– Что за свара?!!

Растолкав дерущихся, словно таранное бревно, Мордок подошёл к Уорду со спины и, схватив за плечи, отшвырнул в сторону. Тот упал на колени и оглянулся через плечо.

– Явился!.. – проговорил он со злостью и, сплюнув с разбитой губы кровь, едко добавил: – Главный охотник Грейстоуна.

– Я ещё раз спрашиваю, что вы тут устроили?! – повторил Магнус, буровя Виндока потемневшими глазами.

Зачерпнув горсть снега, тот поднялся на нетвёрдых ногах и принялся растирать лицо.

– Не твоё дело, – огрызнулся он, смахивая с подбородка кровавую кашу. – Шёл мимо, иди дальше. Мы сами порешаем.

– Хреново у тебя получается решать дела, Виндок.

Драка между тем утихла сама собой. Круг собравшихся плотнее обступил двух охотников, одаривающих друг друга ледяными взглядами.

В стороне, тяжело дыша, стояли пришлые в разорванных рубахах. Отряхнув шубы, они натянули их на плечи.

– Разговор не окончен, Виндок, – предупредил здоровенный парень, и все трое с сумрачными лицами направились к привязанным у ворот лошадям.

Магнус молча проводил их спины и снова повернулся к Уорду.

– Да ты, похоже, за старое взялся.

Виндок вздёрнул подбородок, с которого стекал смешанный с кровью растаявший снег. Взгляд переместился в сторону, лицо напряглось. Магнус обернулся. На дороге появился староста. Подошедший Густав медленно обвёл глазами присмиревшую толпу, всклокоченных охотников, стягивающих на плечах драные дохи, разгромленное крыльцо, на котором стоял угрюмый Блэйк. И наконец остановил взгляд на Виндоке.

– Вечером жду тебя у себя, – устало сказал Ландлоу. – И тебя, – добавил он чуть живому Старху, который, обессиленно привалившись к забору, едва стоял на ногах.

***

После вечернего разговора дома у старосты три дня никто не видел Уорда. Густав понятия не имел, куда делся своенравный парень. Приятели Виндока отнекивались. Если чего и знали, то просто хранили молчание. Через неделю Ландлоу забеспокоился всерьёз, и припёртый к стенке Старх сдался.

– Уехал! – бахнул он на собрании. – А чего вы ждали?! В тот же вечер решился и чуть свет был таков. А дальше не знаю.

Густав потемнел лицом.

– Ты на себя-то не вешай, – сказал ему Мордок, когда все разошлись. – Он что, сам без мозгов? В его-то годы вести себя как малец безусый. Ему уже давно втолковать надо было. – Набросив на колено край дохи, он стал сбивать подсохшую грязь. – А теперь поди впрок не пойдёт. – Он поднял на Ландлоу глаза. – Ты обо всех его делах знаешь? А если завтра к нам из других поселений недовольные нагрянут? Или ещё лучше – законники пожалуют. Ты же первый, с кого они спросят.

Густав со скрипом выдохнул.

– Да знаю я, Магнус, что всё верно ему сказал! – стукнул он по столу ребром ладони. – А всё равно что перед Остином провинился. Свои же обещания все позабыл. – Качая головой, он с горечью добавил: – Старший Уорд никогда таким не был. Перед смертью он упросил меня присмотреть за мальчишкой. А я пообещал: «Виндок ни в чём не будет нуждаться». Вот так я вернул другу долг.

С отъездом Уорда в Грейстоуне стало куда спокойнее. Некому было в охотничьих рядах смуту наводить. Вчерашние товарищи Виндока присмирели и, если чего на уме держали, то предпочитали помалкивать и вперёд не выставляться.

Как-то вечером Старх возвращался от Блейка. Он был уже в двух проулках от питейного заведения, когда позади под торопливыми шагами заскрипел тонкий лёд.

– До дому? – нагнал его Гавр, крепкий смуглолицый парень.

– До хаты, – пробурчал тот, не сбавляя хода.

– На сбыт в этот раз собираемся?

– Из-за мешка старых шкур не вижу смысла затеваться.

Гавр хмыкнул.

– А на склон? Сезон, Старх. Пора бы уже обмозговать.

Охотник остановился, посмотрел на парня из-под нахмуренных бровей и, задрав край дохи, полез в пристяжной карман.

