– Смогу, Хэм. Я поднаторел в политике за последний год.
Слова прозвучали уверенно, хотя Вин видела, что кулаки Эленда по-прежнему сжаты.
«Ему придется отучиться от этой привычки».
– Быть может, ты и смыслишь в политике, – согласился Бриз, – но это мошенничество. Признайся себе в этом, мой друг. Ты же болезненно честный человек, который вечно болтает о защите прав скаа и прочей чуши.
– Ты несправедлив ко мне, – покачал головой Эленд. – Честность и благие намерения – совершенно разные вещи. Пожалуй, я могу быть столь же нечестным, как… – Он помедлил. – А почему я вообще спорю? Мы все решили, и никто, кроме меня, не в состоянии это сделать. Докс, напиши отцу, что я буду рад встрече с ним. Более того… – Эленд помедлил, глядя на Вин, и продолжил: – Я не только собираюсь обсудить будущее Лютадели со Страффом, но кое с кем его познакомить.
– Ну да, так теперь приглашают девушку домой, чтобы познакомить с отцом, – фыркнул Хэм.
– Не говоря уже о том, что эта девица – самый опасный алломант в Центральном доминионе, – усмехнулся Бриз.
– Считаете, Страфф согласится ее принять? – спросил Доксон.
– Если не согласится, все отменяется, – отрезал Эленд. – Позаботься о том, чтобы он это понял. Так или иначе, думаю, он не будет против. Страфф привык меня недооценивать, – видимо, у него для этого были основания. Однако я уверен, что это чувство распространяется и на Вин. Он обязательно предположит, что она не так хороша, как все твердят.
– У Страффа есть собственный рожденный туманом, – подала голос Вин. – Для защиты. Будет справедливо, если Эленд возьмет меня с собой. Я вытащу его, если что-то пойдет не так.
Хэм опять фыркнул:
– Не очень-то достойное будет отступление, если Вин перекинет тебя через плечо и отнесет в безопасное место.
– Это лучше, чем умереть. – Эленд явно пытался быть добродушным и тем не менее слегка покраснел.
«Он меня любит, но он все же мужчина, – со вздохом подумала Вин. – Сколько раз он чувствовал себя уязвленным из-за того, что я рожденная туманом, а он обычный человек? Менее достойный мужчина никогда бы меня не полюбил. Но разве Эленд не заслуживает женщины, которую смог бы защитить? Женщины, которая будет больше похожа на… женщину?»
И Вин в поисках тепла еще глубже закопалась в бархатные глубины кресла. Однако рабочее кресло Эленда невольно спровоцировало и следующие вопросы. Не заслуживал ли он также женщины, которая разделяла бы его интересы и не считала бы чтение скукой? Женщины, с которой он мог бы обсуждать свои блестящие политические теории?
«Почему я в последнее время так много думаю о наших отношениях?»
«Нам нет места в их мире, – говорил Зейн. – Мы рождены для тумана. Ты не такая, как они…»
– Я кое-что еще хотел сказать, ваше величество, – снова вмешался Доксон. – Вам надо встретиться с членами Ассамблеи. Они в нетерпении. Хотят обсудить с вами одну проблему – что-то там про поддельные монеты, обнаруженные в Лютадели.
– У меня сейчас не очень-то много времени для городских дел, – покачал головой Эленд. – Первейшая причина, для которой я создал Ассамблею, заключалась в том, что они должны сами решать подобные вопросы. Немедленно пошли им сообщение, что я доверяю их мнению. Извинись за меня и объясни, что я занят защитой города. Я постараюсь встретиться с Ассамблеей на следующей неделе.
Сделав себе пометку, Доксон кивнул:
– Вообще-то, это меняет дело. Встретившись со Страффом, вы теряете власть над Ассамблеей.
– Это не официальное парламентерство, – не согласился Эленд. – Просто неформальная встреча. Наше решение не отменяется.
– Честно говоря, ваше величество, – продолжал Доксон, – я сильно сомневаюсь, что они это поймут. Вы же знаете, как они разозлились, когда поняли, что сами себе связали руки до тех пор, пока вы не проведете переговоры.
– Знаю, но рискнуть стоит. Мы должны встретиться со Страффом. Когда это произойдет, я вернусь с новостями для Ассамблеи – надеюсь, новости будут хорошие. На данный момент встреча превыше всего.
