Несколько секунд, казалось, ничего не происходило. Маг продолжал шептать, почти напевая шепотом невнятное заклятие; Винс слушал. Затем, хмурясь, повернулся к своим спутникам и, едва заметно пожав плечами, виновато покачал головой.

— Очень трудно разобрать. Он говорит едва слышно, да и я не могу себя назвать очень большим знатоком латыни, так что… За точность я не ручаюсь. Но, если мой вольный перевод вас устроит, то, полагаю, слова его могут звучать так: «Землею связываю тебя с Небом, Облаком с Луной и Дождем со Звездами. Да окрасится трава у ног твоих алым, да даруют ручьи и реки тебе новую жизнь, и хлынет… хлынет…» Черт тебя дери, старик, говори громче! Кажется, хлынет дождь. К тому же, очистительный. Да, «хлынет очистительный дождь на твою голову, меняя местами прошлое с будущим, и уничтожая настоящее. Да будет путь твой отныне и вовеки лишь в твоих руках, будет он выбираем лишь тобою. Дарую тебе… Нет, даю тебе силу великую, и дарую власть на людьми и временем, Винсент де ля Бош…» — хранителя памяти откровенно передернуло и он, морщась, с видимым усилием продолжил, — «Да будет так». Ну, или «аминь», хотя здесь это слово использовано не в самом обычном смысле. «Засим нарекаю тебя…» э… Нарекаю тебя… Тебя нарекаю… Тьфу. Кто-нибудь здесь кроме меня знаком с латынью? — взгляд мужчины почему-то обратился к мгновенно растерявшемуся Дэйву, — Что, совсем никто? «Custos memoriae» как переводится, знает кто-нибудь?

— Похоже, что-то связанное с памятью, — неуверенно отозвалась девушка, — Мемори — это же вроде память?

— Memoria, — поправил Винсент, — Спасибо за помощь, Татьяна, но твое латинское произношение… кхм, мда. Какие еще есть варианты, ребята? Там еще одно слово.

— Я не знаком с латынью, и мое произношение, пожалуй, будет еще хуже, чем у Татьяны, — Ричард мимолетно улыбнулся, как всегда испытывая некоторое удовлетворение, вставая на защиту девушки, — Но рискну предположить, что это, собственно, и есть «хранитель памяти», — он покосился на самого себя на склоне холма и, пожав плечами, недовольно поморщился на раненное, — Кем бы, в конечном итоге, ему еще тебя нарекать?

— Логично, — хранитель памяти помрачнел, вновь оглядываясь на мага и стоящего перед ним на коленях человека, — Стало быть, «засим нарекаю тебя „хранителем памяти“ и дарую тебе новую жизнь, свободную от старых грехов!»

Последнее слово, произнесенное им, неожиданно совпало с мигом, когда маг завершил последнюю линию из начертанных на лбу своего подопытного и, отступив на шаг, внимательно на него взглянул.

На лице его отобразилось беспокойство изобретателя, первый раз пробующего техническую новинку в действии. Заработает или нет? Все ли расчеты произведены верно, все ли детали подогнаны? Все ли сделано правильно?..

Венсен шумно втянул воздух и неожиданно выгнулся дугой. Голова его оказалась запрокинута, дождь хлестал по бледному, как мел лицу, внезапно поднявшийся ветер путал и ерошил не так давно приведенные в порядок волосы, рвал одежду молодого мужчины. Тот же, словно и не замечая издевательств стихии, тяжело дышал, закрыв глаза. Несколько долгих, бесконечных мгновений ничего не происходило, только кровь из, судя по всему, не исцеленных ран, размокнув под каплями дождя, медленно потекла по его спине вниз, мешаясь со струями воды и пачкая новую рубаху.

Внезапно мужчина пошатнулся и, распахнув глаза, стал заваливаться вперед, словно собираясь упасть ничком, лицом в землю. Он бы, наверное, и в самом деле упал, если бы не успел в самый последний момент подставить руки, принимая позу, схожую с позой отжимающегося спортсмена.

Волосы несчастного беглеца, подопытного кролика таинственного мага, взметнувшись от столь резкого движения, прядями упали ему на лоб, еще более подчеркивая своей темнотой бледность кожи. Волосы были, конечно, уже мокрыми, да еще и частично перепачканными в крови, вновь идущей из раны, поэтому красноватые капли от них разлетелись в этот миг в разные стороны, осев маленькими рубинами на серебристой траве.

