— Воровка, — сев мне на живот и повернувшись своими двумя дырочками, всё так же стараясь прижимать мои пальцы к своему лону, прошептала недовольно Ай, а после, взяв более мелкую сестру за горло, страстно поцеловала. Движения Вен становились более быстрыми и резкими, от длинноволосой всё чаще доносились непристойные звуки и стоны, а когда палец коротышки пристроился к попке Ай и вошёл, та, изгибаясь и ужом вертя у моего лица своей пятой точкой, пуская слюни и соки, кончила, а в след за ней, чувствуя пульсацию моего члена, изогнувшись и разложившись, задрожала Вен.

Сёстры получили своё, а вот мне требовалось ещё чутка усилий. Понимая, что кое-кто торопится покинуть коронное место, попытался придержать одну из сестёр, но встретившая меня рука не позволила и приподняться из постели.

— Ты наказан за плохое поведение, — с силой сжав ствол своей рукой, едва слышно рыкнула Ай.

— Думал, сможешь нарушить слово и, избегая нас, уйти безнаказанным? — прихватив меня за яйца, дополнила слова сестры Вен, из-за чего и без того перевозбуждённый я, взорвавшись, буквально залил грудь и живот Ай.

— А ведь вместе мы бы могли проводить время куда более приятно для нас троих… — Пальцем пройдясь по губам тяжело дышащей Вен и облизнув его, встала с меня длинноволосая и, подняв с пола одежду, добавила: — Подумай об этом как-нибудь на досуге, Александр.

Наконец-то настал день, когда я встречусь с теми, кого мог справедливо назвать своей семьёй. Аня и Катя, две старшие сестры, заботившиеся обо мне с пелёнок. Эти девушки росли вместе со мной, играли, помогали осознать свою силу, а также… Также бросили, практически на корню обрубив со мной и отцом все связи. Общались мы по телефону максимум пару раз: на новый год или очередной день рождения. Да и то все разговоры скатывались к «привет-пока» и «с праздником». В душе я злился на них так же, как и на оставившую меня с отцом-алкоголиком мать, злился и всё равно продолжал любить.

Взяв на кафедре информацию о родственницах, отправился в общежитие будущих выпускников, пройти на территорию которых оказалось той ещё морокой. Многие из них уже являлись полноценными героями, подписавшими контракты с теми или иными организациями. Также практически все отличились в задержаниях и ликвидациях злодейских ячеек, отчего вполне могли являться объектами номер один для мести. «Практиканта куда проще убить, чем полноценного героя», — так говорил мне некогда отец, описывая всю проблемность студента сражаться без полноценной, подготовленной специально для него боевой экипировки, которую получали только по завершению обучения и подписанию геройского контракта.

Оттого охраны здесь числилось куда больше, чем где-либо ещё в академии. Обычные патрульные, герои в годах, некоторые даже с цифрами* на груди. «Настоящая крепость, а не общежитие», — глядя на стену с видневшимися в ней двумя контрольно-пропускными пунктами, подумал я, застряв на добрые двадцать минут при одной только попытке войти.

Далее за стеной всё, как и у нас. Центральный вход, ещё одна проходная, вахтёр, вот только тут он был вооружён не скалкой, как наша пухлая тётка, а вполне себе с виду боевым оружием. Далее длинный коридор, два лифта…

— Ого, девочки, вы поглядите, кто здесь! — вынырнув на «взлётную» из ближайшей к лифту комнаты, произнесла незнакомая мне девушка с закрученной в полотенце мокрой головой. Вслед за ней в дверях показалась и ещё одна…

— О, маленький Давид, как ты после встречи с нашим Голиафом? Слышала, что Капкан сильно тебя потрепала, — поддержав подругу, произнесла вторая девушка, показавшаяся из комнаты. — Ну куда ты так торопишься, постой! — Глядя, как в коридоре появляется всё больше и больше женщин в своих домашних, едва прикрывающих срамоту одеждах, тыкая на кнопку вызова лифта, торопился я. Дёрнул же меня чёрт точно так же по-простому нацепить на себя эти треники…

«Хватит с меня сегодня малознакомых и незнакомых женщин», — вспоминая визит азиаток, запрыгнул в пустой лифт и, так же тыкая на нужный мне этаж, одной рукой вынужденно натянул вниз байку, пытаясь прикрыть уже собственную выпуклость.

