– Это так. Хранители не очень-то любят распространяться о своих возможностях. Когда Вседержитель был еще жив и за хранителями охотились, подобная осторожность себя оправдывала, на мой взгляд. Но теперь, когда мы свободны, мои братья и сестры все никак не могут избавиться от привычки хранить тайну.

– Ясно. И ты, похоже, не нравишься Тиндвил. Она говорит, что пришла сюда по твоей просьбе, но всякий раз, когда кто-то о тебе вспоминает, становится… холодной.

Сэйзед вздохнул. На самом ли деле он не нравился Тиндвил? Все было бы намного проще, окажись это правдой.

– Она просто разочаровалась во мне, леди Вин. Не уверен, что вам известно о моем прошлом, но я работал против Вседержителя лет десять до того, как меня завербовал Кельсер. Другие хранители считали, что я подвергал опасности свою метапамять и сам орден. Считали, что Кельсеру лучше бы сидеть тихо и ждать того дня, когда падет Вседержитель, а не предпринимать шаги в этом направлении.

– Звучит трусовато, – заметила Вин.

– О, но ведь это очень благоразумный путь. Видите ли, леди Вин, если бы меня поймали, я бы мог выдать множество секретов. Имена других хранителей, расположение наших убежищ, средства, при помощи которых мы прятались среди других террисийцев. Мои собратья много десятилетий работали, чтобы Вседержитель поверил, что ферухимия истреблена. Открыв себя, я мог бы все испортить.

– Так было бы, если бы мы проиграли. Но мы выиграли.

– Мы могли проиграть.

– Но не проиграли.

Сэйзед помолчал, потом улыбнулся. Иногда в мире дебатов, вопросов и сомнений простая прямота Вин могла показаться глотком свежего воздуха.

– Как бы то ни было, – продолжил он, – Тиндвил – член Синода, группы старейшин-хранителей, которые управляют нашим орденом. Я восставал против Синода уже несколько раз. И, вернувшись сейчас в Лютадель, снова пренебрег их мнением. У Тиндвил есть все основания быть недовольной.

– А я считаю, ты все сделал правильно. Ты нам нужен.

– Спасибо, леди Вин.

– Не думаю, что тебе вообще нужно слушать Тиндвил. Она из тех, кто действует так, словно знает больше.

– Она очень мудрая.

– Она жестока с Элендом.

– Видимо, она считает, что так лучше для него, – предположил Сэйзед. – Не суди ее слишком строго, дитя. Если она кажется неприятной, так это лишь потому, что жизнь с ней обошлась очень жестоко.

– Жестоко обошлась? – переспросила Вин, засовывая свои записи обратно в карман.

– Да, леди Вин. Видите ли, Тиндвил провела бо́льшую часть своей жизни в качестве террисийской матери.

Вин так и замерла с рукой в кармане.

– Хочешь сказать… она была матерью?

Сэйзед кивнул. Вседержитель занимался разведением террисийцев, словно они были скотом. Ради достижения своей цели – полного исключение ферухимии из числа качеств, передаваемых по наследству, – он приказал специально отбирать женщин, предназначенных для рождения детей.

– Тиндвил, по последним подсчетам, родила больше двадцати детей. Все от разных отцов. Первого ребенка она родила, когда ей было четырнадцать, и всю жизнь вынуждена была спать с незнакомцами, пока не беременела. Из-за особых веществ, стимулирующих рождаемость, которые мастера по разведению давали ей насильно, часто рожала двойни и тройни.

– Я… понимаю, – тихо проговорила Вин.

– Не только у вас было тяжелое детство, леди Вин. Тиндвил, наверное, самая сильная женщина из всех, кого я знаю.

– Как же она это перенесла? – негромко спросила Вин. – То есть… думаю, я бы просто покончила с собой.

– Она хранитель, – напомнил Сэйзед. – Она перенесла унижение, потому что знала, какую великую услугу оказывает своему народу. Видите ли, ферухимия передается по наследству. Оказавшись на должности матери, Тиндвил обеспечила будущим поколениям наличие ферухимиков. Ирония судьбы заключается в том, что она как раз из тех людей, которым мастера по разведению не должны были позволять воспроизводство.

– Как же такое случилось?

