И к портнихам я пришла, уже зная, каким будет мое платье. Осталось лишь нарисовать его и дать указания по отделке. Все остальное – не мое дело. Портнихи справятся. Сами. Я в этом уверена. И пока они будут шить, я насяду на Стивена. Пусть учит меня всему, что знает сам. Иначе при дворе опозоримся оба.

У портних я пробыла больше часа – пока нарисовала, пока объяснила, что именно хочу, пока дождалась, когда все мои работницы отойдут от шока… В общем, пришлось потрудиться.

Но зато я вышла от них с уверенностью, что во время аудиенции у императора буду блистать. Ну и заодно шокирую всех придворных новым фасоном своего платья.

После портних я направилась к Стивену.

– Я ничего не умею. Совсем ничего. Знать знаю. В теории. А на практике – полный ноль, – сообщила я ему.

Стивен посмотрел на меня, как на палача, но все же кивнул.

– У нас мало времени, поэтому будем учиться основному.

Для занятий мы облюбовали просторную гостиную с минимумом мебели, расположенную вдали от наших спален. Там можно было и кланяться, и танцевать, и материться, если первые два пункта не получались.

– Прямее спину, – командовал Стивен, сидя в одном из двух кресел, пока я изгибалась в разные стороны напротив него. – Не опускай голову. Да, именно так: голова – высоко, спина – прямо. Ногу отставь влево. Вика!

Да, я упала. Ноги заплелись, и я растянулась прямо на полу. Еще и выругалась при этом. И лежала несколько секунд, пока меня не поднял Стивен.

Изверги! Мучители! Гады! Да тут надо йогой лет тридцать заниматься, чтобы получилось сделать этот дурацкий книксен! И вот кому он нужен, если я с императором увижусь буквально на пару минут?!

Но книксен мы все же учили. Снова и снова. Раза с пятого или седьмого я перестала падать на полу и начала – на ковре. Теперь ноги заплетались уже в ворсе. Я отчаянно материлась, пытаясь повторить все необходимые движения.

Танцы давались мне еще хуже. Самый простой, нагир, отдаленно напоминавший земной вальс, я разучивала трое суток. И все равно путалась в движениях. Мне не удавались ни плавные повороты, ни фигуры, такие как "веер", "спираль" и "падающая звезда".

Единственное, что у меня получалось, – правильно обращаться к тому или иному аристократу и с высокомерным видом молчать при обсуждении той или иной темы.

Стивен, конечно, вдоволь повеселился за мой счет, особенно когда заставлял пересказывать дворцовые сплетни. Я старательно вспоминала события, путала имена и места, надумывала несуществующее.

И с каждым днем все сильнее злилась. И на себя, и на Стивена, и на дурацкий этикет, и на императора, которому вот просто необходимо познакомиться со мной! Да на всё и на всех!

А потому ко времени аудиенции я находилась практически в полном бешенстве.

В императорский дворец мы отправились после обеда. Сначала плотно набили животы дома (я еще и приняла успокоительную настойку, которую мне вручил Стивен) и только потом открыли портал на площадку перед дворцом.

Немного приведя в порядок нервы, я поднималась по мраморным ступенькам дворца уже без желания убивать. Так, слегка придушить любого, кто под руку попадется.

Мое нежно-малиновое платье, сшитое портнихами так, как я захотела, имело небольшое декольте и рукав три четверти, а также обтягивало талию до бедер. Затем – расклешенная юбка до середины икры. И туфли под цвет платья, на невысоком каблуке.

Мой наряд Стивену не понравился. Но он видел мое состояние и потому благоразумно промолчал. Сам же он шел в черно костюме, расшитом серебряными нитями. Классика по местным меркам.

И вместе мы смотрелись очень даже гармонично. А платье… ну что платье? Пора, пора патриархальное общество приучать к смене нарядов. А то так и будут здесь ходить во всем закрытом, как монашки.

