— Тише! — хранитель памяти, хмурясь, погрозил шутнику пальцем и, окинув еще одним долгим взглядом площадку, задерживая взор на мраке по краям, обратил его, наконец, на ее пол, или, точнее, на то, что было на этом полу.

Прямо перед ними, начинаясь практически у ног Винсента, виднелся ярко озаренный огромной луной, начертанный чем-то темным равносторонний треугольник, указующий одной из вершин прямо на ночное светило. Две других вершины были простерты в стороны, словно стремясь объять и башню, и лес, ее окружающий.

— Порча старинного имущества — ай-яй-яй, как не стыдно! — на сей раз голос решил подать столь же неугомонный, как брат, Людовик, — Раскрашивать дурацкими картинками пол древней башни — это уже не просто вандализм, за это я бы лично отправил на плаху!

— Умолкни, — Винсент сдвинул брови сильнее и, погрозив на сей раз кулаком, весомо добавил, — Чувствуешь запах?

Луи потянул носом воздух. Обоняние его, обостренное некогда экспериментами дяди, но в последнее время начавшее несколько ослабевать, было, тем не менее, много острее, чем у обычных людей, поэтому сообразить, что имеет в виду Винс, труда для него не составило.

— Кровь? — молодой маг ухмыльнулся — старые замашки были забыты еще не до конца, и запах крови порою будил в нем застарелую ее жажду.

Роман, тоже принюхавшись, поморщился.

— Должно быть, кровь тех самых, безвинно убиенных девушек, загрызенных злобненьким песиком и покусанных диким паучком. Она была им нужна, чтобы странные рисунки делать?

— Не пытаюсь оправдать этих мерзавцев, но что странного ты находишь в треугольнике? — Эрик, всеми силами опекающий явно нервничающую больше всех их супругу, удивленно приподнял бровь и, сделав небольшой шажок вперед, закрыл Татьяну собой.

Виконт, судя по всему, не ждавший от брата такой недогадливости, медленно перевел взгляд для начала на Людовика, а затем уже обратил его к вопрошающему.

— Если бы вы вгляделись пристальнее, брат мой… — елейным голоском завел он, — То увидели бы, что треугольник, как вы выразились, представляет собою нечто большее, чем обычная геометрическая фигура. Начнем с того, что стороны его, безусловно, равны не идеально, хотя это можно списать на неумение художников, и продолжим линиями, исходящими из каждой вершины в центр, бесконечно рассеивающимися и переплетающимися и, в конечном итоге, формирующими… — он прищурился, всматриваясь в изображенную фигуру внимательнее, — Раз, два, три, четыре… девятиугольник. Это немножечко удивляет, замечу вам, ибо подобных изображений я прежде не встречал.

— Ты и с ритуалом таким прежде не сталкивался, Роман, — Альберт негромко вздохнул и, приподняв подбородок, еще раз оглядел предполагаемую арену действий, — Странно, я не вижу предметов. Однако, они должны быть, сила их для наших врагов неоценима…

Ответить никто из присутствующих, включая даже Романа, не успел.

Чей-то тихий смех, неприятный, шуршащий, ветром пронесся над крышей башни, сменяясь, наконец, до омерзения знакомым, не то сиплым, не то хриплым голосом.

— Так-так-так… Значит, зрители сегодня все-таки будут.

В одном из углов крыши, в самой темноте, вдруг возникла, будто вынырнув из воздуха, высокая светлая фигура, безмерно знакомая и безмерно отвратительная в своей непогрешимой уверенности.

— Друг мой не будет рад этому, — мужчина шагнул вперед, выходя на лунный свет и, приподняв голову, окинул прибывших надменным взглядом свысока. Прозрачно-зеленые глаза его едва заметно блеснули.

Татьяна, внезапно испытав почти животный ужас, безмерный страх перед этим человеком, невольно отступила, прячась за спинами своих более сильных спутников, сама толком не зная, на чью помощь в этот миг она рассчитывает больше — на помощь мужа, отца или все-таки дяди. Впрочем, при учете наличия здесь же, на крыше, еще и двух итальянцев, и родного брата, и двух деверей, а также оборотня, выбор девушки значительно расширялся, поэтому путаться она могла бесконечно долго.

Впрочем, делать этого не стала, предпочитая сосредоточить все внимание на происходящем.

