Но этого хватало не только для того, чтобы не замерзнуть, но и комфортно выспаться. Я бы сказал, градусов восемнадцать в помещении. Свен прошел к дальней койке, забрал сложенное на ней одеяние монаха. Убрал в тумбочку и, прихватив ее, вышел из комнаты.

— Неплохо, — Таша плюхнулась на ближайшую койку, немного попрыгала на ней. — Мягко. Интересно, а душ здесь есть?

— Думаю, что они топят общую баню, в которой парятся раз в неделю, или два раза в месяц, — сказал я, усаживаясь на кровать. Что там говорили насчет ужина? Кормить будут или опять места за столом не останется? Я не Свен, но у меня тоже настроение портится, когда голоден.

— Странный дяденька, — сказала Таша. — А вы с ним как познакомились?

— Случайно, — я расстегнул куртку и задрал рубаху, глядя на продолговатые синяки на боках. — Обнял так обнял. Меня послали его урезонить, когда он буйствовал на Тайване. Его заказчики кинули, а он взял и рассердился на них. Он весьма своеобразный человек и к нему нельзя применять обычные мерки. И он очень внимательный, замечая почти все. Может сказать, сколько пуговиц у нас на куртках и то, что у тебя на левом ботинке шнуровка перекрещивается восемь раз, а на правом всего семь.

— Да? — Таша опустила взгляд, пересчитывая крестики.

— Держитесь от него подальше. И это не совет, а приказ. Ладно, пошли искать столовую, кушать хочется.

Как выяснилось, двери в кельи не имели замков или другого запирающего механизма, поэтому мы ее просто прикрыли и пошли на экскурсию. Я ориентировался на присутствие большого количества мастеров, поэтому мы без труда вышли сначала во внутренний дворик, а затем и в просторный зал, уставленный длинными столами и скамьями. Дежурные по кухне монахи толкали перед собой на тележке две большие алюминиевые кастрюли, из которых наполняли глиняные миски. Еще двое шли вдоль рядов и расставляли пузатые кувшины с каким-то подозрительным напитком внутри. Одно радовало, кувшины были горячими, а значит эту штуку либо варили, либо кипятили. В мисках же был обычный рис, который сверх поливали подливой из овощей с маленькими кусочками мяса.

— А где все? — тихо спросила Таша у Алены. Та лишь развела руками, наблюдая за монахами, заканчивающими приготовление.

Гости же были совсем рядом, практически за каменной стеной, наверняка слушая речь старшего монаха или еще кого-то. Выбрав один из столов, подальше от прохода, я уселся, подтянул тарелку, принюхался. Пахло съедобно. Налил из кувшина горячей бурды в высокую глиняную кружку, попробовал. Что-то очень жирное, молочное и соленое, едва отдающее привкусом чая. Судя по всему, они кипятили молоко, добавив туда масло и чай для вкуса. С непривычки противно, но пить можно и даже нужно. Алена попробовала, скривилась, отставила кружку подальше.

— Пей, — посоветовал я. — Через силу, если не вкусно. Нас четверо, поэтому еще тот кувшин сюда переставь. Давай, пока никто не видит, то можно.

Через несколько минут, когда мы уже приступили к ужину, в зал потянулись гости. Пестрые группы, непохожие друг на друга. Взять тех же испанцев, которые выглядели как уставшие от долгого восхождения альпинисты. Корейцы, севшие недалеко от нас, вообще не походили на туристов. Одежда одинаковая, темно-серая, словно они входили в одно спецподразделение. Даже лыжные шапочки одинаковые, скатанные на макушке, чтобы не сильно мешали. Арабы, вообще, были просто в шоке оттого, что происходит. И на еду смотрели с большим подозрением. Еще можно отметить, что некоторые вели себя так, словно не первый раз посещают этот монастырь. Расселись, спокойно кушают, тихо беседуют.