Людовик, ужом проскользнув между названным дядей и книжной полкой, весело хлопнул брата по плечу, сияя, как медный самовар.

— Вы там на пауков охотились, как понимаю? — он старательно натянул на лицо выражение детской наивности, — Привезли мне лапку в подарок?

— Луи… — Татьяна, сама счастливая сверх всякой меры, покачала головой и, пропуская вперед безмерно радостного сына, так и рвущегося обнять дядю, отошла немного в сторону, — Пойдемте в гостиную? Если Эрик и Винсент там… — она примолкла, улыбаясь, — Да и Марко с Паоло следует поприветствовать. Вы достали меч?..

Вопрос девушки повис в воздухе. Восторги, радостные возгласы и приветствия, слышащиеся едва ли не с каждого сантиметра пространства между двумя книжными стеллажами, умолкли; заинтересованные и напряженные взгляды обратились к Роману.

Тот хмыкнул и, демонстративно откашлявшись, приосанился.

— Не могу поверить, — неспешно, но очень укоризненно начал он, — Не могу поверить, что вам пришло в голову сомневаться не только во мне, но даже и в моем благородном брате! Татьяна, ты должна немедленно устыдиться — жена всегда должна верить в своего мужа, никогда не должна ощущать и тени сомнения, а ты!..

— Я верил в папу, — подал голос Анри, замерший рядом с дядей, — Просто мы за него волновались. И за тебя, дядя, и за Винса, и за вас всех!

— Вот именно, — Андре, стоящий рядом с отцом, согласно опустил подбородок, — Вам-то хорошо — вы себе сбежали в горы, и бродили там по ним, а нам тут остались одни треволнения! Все, хватит, пошли в гостиную. Я устал стоять.

В гостиную отправились все вместе, большой, шумной и радостной толпой, гомоня на все голоса.

При виде прочих путешественников гомон этот только усилился, и потребовалось немалое количество времени, прежде, чем все, наконец, более или менее успокоились.

Здесь на смену радости пришло некоторое возмущение — Ричард, наконец, обнаружил за столом вместе с прочими низко опустившего голову Дэйва и нахмурился.

— Тебе было велено лежать! — оборотень оперся ладонями о столешницу и немного навис над ней, — Дэйв, ради всего святого, хватит вести себя как ребенок! Ты еще слаб, ты не должен…

— Я не могу больше лежать! — молодой человек, обычно не спорящий со своим экс-хозяином и, по совместительству, лучшим другом, недовольно откинулся на спинку стула, скрещивая руки на груди, — Не могу и не хочу, Ричард, сжалься! Раны у меня затянулись, яд мое тело покинул — я чувствую себя хорошо, и вполне могу сидеть вместе со всеми за столом и пить чай! Я же не падаю, в конце концов, в обморок.

— Давайте все успокоимся, — Эрик, по привычке занявший место во главе стола, мягко улыбнулся, окидывая свою большую семью долгим взглядом, — Я полагаю, всем вам интересно узнать о результатах нашего путешествия. Узнать… более подробно, — он быстро глянул на меч, лежащий на столешнице, хорошо видный всем, — Но начну я, увы, с конца. Виктор ушел, — он еще раз оглядел всех собравшихся, мгновенно посерьезневших, людей, — Сказал, не скрываясь, что отправится к Чеславу и, как мне кажется, Дэйв прав… ответил грубовато, но в целом прав — Чес не примет его. Виктор обессилен, он больше не ворас, и мы даже не знаем, бессмертен ли он еще. Я не знаю этого, хотя я был там, когда все произошло. Но, как бы там ни было…

— Как бы там ни было, — перебил Людовик, сам поднимаясь на ноги и широко улыбаясь, — А количество наших врагов, как я понимаю, уменьшилось еще на одного. По-моему, это вполне можно считать предвестием победы, ребята. Виват!

К поместью Виктор подошел не скоро — не взирая на браваду, на резкость речей, проявленных им в замке, старый граф был все еще слаб и передвигался с некоторым трудом. Учитывая же, что поместье располагалось глубоко в лесу, и возникала необходимость миновать разнообразные препятствия — ветви, сучья, кочки и корни, — нет ничего удивительного, что путь растянулся на еще большее время.

По дороге Вик несколько раз упал, не сумев удержаться на ногах и проклял все на свете, прежде, чем сумел, наконец, распахнув дверь поместья и пройдя по длинному, темному и узкому коридору, предстать пред очи учителя, восседающего в гостиной на первом этаже.