– Обождём пока, – ответил он, вытаскивая курительный набор.

Озадаченный парень выпятил губы. Снял меховую шапку, почесал лысую голову и снова натянул шапку на уши.

– Ладно, обождём, – произнёс он сдержанно и взялся притаптывать носком башмака наледь. – Третий год уж обжидаем.

– А чего ты ко мне со своим недовольством?! – оскалился Старх. – Виндок вернётся, тогда и обмозгуем всерьёз.

– С чего ты взял, что он вернётся? Сгинул поди твой Виндок.

– Ты зубы-то прикрой, ещё пригодятся. Плохо ты его знаешь. – Старх поднял глаза на приметный клык северного Атсхала, затянулся горьким дымом и выпустил серое облачко. – Куда он без Грейстоуна.

***

Очередная зима выдалась дюже холодной. За стенами лесной избушки гуляла метель, постукивая в закрытые ставни колючими снежинками. Отгоняемый идущим из жерла теплом, над печной трубой негодующе завывал ветер.

В очаге метался беспокойный огонь, заставляя зыбкую тень позади одинокой фигуры колыхаться на бревенчатых стенах. Уперев подбородок в сложенные кулаки, Виндок долго глядел на мятежные всполохи и гонял мрачные мысли. Озлобленный на весь белый свет, добровольно избравший участь отшельника, он вёл уединённую жизнь в таёжной глуши вдали от родных мест.

С ветки сосны, нависающей над избушкой, сорвалась шишка. Скатилась по крыше и упала в сугроб. Ветер с шелестом обошёл стены, обметая от сухой снежной пыли.

Уорд поднял голову. Прислушался. По крыше стукнуло снова. Метель усиливалась. В такую непогоду в лесу верная гибель. Вся живность давно попряталась, зарылась в сугробы, углубилась в норы.

Виндок встал. Движимый непонятной идеей, приблизился к двери. Рванул задвижку. Распахнул. Лицо обдало ледяным выдохом зимы. Снаружи стояла кромешная тьма. Вершины деревьев трескуче шумели голыми ветками.

Отчего-то в груди гулко забили тугие болезненные удары. Из чащи леса, погруженного в глухую ночь, Уорда кто-то звал. Да не просто звал, а манил. Такой же одинокий и всеми отринутый.

Виндок стащил с крюка шубу, надел и, сжимая в руке шапку, вышел на крыльцо. За спиной, раскачиваемая ветром, хлопала дверь. Он сошёл со ступеней, шагнул к лесу. Впереди, между серыми стволами деревьев, ждала опасная чернота. Снег метил в глаза, лез за воротник. Виндок по уши натянул шапку и, проваливаясь по колено в сугробы, двинулся на таинственный зов. Далёкий и вкрадчивый как въедливый сквозняк. Такой, что, проникая в малейшую лазейку, пробирает до самых костей.

Он долго блуждал под порывами дикого ветра. Шёл, не разбирая во тьме дороги, пока не набрёл на каменный навал. В окружении груды булыжников покоился крупный валун. Виндок отёр заледенелую поверхность, обнаружив под снегом выбитую руну. В магических символах он не разбирался, но этот узнал бы везде и всегда. Колдовское место защищал наложенный знак хранителя. Знак мифического Атсхала, в которого он никогда не верил.

Метель швыряла в Виндока пригоршни снега. Ветер рвал шубу, стягивал шапку. Словно сама природа противилась его приходу. Вокруг всё выло и кружилось, лес скрипел и скрежетал голыми ветками. На Виндока накатило ощущение постороннего присутствия. Чудилось, что из-за снежной круговерти кто-то пристально за ним наблюдает. Наблюдает и терпеливо ждёт.

Виндок утёр лоб, отметив, как здорово дрожат руки. Ему казалось, что некая древняя сила постепенно овладевает разумом. На задворках сознания слабо замаячила угроза, породив желание немедленно уйти.

Когда он, взбудораженный, прибежал обратно к избе, открытая дверь с жалобным скрипом качалась на петлях. Виндок взлетел по ступеням, ввалился в дом и зашарил глазами по углам. Пока его не было, в избе похозяйничала вьюга. Потушила очаг, намела за порожек снега.

Он стащил шапку – со лба покатились градины пота – прошёл к потухшему очагу и рухнул на лавку. Несмотря на обмороженные щёки и руки, холода он не чувствовал.