Парень шарахнулся, пытаясь выскользнуть из хватки теплых рук и, хмурясь, подозрительно вгляделся в своего незнакомого друга.

— Эй… ты чего это?..

— Не дергайтесь, пациент, — последовал довольно хладнокровный ответ, и Винс, не позволяя собеседнику отодвигаться, сильнее сжал его виски, — Я попытаюсь вернуть тебе утраченное, вернуть память, отобранную Альбертом…

Роман фыркнул. Было очевидно, что в способностях нового спутника он отнюдь не уверен.

— Если памяти меня лишил действительно Альберт, — начал он, — Как можешь ты…

— Утихни, — хранитель памяти нахмурился и, заставив юношу поднять голову, внимательно вгляделся ему в глаза, — При нашей последней встрече Альберт мечтал изучить меня, чтобы понять, познать мои способности. Судя по всему, хоть сделать ему этого и не удалось, он все-таки решил попытаться поиграть в хранителя памяти, потому что я чувствую нечто знакомое… Закрой глаза, Роман. Закрой глаза и постарайся представить большое озеро… — голос Винсента зазвучал тише, мягче, стал каким-то успокаивающе-убаюкивающим и, вместе с тем — неодолимо-властным. Не подчиниться ему казалось невозможным, и виконт, недовольно хмыкнув, с видом вселенского одолжения все-таки закрыл глаза, очень явственно пытаясь представить себе требуемое озеро.

— Большое или маленькое? — представлять молча юноша явно был не в состоянии: глаз он не открывал, однако, болтать не прекращал, желая сделать картинку более полной, — Соленое или пресное? Круглое или квадратное?

Винсент попытался не дать себе разозлиться.

— Треугольное! — рыкнул он и, продолжая удерживать голову виконта, легонько тряхнул ее, — Умолкни, я сказал, не отвлекай меня!

— Какие доктора нервные пошли — только бы на больного ругаться, — недовольно пробурчал молодой человек и с видом одолжения еще большего, чем прежде, неохотно умолк. Хранитель памяти, подождав некоторое время и убедившись, что больше его пациент мешать процессу восстановления воспоминаний не планирует, сам прикрыл глаза.

Наблюдающие за этим молодые люди переглянулись и, невольно напрягшись, синхронно подались вперед, всматриваясь в происходящее. Видеть хранителя памяти за работой, исполняющего свои самые непосредственные и, вместе с тем, косвенные обязанности, возвращающего память, отнятую кем-то другим, им еще не доводилось и, надо признать, всем и каждому это было чрезвычайно интересно.

— Какая грязная работа, сколько заплат… — пробормотал Винсент. Глаза его под закрытыми веками шевелились — мужчина явно бродил по памяти старательно воображающего озеро Романа.

— Сколько перегородок, помех, как все топорно сделано! — мужчина тяжело вздохнул и чуть покачал головой, — Но старательно… Он не знал, как делать правильно, однако приложил много усилий… Расслабься, Роман. Сейчас может быть немного неприятно, постарайся не отвлекать внимание от озера… — он на миг закусил губу и, неожиданно отдалив ладони от головы юноши, коснулся двумя пальцами с каждой стороны его висков, сдавливая так, что молодой человек невольно охнул.

— Терпи, — велел мужчина и неожиданно немного склонил голову. По лицу его прошла судорога, губы плотно сжались — чувствовалось, что в эти секунды, в эти мгновения он, прилагая едва ли не титанические усилия, разрушает преграды, выставленные Альбертом в сознании Романа, возвращает ему память, возвращает ему целую, насильно стертую из памяти, жизнь.

Виконт нелепо дернулся и сморщился. Похоже было, что ощущения, испытываемые им, не «неприятны», как выразился Винсент, а вполне болезненны, однако юноша пытается терпеть.

— Озеро, озеро, озеро… — чуть слышно забормотал он, заставляя себя думать о пресловутом водоеме, ощущая всем своим существом, что действия нового знакомого оправданы, что после этой странной операции ему действительно станет лучше…

Потекли минуты. Винсент, хмурясь, напрягаясь, изо всех сил боролся с магией Альберта, изо всех сил удалял ее следы из сознания друга, убирал барьеры, заплаты, открывал все дамбы и разрушал плотины, позволяя огромной реке воспоминаний наполнить озеро памяти. Роман терпел, морщился и ждал, ждал, ждал окончания этой пытки. Голова у него болела, виски, сжатые крепкими пальцами, противно ныли, однако, юноша, демонстрируя просто чудеса выдержки, почти не подавал виду, не пытался прерывать хранителя памяти, просто переживая эти бесконечные мгновения.