Услышав шаги, Чеслав медленно поднял голову, окидывая ученика тяжелым взглядом. Как-то сразу становилось понятно, что оборотень не в духе.

— Не вижу меча в твоей руке, — холодно молвил он, переводя взгляд с запястья собеседника на его лицо.

Тот сглотнул и, силясь выпрямиться, виновато опустил подбородок.

— Прошу меня простить, учитель… но это оказалось мне не под силу. Вы не сказали, что меч способен вытянуть силу…

— Не сказал?! — Чеслав быстрым, резким движением поднялся на ноги, сдвигая брови, — Я говорил тебе, для чего нужен мне Нейдр, глупец! Как ты мог отдать его им?!

— Но, учитель… — Виктор, который, в общем-то, ожидал, что оборотень будет недоволен, тихонько вздохнул, — Вы… должно быть, забыли, или не знали… но меч забирает силу, если просто прикоснуться к его рукояти, я… коснулся… — он на мгновение сжал губы, — Мне… я думаю… судя по всему… я больше не ворас. Не знаю, бессмертен ли я…

Чеслав вскинул голову и, сузив желтые глаза, медленно повел подбородком. Лицо его было непроницаемо.

— Вот как, — говорил оборотень медленно, очень тяжело и жестко, — В таком случае, как ты посмел явиться сюда?

Вик, таких слов все-таки не ждавший, невольно отступил, робко поднимая взгляд.

— Я… учитель, я… должен был доложить, и потом, я могу быть полезен…

— Полезен?! — гнев рвался наружу, и Чеславу едва удавалось его сдерживать, — Чем можешь быть полезен ты, жалкий человек, так глупо потерявший дарованную тебе силу?! О, зачем я только оставил тебя в живых! — он закатил глаза и, не в силах держать себя в руках, быстро прошелся по комнате.

Виктор наблюдал, не зная, что говорить и что думать — последние слова собеседника поставили его в некоторый ступор, ибо доселе старый граф полагал, что смерть его в планы Чеслава не входила никогда.

Рыжий остановился перед камином и со злостью пнул в него какой-то ветхий стул, затем рывком оборачиваясь.

— Я устал от тебя, Виктор де Нормонд! — глаза его горели яростью; оборотень был воистину ужасен в этот миг, и собеседник его ощутил, как сжалось сердце. Предчувствие чего-то неотвратимого, чего-то жуткого накатило на него, — он замер, не в силах двинуться с места, не смея возразить ни словом, ни делом.

— От тебя одни неприятности, ты — сплошная помеха моим делам! — гневно продолжал Чеслав, медленно доставая из-за пояса штанов пистолет, — С самого начала, с тех самых пор, как ты выстроил замок на земле, принадлежащей мне, с того мига, как не испугался моих проклятий! Я говорил тебе, что тебе не будет счастья, я гнал тебя со своего холма, я, черт возьми, проклял тебя, но ты продолжал упорствовать! — он шагнул ближе к ничего не понимающему слушателю и внезапно наотмашь ударил его пистолетом по лицу.

Виктор упал, хватаясь за рассеченную до крови щеку и взирая на оборотня с откровенным ужасом.

— Учитель… что вы… — сорвался с его губ жалкий лепет, и Чеслав, скривившись, зло расхохотался.

— А ты думал, что это был Рейнир? Этот старый дурак не мог бы проклясть комара, укусившего его, что уж говорить о том, чтобы обречь на гибель целый род! Это сделал я, Виктор, сделал и горжусь этим! Если бы не чертов Венсен со своей кошкой… — он скрипнул зубами, прижимая холодный пистолет к виску, — Ты должен был страдать, граф, должен был видеть, как один за другим умирают твои дети, как умирает твоя жена и, наконец, должен был издохнуть сам, поливая слезами их могилы! Но вмешался Венсен, вмешалась эта тварь, которая ослабила мое проклятие, а потом и ты сам вдруг решил отправиться к Рейниру! Мне следовало убить тебя тогда, — молодой человек выдохнул и, презрительно сплюнув на пол у рук Виктора, сделал шаг назад, — Следовало убить, а не рассказывать байки о предательстве Ренарда! Дьявол, я перехитрил сам себя… Ты был и остаешься помехой, граф, я не желаю больше видеть тебя! Анхеля нет… — на миг лицо его исказила горечь, — Защитить тебя больше некому. Убирайся из поместья, де Нормонд! Убирайся и, как говорил когда-то мастер — благословляй мою доброту, радуйся, что я не убиваю тебя!