Луна, в эту секунду находящаяся прямо за спиной Венсена, вдруг окрасилась в желтый. Казалось, дымка наплыла на ночное светило, сменяя цвет белого серебра мягкой позолотой. Лишь кое-где на ее поверхности, четко видные на большом шаре, остались заметны темные пятна, не дающие забыть, что, не взирая на смену цвета, луна по-прежнему осталась луной.

Молодой мужчина, несчастный страдалец, неожиданно захрипел и хрип его напомнил скорее ворчание рассерженного зверя, нежели бессловесную мольбу умирающего человека, каковым он в этот миг вполне мог считаться. Происходящее с Венсеном немало походило на агонию и лишь присутствие рядом его будущей, вполне здоровой и жизнеспособной копии, не позволяло наблюдателям испугаться.

Облако, созданное магом, и до сей поры бесцельно висевшее среди влажной синевы, не принимающее никакого участия в совершаемой экзекуции, медленно поплыло вперед. Хотя, не смотря на плавность и кажущуюся неспешность этого движения, сгусток тумана, надо заметить, довольно скоро оказался точно над головой или, вернее будет сказать, спиной мужчины и замер там, немного вытягиваясь и образуя золотисто-серебряную нить между скорчившимся на земле человеком и неизмеримо громадной луной.

Венсен согнулся еще сильнее, упираясь в землю лбом и обхватывая голову руками. Глаза его были широко распахнуты, ребра ходили ходуном от частого дыхания, а рубаха, натянувшись на спине, уже трещала по швам. Лунный свет, словно пройдя сквозь облако, рассеявшись через него, неожиданно окутал его целиком, и глаза мужчины в этом свете полыхнули желтым пламенем.

Хранитель памяти из будущего поморщился. Прежде ему как-то никогда не приходило в голову, что обращение его со стороны может выглядеть столь не эстетично. Впрочем, с той же долей вероятности можно было утверждать, что натренировавшийся за пятнадцать столетий Винс принимал теперь звериный облик куда как быстрее и безболезненнее как для себя самого, так и для психики окружающих.

Рубаха на спине будущего (если уже не нынешнего) хранителя памяти с треском разорвалась, буквально лопаясь по швам. По обнаженной спине забарабанили капли дождя, которые, судя по всему, отнюдь не даровали мученику облегчения, а даже напротив — добавляли если не боли, то неприятных ощущений уж точно. Венсен да Бошер, Винсент де ля Бош, как окрестил его маг, совершенно по-кошачьи дернул спиной.

Хранитель памяти из будущего, наблюдающий за этим, невольно передернул плечами.

— Не люблю воду, особенно с небес… — пробормотал он и, тяжело вздохнув, отступил назад, словно не желая принимать участия в том, что творилось у него на глазах.

Тем временем, Венсен, которого мы пока что будем называть прежним именем, неожиданно зарычал, стискивая землю пальцами. Размокшая под дождем, напитавшаяся его влагой почва легко поддалась, позволяя мужчине загрести ее, и последний, рывком выпрямляясь, с горящими жгучей ненавистью уже полностью желтыми глазами, швырнул комья земли ввысь, словно стремясь отомстить небу за непрекращающийся дождь. Земля не вернулась, исчезнув, слившись в единое целое с темной синевой наверху.

Когда он опустил руки, сходства с человеческими они уже почти не имели. Кожа на них, как, впрочем, и на обнаженной спине, стремительно сменялась желтой жесткой шерстью, вместо грязных ногтей буквально на глазах отрастали угрожающе длинные когти, а всклокоченные волосы сменялись черно-желтой косматой гривой.

Хранитель памяти опять упал вперед, на этот раз опираясь уже на лапы. За спиной его мелькнул в воздухе длинный хвост с кисточкой на конце, прошло еще несколько тягучих, отвратительно бесконечных мгновений, и вот уже среди высокой травы, возле подножия большого холма, медленно поднялся на все четыре лапы огромный лев.

Он тряхнул головой, стряхивая с гривы капли дождя, раздраженно хлестнул себя по боку хвостом, как будто пытаясь так сбить воду со шкуры, и неожиданно издал тот самый рык, рев, которым через многие столетия он будет пугать как людей, так и нелюдей, рискнувших напасть на пока еще несуществующий замок.