Шаги с той стороны, такие уверенные, так гулко разносящиеся под сводом каменного склепа, затихли — вероятно, Чарли все-таки добрался до своих противников.

Так оно и было.

Пират, выйдя из леса, остановился, окидывая долгим насмешливым взглядом своего перепуганного экс-противника, хмурого мага, и оборотня с его хранителем памяти, обоих несколько потрепанных после схватки и совершенно не знающих, что предпринять.

— Так значит, ты… — он указал острием шпаги на мигом сильнее вжавшегося в дерево Андре, — Его отродье, — кончик шпаги сместился, указывая теперь на мастера, — Не соврал, значит, крича, что сынок великого мага… Помчался к папочке, жаловаться на злого пирата? — на губах Бешенного сверкнула ослепительная, жестокая улыбка, и Альберт, почуяв за ней несомненную угрозу, решительно шагнул вперед.

— Чарли… — задумчиво, довольно насмешливо вымолвил он, — Пират Чарли… Бешенный.

— Великий мастер, ежа тебе в кишки, — молодой человек широко ухмыльнулся и, прижав к груди правую руку, в которой обнаружился крепко сжатый револьвер, немного склонился, изображая поклон, — Весьма польщен участием в этой чертовой стычке.

Альберт тихонько вздохнул и, коснувшись двумя пальцами виска, скользнул ими же по переносице, потирая ее, словно у него вдруг заболела голова.

— Увы, в каждом мире есть свои недостатки. Даже мой мир оказался не идеален — в нем отец не сумел привить тебе хороших манер, вместо них ты познал грубость пиратов. Грубость и жестокость вместо доброты и снисхождения… Слухи врут, Чарли, или ты действительно изъявил желание остаться пиратом?

— Не изъяви я его, меня бы здесь не было, — Бешенный легко пожал плечами и, ухмыльнувшись, обратил вновь взгляд на Андре, — И твой щенок бы не пострадал, не полезь он на рожон… Все в мире связано, мастер, все следует из чего-то. Каждое действие имеет причину и следствие и, признаюсь, мне даже любопытно, что произойдет теперь! — голубые глаза чуть сузились, и Чарли внезапно вскинул револьвер, направляя его на мага, — Где мои сухопутные друзья, ты, коронованная крыса?! Если ты что-то сделал с ними, клянусь, ты будешь молить меня о рее!

— Я не терплю хамства, — в голосе мастера зазвенела сталь. Он медленно поднял левую руку открытой ладонью вверх и, чуть сжав пальцы, будто держа что-то, немного приподнял подбородок.

— И не люблю, когда вредят моим родным, — продолжал он медленно, размеренно, без особенной угрозы, но Чарли вдруг побледнел. Что-то происходило с ним, Альберт что-то делал, но что — пират понять не мог.

— Мне жаль твоего отца, Чарли, он любит тебя, — задумчиво говорил маг, словно что-то покачивая в руке, — Но всегда приходится чем-то жертвовать и что-то терять. Ты хотел лишить меня сына, но так случилось, что сына потеряет твой отец, — он медленно сжал пальцы сильнее.

Чарли дернулся. Револьвер выпал из его руки; пират схватился за грудь. Сердце его, сильное, неукротимое, гордое сердце пропустило удар, и словно сжалось, стиснутое незримыми тисками.

Ричард, молча переводящий взгляд с одного из участников этой сцены на другого, взволнованно подался вперед; Дэйв обеспокоенно положил руку ему на плечо. Он переживал за хозяина, переживал за людей, которых хозяин избрал в друзья и, хотя и не понимал, чем так дорог может быть ему этот пират, но все-таки сознавал, что видеть его смерть оборотень не хочет.

Мастер сжал руку сильнее. Чарли зашатался, падая на колени и, царапая короткими ногтями рубашку на груди, попытался разорвать ее, чтобы дать себе свободы, позволить себе вздохнуть… Ему не хватало воздуха. Сердце билось, металось, будто в агонии, заточенное в узкую клетку, невидимую, но такую явную, такую ощутимую, созданную силой чертова мастера; перед глазами расплывались разноцветные круги, в голове мутилось, и храбрый пират, всегда готовый принять смерть едва ли не с распростертыми объятиями, внезапно испытал ужас.

Маг убивал его, убивал медленно, безжалостно и хладнокровно, а он, Бешенный, даже не мог оказать ему сопротивления! Ему не хотелось умирать.