Наконец Винсент глубоко вздохнул и, медленно открывая глаза, убрал пальцы от висков виконта.

— Все, — сорвался с его губ тихий вердикт. Людовик, Татьяна и Влад обеспокоенно подались вперед, безмерно желая броситься к продолжающему сидеть с закрытыми глазами Роману, встряхнуть его, спросить…

Парень медленно открыл глаза. Взгляд его, поначалу несколько замутненный, какой-то болезненный, постепенно прояснялся, в глазах отразилось понимание, осмысление и, наконец, — безмерная радость, почти счастье, отобразившееся и в широкой улыбке.

— Ты снова спасаешь мой страдающий разум, месье де ля Кот, — юноша весело подмигнул слабо улыбнувшемуся в ответ Винсенту и, окинув взглядом всех собравшихся, хлопнул в ладоши, — Ребята, вы не поверите — я так рад всех вас видеть!

— Мы тебя тоже, — девушка, ощущая, как на губах против воли появляется широкая улыбка, медленно кивнула, — А главное, рады, что ты, судя по всему, теперь знаешь, кого именно видишь.

— Еще бы не знать, мадемуазель Неприятность, — виконт фыркнул и, легко, без помощи рук, вскочив на ноги, довольно прошелся по палубе, пошатываясь в такт качке, — Без тебя ни один мир обойтись не может, что тогда нарушила наш с Эриком покой, что сейчас… Кстати, ты в курсе, что в этом мире не существуешь? — он остановился перед девушкой и вызывающе упер одну руку в бок, — Кто позволил тебе нарушать установленные великим дядей мастером правила и нагло существовать, женщина?!

— Узнаю Романа, — Влад, усмехнувшись, покачал головой и, немного откинувшись назад, разлегся на палубе, опираясь на локоть, — Наконец-то узнаю. Честно сказать, даже скучал по твоим дурацким шуткам…

— Мои шутки остры и изящны, — моментально отбрил, поворачиваясь к нему, Роман, — С ними не сравниться никто и ничто, даже глупые стишки капитана.

Людовик, честно пытающийся сдержать улыбку, с демонстративным испугом оглянулся по сторонам.

— Не говори так, или тебя постигнет ужасная кара! Капитан у нас личность ранимая настолько, что скорее корабль вместе с нами на рифы посадит, чем будет слушать наглые оскорбления его бездарной поэзии.

— То есть, тебе оскорблять его можно? — уточнил юноша и, подозрительно прищурившись, склонил голову набок, — Признайся, сколько ты заплатил ему, что он позволил тебе такую вольность?

— Ровно половину того наследства, что не досталось дяде, — спокойно откликнулся Луи и, все-таки не сдержав широкой улыбки, шагнул вперед, — Я рад твоему возвращению с просторов амнезии… брат.

— Зеркально, — не остался в долгу виконт, — Так… что у нас были за серьезные разговоры? Где найти ножичек, чтобы зарезать дядю еще раз и где найти дядю, чтобы ножичек не страдал без дела?

— Очень рад, что у тебя поднялось настроение после возвращения памяти, — Винсент, сидящий на палубе на коленях, глубоко вздохнул и, поднявшись, предпочел вернуться на кнехт, — Но, честно говоря, для шуток сейчас не самое подходящее время, потому что как ответить на твой вопрос, я не знаю. Даже если мы доберемся до Англии! Вы думаете, нас просто так возьмут и пустят в замок Альберта?

— Мы вежливо попросим, и они не смогут перед нами устоять, — Роман очаровательно улыбнулся и принял на себя вид крайней невинности, — Разве можно отказать, например, милой маленькой девочке, которая скромно показывает ножичек и просит пустить ее зарезать папу?

«Милая маленькая девочка», сидящая на бухте каната, бросила на шутника мрачноватый взгляд исподлобья. По остротам его она, конечно, соскучилась и была, безусловно, очень рада тому, что Роман вновь стал самим собой, однако, шуток на тему смерти не любила, а уж на тему убийства и подавно.