— Не тебе судить об этом, мальчишка, — холодно отрезал колдун и, видимо решив расставить сразу все точки над i, жестко прибавил, — Какое бы название я не дал этому, тебе его не получить.
— Мы даже не начали играть… — задумчиво проговорил оборотень и, медленно опустив одну ногу, свесив ее со стола, принялся расслабленно ею покачивать, — А ты уже пытаешься поставить мне мат, старик. Это нечестная игра, и будет справедливо, если в конечном итоге и я сыграю нечестно. Но расскажи мне, если я так тебе неприятен, почему же ты даровал бессмертие Рене? Ведь он тоже оборотень, я думаю, тебе известно это. Или же все наше с ним различие в том, что он дружен с Виктором де Нормондом, который немного пережал тебе горло?
— Не мне, — отрезал маг и, нахмурившись, взглянул на собеседника в упор. Глаза его, отразив каминный огонь, вновь полыхнули страшным фиолетовым пламенем, однако, наткнувшись на спокойную насмешку янтарных очей, словно бы поглотивших жар камина, как-то сразу потухли.
— Нашла коса на камень… — не удержавшись, тихо пробормотала Татьяна, в эти секунды испытавшая даже некоторое расположение к Чеславу. Кто бы мог подумать, что на свете этом существует человек, существо, способное противостоять такому страшному магу, как Рейнир, пусть это даже всего лишь противостояние взглядов!
Ей никто не ответил. Лишь Ричард, мельком глянув на наивную девушку, тихонько вздохнул и быстро, грустно улыбнулся, продолжая созерцать происходящее.
— Думаешь, мне неизвестно, как важен был тебе этот холм, оборотень? — темные глаза чуть сузились; холод их, казалось, способен был остудить даже пламя, бунтующее в очах рыжего, — Это ты был лишен возможности черпать силу из великого места, тебе де Нормонд пережал горло, но не мне! Я нашел способ…
Чеслав безмятежно улыбнулся.
— Но сейчас речь идет не об этом. Постарайся удержать свой разум в узде, старик, давай сохраним линию разговора. Итак, по какой причине ты предпочел мне Ренарда Ламберта? Почему посчитал, что он больше меня достоин твоего дара? — в мягком голосе оборотня прозвенели стальные нотки, и Ренард, вслушивающийся в разговор, несколько поежился. Судя по всему, он, знающий названного брата лучше прочих, вполне закономерно ожидал от него любых поступков и загодя был им не рад.
— Ренард — благородный человек, — Рейнир немного выпрямился, говоря так четко, что каждое его слово, будто высеченное на металле, казалось, повисало в воздухе, рисуясь в нем отчетливыми прозрачными очертаниями. Эрик с Татьяной, хорошо помнящие, чем завершился прошлый визит баронета сюда, быстро обменялись понимающими взглядами. Очевидно было, что на Ламберта маг обиды отнюдь не таит, и моральные качества его по-прежнему оценивает очень высоко.
— В его руках этот дар принесет скорее благо людям, нежели вред. В твоих же руках, Чеслав…
— Ты недостаточно хорошо знаком со мной, и плохо знаешь Рене, чтобы судить столь категорично, — оборвал собеседника на полуслове оборотень и, свесив со стола и вторую ногу, неспешно соскользнул на пол, кривовато ухмыляясь, — Да и какое право имеет тот, кто уничтожает несчастных детей из рода де Нормонд, тот, кто проклял целый род, рассуждать о благородстве?
Лицо мага потемнело, в глазах засверкали угрожающие молнии. Похоже было, что последнее, совершенно разумное и обоснованное обвинение задело старика за живое, оскорбив до глубины души.
Он сделал шаг вперед, надвигаясь на собеседника и, скрипнув зубами, зашипел, как взбешенная змея:
— Как смеешь ты!.. Думаешь, мне неизвестно, кто проклял род де Нормонд, прикрывшись моей личиной? Думаешь, я не знаю, что творится в замке несчастного графа, по незнанию вставшего у тебя на пути? Как смеешь ты обвинять меня в своих грехах, пес?!
Чеслав выпрямился, расправляя широкие плечи. По губам его медленно растеклась откровенно насмешливая, нескрываемо жестокая, безжалостная улыбка.
— Думаю, что ты глуп, старик, — очень спокойно, почти мягко отозвался он, — И что с тем, кому достало сил проклясть целый род, с тем, проклятью которого ты не способен помешать даже с помощью своего неумелого подопечного, ты бы мог вести себя более вежливо.