«Звучит и в самом деле решительно, – подумала Вин. – Нет, он явно меняется…»
Ей необходимо было перестать об этом думать и сосредоточиться на чем-то другом. Разговор перешел на особые способы, при помощи которых Эленд мог бы манипулировать Страффом. Каждый из членов команды давал советы более эффективного мошенничества. Вин, однако, обнаружила, что наблюдает за ними, выискивая противоречия в их личностях, пытаясь решить, не может ли кто-то из них быть шпионом-кандрой.
Был ли Колченог спокойнее обычного? Была ли перемена в речи Призрака связана с тем, что он повзрослел, или кандра не мог как следует подражать его жаргону? Не был ли Хэм, возможно, слишком игрив? Он также казался не таким увлеченным своими маленькими философскими проблемами, как раньше. Стал серьезнее, или кандра не знал, как его имитировать в полной мере?
В общем, ничего хорошего. Стоило задуматься, и кажущиеся противоречия обнаруживались в ком угодно. Хотя при этом друзья вроде бы оставались такими же, как всегда. Видимо, люди слишком сложны, чтобы раскладывать их характеры на простые черты. Да и кандра наверняка хорош, очень хорош. Он ведь потратил целую жизнь, упражняясь в подражательстве, и свое внедрение наверняка запланировал уже давно.
Значит, все возвращалось к алломантии. Только где взять на это время? Патрулирование, изучение Бездны… Впрочем, Вин тут же поймала себя на том, что дело вовсе не в недостатке времени – она просто очень боялась. Боялась, что кто-то из команды – из числа ее первых друзей – мог оказаться предателем.
Нет, она должна! Если в бывшую шайку Кельсера и впрямь затесался предатель, короли узнают о трюках, которые планирует Эленд, и это конец…
Вин осторожно зажгла бронзу и тотчас же ощутила алломантический пульс от Бриза – дорогого, неисправимого Бриза. Он был так хорош в алломантии, что даже Вин редко могла определить его прикосновение. Иногда, правда, он злоупотреблял своей силой.
Однако сейчас гасильщик ее не трогал. Вин закрыла глаза, сосредоточилась. Когда Марш учил ее тонкому искусству чтения алломантического пульса, она еще не понимала, насколько важным окажется это умение.
Разжигаемый металл испускает невидимое биение, похожее на барабанный бой, которое различает алломант, воспламенивший бронзу. По ритму этой пульсации можно в точности определить, какой именно металл воспламенен. Разумеется, требовалась практика, но Вин совершенствовалась в чтении алломантических пульсов.
Итак, Бриз жег латунь – металл, гасивший эмоции. Вин ощутила себя внутри двойного ритмического рисунка. Пульсация была направлена на кого-то справа от нее.
Эленд. Бриз был сосредоточен на Эленде. Неудивительно, учитывая тему разговора. Гасильщик всегда использовал алломантию на людях, с которыми общался.
Удовлетворенная, Вин откинулась на спинку кресла. И вдруг замерла.
«Марш намекал, что от бронзы больше толка, чем многие думают. А если…»
Она зажмурилась, не думая о том, что, если кто-то заметит, ее действия покажутся странными, и снова сосредоточилась на алломантической пульсации. Зажгла бронзу, концентрируясь с такой силой, что почти вызвала у себя головную боль. В алломантической пульсации чувствовалась… вибрация. Только вот что это означало?
«Ладно, – подумала Вин. – Я ведь могу и словчить».
Она погасила олово, которое обычно всегда горело чуть-чуть, потом обратилась внутрь себя и подожгла четырнадцатый металл. Дюралюминий.
Алломантическая пульсация стала такой громкой… такой мощной… Вин могла поклясться, что чувствовала, как от вибраций рассыпается на части. Они громыхали, словно удары огромного барабана, расположенного будто совсем рядом.
Волнение, тревога, беспокойство, неуверенность, волнение, тревога, беспокойство…
Все закончилось очень быстро – бронза сгорела в одной мощной вспышке. Вин открыла глаза. Никто в комнате, кроме Ор-Сьера, не обратил на нее внимания.
Вин почувствовала себя опустошенной, а в голове словно поселился маленький братец того барабана, что теперь уже не был слышен. Зато кое-что узнала. Поначалу Вин испугалась, что это работа Бриза, но потом вспомнила, что гасильщик сосредоточивался лишь на чувствах, которые требовалось смягчить. На тех, которые он мог устранить при помощи своей силы.