Едва мы поднялись на последнюю ступеньку, как дверь открылась.

Нас встретил высокий седовласый дворецкий в ливрее цветов императорского рода – красного и зеленого. Смотрелось, надо сказать, еще более экстравагантно, чем мое платье. Но мужчинам, видимо, можно.

Дворецкий поклонился, приветствуя нас. И затем отступил в сторону, освобождая проход.

И надо сказать, это было очень кстати. На улице царила весна, но не лето. Было прохладно и ветрено. И я сто раз пожалела, что к моему платью не прилагается плащ или жакет.

В холле было светло и просторно. Широкие окна, не прикрытые занавесками, впускали достаточно света, чтобы можно было рассмотреть любую соринку в самом темном углу.

– Ваши сиятельства, его величество ждет вас, – с поклоном сообщил дворецкий.

И сделал жест рукой. К нам со Стивеном сразу же подскочил мальчик паж, тоже поклонился и повел нас вперед, вдоль по хорошо освещенному коридору, туда, где и должна была состояться моя аудиенция.

Мы шли. Я считала шаги. Стивен смотрел перед собой.

Я радовалась, что настояла на дозе побольше, хотя Стивен вообще не видел смысла в успокоительном, иначе сейчас уже эмоционально рассказала бы всем и каждому, включая пажа, что я думаю о необходимости плестись непонятно куда непонятно зачем.

У меня строительство в полном разгаре, а я должна императору показаться! Ну дичь же!

Дошли мы быстро и уже через несколько минут перешагивали порог просторного, ярко украшенного зала, в котором, судя по всему, и должна была состояться аудиенция.

Народу собралось море. Я даже на глаз не могла определить точное количество. Догадывалась только, что увидеть меня, такую замечательную и прекрасную, пришла вся знать столицы.

Дамы красовались в модных платьях и обмахивались веерами, как будто на дворе стояло самое настоящее лето. Мужчины неспешно переговаривались друг с другом и старались кучковаться вместе. Чай не бал. Можно и делами заняться. Обговорить будущие свадьбы, помолвки и все остальное, что так ценилось здесь, в среде высокородных аристократов.

Едва мы со Стивеном перешагнули порог зала, народ резко замолчал. И в меня впились сотни глаз. Я шла по темно-синей дорожке, расстеленной посередине зала, с высоко поднятой головой. И ощущала себя при этом преступницей, которую вели на эшафот 21 . По крайней мере, осматривали меня, словно преступницу. Как же, я посмела нарушить привычные модные «законы» и появилась при дворе в непонятно как скроенном и сшитом платье. Да, выглядела я при этом мило и свежо. Но ведь платье было сшито непонятно кем! Не столичной портнихой уж точно! Позор мне!

Вот так, накручивая себя все сильней и сильней, я под руку со Стивеном и дошла до императорского трона, расположенного у дальней стены зала.

На высоком, обитом красной парчой кресле, сидел шатен средних лет и среднего же роста. Вряд ли он когда-нибудь серьезно занимался спортом, по крайней мере его телосложение твердило об обратном. Зато он отличался тонкими чертами лица, подчеркивавшими череду благородных предков, и внимательным, цепким взглядом. Одет он был в темно-красный камзол с длинными рукавами и мантию такого же цвета.

Передо мной находился его величество Родерик Благословенный, сын Августа Высокорожденного, внук Ульриха Кровавого.

Родерику Благословенному, по словам Стивена, недавно исполнилось сорок два года. Он был женат и имел четверых законнорожденных детей и уйму бастардов, которых никто не считал. Благословенным его прозвали за то, что, вступив на престол двадцать лет назад, отменил своей властью на целых два года любые налоги, взимаемые с бедных горожан и купцов средней руки. Народ сразу же возлюбил своего нового правителя. Как же, два года можно жизнью наслаждаться. И неважно, что через два года налоги поднялись в полтора раза, причем уже для всех. Прозвание «Благословенный» за императором все равно осталось.