Каждый шаг по коридору в сторону заветной комнаты давался всё тяжелее и тежелее, неведомый груз, свалившись на мои плечи, не только сжимал нутро, но и отталкивал. Мозг, чётко обрисовывая общую картину нашего с сёстрами «совместного прошлого», давал понять — нас здесь не ждут, Саня. Наверное, девочки знали, что я в академии, по-любому слышали от матери или отца о том, что их непутёвый брат теперь рядом, но ни одна из них так и не пришла не то что навестить, но и даже поздороваться.

Застыв у комнаты с порядковым номером «307», нерешительно с протянутой к звонку рукой замер. «Может, ну его? — пронеслась в голове мысль, — Жил без них и дальше жить буду»… Нет, Саня, пора расставить всё точки над «и». Лучше здесь и сейчас услышать чёткое «уходи», чем постоянно жить в неизвестности, страхе, оглядываться назад и по ночам задаваться одним и тем же вопросом: «А что если?»

Дрожащей от волнения рукой жму кнопку, за дверью раздаётся мерзкое «бзынь», за которым слышатся быстрые шаги и звучное «иду». Этот женский, глухой из-за двери голос сквозь года, пробуждая лучшие воспоминания моего детства, напомнил о своей хозяйке Ане.

Дверь со скрипом отворяется, на пороге вижу улыбчивое светлое лицо, русые волосы, серые глаза и родимое пятнышко у левого, торчащего из-под пышных волос ушка.

— Саша? — кружка срывается с рук сестры и с тяжёлым ударом о стальной косяк двери разлетается на десятки осколков, которые, вылетая на плитку коридора, звонко дребезжа, спустя секунды замирают вместе с моим сердцем. Руками прикрывая открывшийся рот, не скрывая удивления, хлопает своими большими длинными ресницами. «Неужели она и вправду не знала, что я поступаю в этом году».

— Здравствуй, Аня, — проглотив ком из иголок, застрявший где-то в горле, проговариваю я, отмечая, как сильно поменялась моя взрослая сестра. Раньше Анька на две головы превосходила меня в росте, вся такая из себя величественная, праведная и гордая, а сейчас, глядя на девушку, чья макушка упиралась мне в подбородок, даже как-то взгрустнул.

Топот чьих-то быстрых ног, а следом и внезапное появление в коридоре существа, напоминавшего огромную дикую кошку, меня сильно испугали. Скребя когтями по полу и буксуя задними лапами на ковре, оттолкнувшись от стены, то в затяжном прыжке кидается мне на шею со словами:

— Санечка! — Едва не повалив нас обоих, лёгкая, как пёрышко, и вёрткая Катя, весело хохоча, забирается мне на плечи и, повисая, кричит: — Братишка! — Шершавый язык девушки, слюнявя мои волосы и щеку, проходится по голове, за спиной доносится звериное мурчание, а плечи и спина чувствуют впившиеся в них острые когти.

— Слезь с него, Катя, — при помощи силы, отодрав от меня кошку и оставив ту висеть в воздухе, под всё те же выкрики: «Пусти, это же Сашка, пусти, стерва!» — произнесла серьёзная и какая-то бледная Аня.

«Ну хотя бы одна из двух сестёр рада моему визиту», — когда русая всё же опустила на землю прижавшуюся ко мне Катюшу, подумал я, проходя в женское пристанище, что, в отличие от нашего мужского, вмещало в себе две комнаты с отдельной кроватью в каждой.

Усадив меня на кухне, Аня принялась проверять содержимое своего холодильника, наконец-то позволив мне в деталях разглядеть кардинально изменившуюся Катю, что сейчас, весело мурлыкая, виляя хвостом, принялась заваривать нам чай.

Средней длины чёрные и очень жёсткие волосы закрывали всю голову, шею и часть спины более мелкой кошки. На лице, чуть ниже трансформировавшихся ушек, виднелась звериная шёрстка, чем-то напоминавшая очень длинные бакенбарды. Руки сестры от запястий и до локтей тоже защищала плотная чёрная шерсть, как и ноги от коленей и до длинных когтей на пальцах. Столь сильные изменения слегка шокировали, да и этот хвост, что сейчас весело покачивался из стороны в сторону… Он ведь настоящий?