— Чарли!.. — Ричард, кусающий губы, опять рванулся вперед, и опять был удержан Дэйвом, справедливо полагающим, что, если оборотень сейчас вмешается, гнев мастера падет на его голову и, чем это может быть чревато, страшно даже предположить.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы чуткий слух Винсента за деревом не уловил слабый хрип умирающего пирата.

Ярость застила его разум. Там, за деревом, этот мерзкий подонок, этот гнусный мастер убивал их друга, их самого лучшего друга, неоднократно приходившего им на помощь, а они даже не могли ничего сделать!

Он перестал себя контролировать. Гнев, злоба, безумная ярость, затопив его с головой, искали выхода, угрожали разорвать его изнутри, и он дал им выход.

Говоря, что вспомнил все, чему обучил его Рейнир, Винсент немного лукавил. Много лет назад старый маг, конечно, поделился с ним знаниями, дал ему силу бо́льшую, чем он мог надеяться, но память об этом, немного смазанная событиями более поздних лет, да и вообще всем происходящим сейчас, все-таки не до конца вернулась в сознание мужчины. Он чувствовал, подспудно ощущал в себе силу, большую, неизмеримую, но как дать ей выход не знал, каким образом призвать на помощь, не понимал и подозревал, что чтобы понять это, ему придется еще много чему поучиться.

Ярость пришла ему на помощь. Ищущая выхода, ищущая способа вырваться наружу, она, вдруг натолкнувшись на поток силы в душе мужчины, слилась с ним воедино, и… произошел так давно назревавший взрыв.

— ХВАТИТ!!! — рявкнул Винсент, абсолютно не контролируя себя, желая лишь, чтобы мастер прекратил мучить его друга, чтобы все, вообще все это наконец закончилось!..

Дерево перед ним, закрывающее собою путь, разлетелось в щепки. Огонь в его ветвях погас, затушенный внезапным ураганным порывом ветра.

Альберт, забывая обо всем, медленно разжал руку, недоверчиво поворачиваясь. Чарли, освобожденный от его власти, сделал судорожный долгий вздох и, не в силах стоять, повалился на землю, отчаянно пытаясь нащупать рядом револьвер или шпагу — душа пирата, оскорбленная попыткой оборвать его жизнь, жаждала мести.

Хранитель памяти тяжело шагнул вперед, сжимая кулаки. Лицо его потемнело от злости, глаза, казалось, метали молнии, и словно бы потухший в ветвях уничтоженного дерева огонь вдруг переселился в них.

— Прекрати… мучить… моих… друзей, — медленно, тяжело проговорил он, обрушивая каждое слово на голову мигом напрягшегося и изготовившегося к обороне мастера, как каменную плиту.

Людовик, в первые ряды особенно не рвущийся, выглянув из-за остатка дерева, негромко присвистнул. Вид хранителя памяти, его взрыв силы впечатлил и юного мага и, оценивая способности друга с, так сказать, профессиональной точки зрения, он их, безусловно, одобрял.

— А я всегда говорил, что с кошками играть опасно для жизни, — Роман, потрясенный ничуть не меньше прочих, изумленно покачал головой, — Не удивлюсь, если он сейчас дядю тоже… как это дерево. Или, по крайней мере, откусит ему голову.

— Все назад! — рык Винсента, не уступающий львиному, накрыл собою изрядную часть, если не весь лес, — Теперь это только между мной и моим проклятым потомком… — он стиснул зубы, окидывая помрачневшего потомка долгим, тяжелым взглядом, — Хотел узнать, чья сила больше, Альберт? Шанс есть.

Татьяна и Эрик, находившиеся довольно близко к уничтоженному дереву и только чудом не пострадавшие, поспешили отойти на несколько шагов назад. Из кустов к ним неожиданно выскользнула кошка и, всем видом демонстрируя, что очень нуждается в защите, спряталась за ноги девушки, прижимаясь к ним.

Роман и Людовик, предпочитающие все-таки места в первом ряду, остались там же, где и были. Цепеш, предпочитая живой щит как более непробиваемый, торопливо спрятался за их спины.

Тигр, окинув поле боя долгим взглядом, одним мощным прыжком перелетел через кусты и, по-видимому, почел за лучшее пока что удалиться.

Ричард и Дэйв, переглянувшись, предпочли отойти скорее в сторону, нежели переместиться ближе к своим друзьям — для долгих прогулок времени не было. Чарли, с трудом севший, а затем поднявшийся на дрожащие ноги, на несколько секунд замер, явственно решая, куда ему деваться, но решить ничего не успел.