Ренард, слушающий эти слова во все больше и больше возрастающем изумлении, переживающий сейчас несомненное потрясение, закрыл рот рукой, опасаясь случайно издать хоть звук.
— Мне наплевать на твои измышления! — совсем взорвался Рейнир, — Я не желаю более терпеть тебя в своем доме! Убирайся прочь, пес!!
Слова на мгновение повисли в воздухе, а затем словно растворились в нем, сообщая напряжение всей окружающей обстановке.
В облике Чеслава что-то изменилось. На первый взгляд он как будто бы оставался таким же — на губах его продолжала цвести насмешливая улыбка, глаза все так же таинственно поблескивали, отражая каминный пламень, даже руки, расслабленно касающиеся стола, возле которого он находился, ничуть не дрогнули, и все-таки он казался другим. Во всем облике его, во всем виде появилось что-то другое, чужеродное, неуловимо враждебное, жестокое, лишенное милосердия и очень, очень опасное.
Наблюдатели, которым единожды уже довелось лицезреть это перевоплощение милого и вежливого юноши, почти ботаника, даром, что в этом веке он еще не носил очков, в страшное чудовище, обеспокоенно, напряженно переглянулись. Во всяком случае, поступили так Винсент, Эрик и Татьяна, поскольку Ричард с Дэйвом обменялись взглядами скорее понимающими, вне всякого сомнения, знающие, к чему ведет это перевоплощение рыжего оборотня.
Чеслав скользнул кончиками пальцев по столу, совсем легко, как будто бы играя, и медленно, тяжело шагнул вперед.
Напряжение в воздухе стало почти осязаемым, потрескивая искорками статического электричества, вспыхивая мгновенным незримым пламенем, ощущаясь даже сквозь призму минувших столетий.
— Так значит, бессмертие наделяет и безрассудством? — улыбка оборотня стала безмятежной, но даже за нею скрывалась угроза. Голос его, как и общий облик, тоже не избежал изменений — появились жестокие нотки, неизвестно откуда возникла хрипотца.
— Чтобы избавить свой дом от твоего присутствия, мне не нужно бессмертие! — раздраженно рыкнул в ответ Рейнир, похоже, совершенно не ощущающий напряженности момента. Или, что тоже можно было предположить с высокой долей вероятности, маг был слишком уверен в своих силах, чтобы действительно, по-настоящему и всерьез опасаться оборотня, находящегося рядом с ним. Видимо, этим же мог быть объяснен и факт, что он, демонстративно не желая продолжать беседу, позволил себе опрометчиво повернуться к собеседнику спиной, вновь обращая все внимание на зелье.
Чеслав же, услышав его слова, буквально расцвел.
— Это было бы слишком большим подарком судьбы, старик… Но неужели же слух не обманывает меня? Ты и в самом деле до сих пор не бессмертен, в отличие от одаренных тобою… — он запрокинул голову и, недоверчиво покачав ею, опять опустил взгляд на собеседника, — И что же помешало тебе одарить вечной жизнью самого себя? Поделись, сделай милость, меня гложет любопытство. Мне ведь известно, что память твоя еще не настолько плоха, или… быть может, я ошибаюсь?
— Это не должно касаться тебя, — недовольно буркнул в ответ Рейнир и, умолкнув, принялся смотреть в кипящую в котле жижу. Зрелище это, видимо, настроило его на несколько более миролюбивый лад, поскольку, помолчав немногим меньше минуты, он все же соблаговолил дать ответ на заданный вопрос.
— Дабы наделить бессмертием других, я использовал свою кровь. Она дополнила мое зелье, она сделал их вечно живыми, вечно молодыми, она дала им возможность быстро восстанавливать собственные тела!.. Но для себя мне придется придумать что-то другое, и до сей поры все мои попытки оказывались тщетны. Но сейчас, сегодня, я убежден, мне все удастся! — глаза мага фанатично блеснули, и он бросил на собеседника неприязненный взгляд искоса, — Ты узнал, что тебе нужно? Убирайся, ты мешаешь мне, оборотень.
— Вот значит, как… — сладким голосом протянул Чеслав и, полностью игнорируя последние слова колдуна, шагнул вперед, останавливаясь буквально за его спиной, — Значит, в этом котле кипит твое личное бессмертие, как любопытно! Но что же все твои защиты? Кажется, ты говорил когда-то, что покуда защищен, на тебя нельзя воздействовать ни магией, ни оружием, ни мыслью, ни дыханием… Разве это изменилось?