– Мастера решили, что уже расправились с ферухимией. И начали искать тех, в ком были бы другие полезные черты террисийцев – спокойствие, терпение. Они разводили нас как хороших лошадей, и большая удача, что Синод смог подсунуть им Тиндвил. Она, правда, очень мало знала о ферухимии, но, к счастью, получила несколько медных метапамятей, которые носят хранители. И за много лет взаперти прочитала и изучила записанные в них биографии. Только в последние десять лет, когда закончились ее детородные годы, Тиндвил смогла вступить в братство и добиться в нем признания. – Сэйзед помедлил, качая головой. – По сравнению с ней все мы жили свободно, я думаю.

– Прекрасно, – пробормотала Вин, вставая. – Еще одна причина для тебя, чтобы чувствовать себя виноватым. – Она зевнула.

– Вам бы поспать, леди Вин.

– Часок-другой не мешало бы.

Она ушла, а террисиец продолжил свои исследования.

Филен Франдье не был скаа. Скаа производили товар или выращивали товар. Филен же его продавал. Между тем и этим существовала огромнейшая разница.

О, некоторые называли его скаа. Даже сейчас он видел это слово в глазах кое-кого из членов Ассамблеи. Они смотрели на Филена и его собратьев-торговцев с тем же пренебрежением, что и на восьмерых скаа-рабочих. Разве они не видели, что эти две группы совсем друг на друга не похожи?

Филен поерзал на скамейке. Неужели так трудно поставить в зале заседаний удобные сиденья? Ждали еще нескольких представителей; большие часы в углу показывали, что до начала собрания оставалось пятнадцать минут. Странное дело, одним из опаздывающих оказался сам Венчер. Обычно король Эленд приходил рано.

«Уже не король, – подумал Филен с улыбкой. – Просто-напросто Эленд Венчер».

Никудышное имя – не сравнить с собственным именем Филена. Конечно, еще полтора года назад он был просто Лин. Филеном Франдье он сам себя назвал после Крушения, и его безгранично радовало, что остальные приняли это без возражений. Да и почему бы ему не иметь красивое имя? Имя, подходящее для лорда? Чем Филен хуже любого из этих «аристократов», что сидят поодаль?

О, он ничем не хуже. Даже лучше. Да, они называли его скаа, но долгие годы приходили к нему по необходимости, так что их высокомерные замашки не имели над ним власти. Филен видел их неуверенность. Аристократы в нем нуждались. В человеке, которого называли скаа. Но он также был торговцем. Торговцем без титула – таких якобы не существовало в совершенной империи Вседержителя.

Однако знатным торговцам приходилось работать с поручителями. А где поручители – там не место ничему противозаконному. Вот вам и Филен. Кто-то вроде посредника. Человек, который мог организовать дело между заинтересованными сторонами, по разным причинам желавшими избежать внимательных глаз поручителей Вседержителя. Филен не состоял ни в одной воровской шайке – нет, это было слишком опасно. И слишком прозаично.

От рождения у него имелся талант к финансовым делам и торговле. Дайте ему два камня, и к концу недели у него будет каменоломня. Дайте ему спицу от колеса, и он поменяет ее на карету, запряженную отличными лошадьми. Два зернышка пшеницы – и в конце концов он будет хозяином внушительного груза зерна, плывущего в Дальний доминион на продажу. Аристократы заключали сделки сами, конечно, но за ними стоял Филен – полноправный хозяин собственной маленькой империи.

И они все-таки ничего не замечали. Филен носил такой же изысканный наряд, а теперь, когда представилась возможность торговать открыто, стал одним из богатейших жителей Лютадели. Но аристократы продолжали его игнорировать просто потому, что Филену не хватало истинной породы.

Ничего-ничего, они у него еще попляшут. После сегодняшнего совещания… да, они попляшут. Филен всмотрелся в толпу, с волнением отыскивая одного человека… Облегченно вздохнул, глядя на членов Ассамблеи, которые о чем-то болтали, сидя неподалеку. Один из опоздавших – лорд Ферсон Пенрод – только что прибыл. Пожилой мужчина поднялся на помост Ассамблеи, прошел мимо собравшихся, приветствуя каждого по очереди.