— Я знал, что ты сумел освободиться, Венсен, — продолжал, тем временем, явившийся вдруг пред ними ворас, — Знал, как знал это и Чеслав. Увы, свобода не принесет тебе спасения — завершив ритуал, мы убьем тебя, ла Бошер… Я убью.

— Твой друг говорил, что, возможно, предпочтет сделать это лично, Мактиере, — Винсент легко развел руки в стороны, даря извечному врагу насмешливую улыбку, — Вы уж определитесь как-то, договоритесь между собой… Не стоит делить меня и ссориться из-за этого, это недостойно друзей, — в последних его словах прозвучала откровенная издевка, однако, Анхель предпочел ее не заметить.

— Быть может, мы совершим это вместе, — хладнокровно отозвался он и неожиданно улыбнулся, — Но довольно разговоров. Вы пришли сюда, дабы увидеть ритуал, что ж… Нам пора начинать, — он резко шагнул вперед, наступая на тот край треугольника, что указывал точно на луну и, разведя руки в стороны, приподнял подбородок. Голос его зазвучал резко и неприятно, в нем чувствовался приказ, в нем ощущалась странная власть и, в то же время, — призыв.

— Interfectorem occidere, Ingannamorte!

Марко, как человек, в латыни из всех присутствующих смыслящий очень мало, практически в ней не разбирающийся, немного подался вперед, ближе к уху своего отца и создателя.

— Что он говорит?

Паоло недовольно отмахнулся. Все внимание его было приковано к залитой лунным светом площадке, и отвлекаться совершенно не хотелось.

— Призывает кого-то… Что-то вроде «убей, Инганнаморте»… Кто такой Инганнаморте, мне неизвестно.

Ответом ему послужил еще один знакомый, и не менее неприятный голос.

Он прозвучал внезапно, одновременно со вспышкой яркого пламени точно в центре треугольника, одновременно с формированием этого пламени в человеческую фигуру.

— Однако, вы могли бы догадаться, синьор, если бы дали себе немного труда.

Молодой человек, ярко-рыжий, с горящими пламенем желтыми глазами, уверенно шагнул вперед, немного заслоняя друга собой.

— Когда-то я сообщал вашим друзьям, что помимо имени Че́слав Вилкас, я имею так же и другое имя, то, что дал себе сам… Видимо, пришло время сообщить вам о нем. Инганнаморте — победивший смерть, такое имя я взял себе в тот самый миг, когда избавив мир от Рейнира, сумел обрести бессмертие. Знаете, друзья мои… — он усмехнулся, окидывая взглядом всю толпу наблюдателей, — Я ведь никогда не хотел умирать, всегда трепетал пред смертью. Я никогда не хотел уйти, не завершив своих дел, не отомстив, не оказав помощь другу… Поэтому я победил смерть, — оборотень быстро облизал губы и, внезапно сунув руку в карман штанов, что-то извлек из них, небрежным жестом бросая это на тот угол треугольника, что был дальше от ошарашенных визитеров, — Но нам пора начинать. Вы явились убедиться, что мы приведем свой план в исполнение — что ж, смотрите, я не буду возражать. Но есть одно «но»… — он резко обернулся к незваным гостям, вытягивая перед собою руку открытой ладонью вперед.

Глаза молодого человека полыхнули опасным пламенем. Лунный свет, будто объяв его руку, на какое-то мгновение сделался ее продолжением, лучики протянулись от простертой вперед ладони прямо к созерцателям.

Мгновение — и свет окружил их, лучи сплелись в тончайшую сетку, очаровательно-прекрасную, безжалостно-холодную и совершенно непоколебимую.

— Дьявол! — Альберт, по-видимому, такого не ждавший, рыкнул, ударяя по прочной лунной сетке кулаком.

Чеслав, довольный этим, радостно расхохотался, запрокидывая голову.

— Маленький изъян — небольшие прорехи между лучами, думаю, не сумеют помочь вам, ибо просочиться сквозь них не сумеете даже вы, — сквозь смех заметил он, — Вы будете свидетелями нашего триумфа, глупцы, вы увидите, как ставит мат в своей игре Инганнаморте! Вставай, Ан! Время пришло и, коль скоро ты решился… — здесь он на несколько мгновений сжал губы: самоотверженности друга Чес все еще не одобрял, однако, выбора не видел, — Ты знаешь, что должен делать.