Вин не знала точно, что именно привело ее в Кредикскую Рощу, если не считать скрытой комнаты в сердце дворца. В последнее время Вин стала ощущать что-то вроде связи с Вседержителем. Возможно, она-то и привела сюда – в место, где Вин не была с той ночи, когда убила единственного известного ей бога.

Он проводил много времени в этой тайной комнате, – видимо, она напоминала ему о родине. Куполообразный потолок, расписанные серебристыми фресками стены, покрытый металлической мозаикой пол. Вин прошла к маленькому каменному строению, которое возвышалось прямо посреди большого помещения.

Именно здесь много лет назад – во время первой попытки обокрасть Вседержителя – поймали Кельсера с женой. Мэйр убили в Ямах. Но Кельсер выжил.

Здесь Вин впервые повстречалась с инквизитором, и он едва не убил ее саму. Сюда же пришла несколько месяцев спустя, впервые попытавшись убить Вседержителя. В тот раз она потерпела поражение.

Вин вошла в маленький дом-внутри-дома. Он состоял всего из одной комнаты. Пол вскрыли люди Эленда, когда искали атиум. Стены, однако, все еще стояли – вместе с трофеями, которые остались после Вседержителя. Вин подняла фонарь, чтобы получше их разглядеть.

Ковры. Шкуры. Маленькая деревянная флейта. Вещи с тысячелетней историей. Память о Террисе. Почему Вседержитель построил новый город здесь, на юге, когда его родная земля и сам Источник Вознесения находились на севере? Вин так и не смогла этого понять.

Возможно, он просто решился. Рашек, Вседержитель, был тоже вынужден принять решение. Он мог остаться сельским жителем и прожить счастливую жизнь у себя дома. Но он захотел стать чем-то большим. И совершил при этом ужасные зверства. Только имела ли Вин право порицать его? Он стал тем, кем, по его мнению, должен стать.

Решение, которое должна принять Вин, было более обыденным, но она знала: сначала надо определиться, чего хочет и кем является. Только после этого можно думать об Источнике Вознесения, защите Лютадели… И все-таки даже здесь, в комнате Рашека, Вин не могла ни на минуту забыть об Источнике: требовательный гул в голове звучал сейчас громче, чем когда-либо.

Вин хотела остаться с Элендом. Он был для нее миром. Счастьем. Однако Зейн представлялся тем, кем она должна стать. Ради всеобщего блага.

Во дворце Вседержителя не нашлось ни подсказок, ни ответов. Несколько минут спустя, разочарованная и окончательно сбитая с толку, Вин покинула здание и скрылась в тумане.

Зейн проснулся, когда один из шестов, на которых держалась палатка, задрожал в особом ритме. Рожденный туманом зажег сталь и пьютер. Он всегда проглатывал по частице того и другого перед тем, как лечь спать, хотя знал, что эта привычка его когда-нибудь убьет: долгое присутствие металла в теле отравляло.

Умереть когда-нибудь, по мнению Зейна, было лучше, чем умереть сегодня.

Вскочив с походной кровати, он бросил одеяло навстречу открывающемуся входу в палатку. Прыгнул, услышал треск разрываемой ткани.

«Убей их!» – закричал бог.

Зейн схватил горсть монет из миски, стоявшей возле постели, закружился, веером разбрасывая монеты вокруг себя. Потом толкнул – монеты с чередой легких хлопков пробили ткань палатки. Послышались крики боли, затем топот убегавших ног.

Немного успокоившись, Зейн выбрался наружу. Была туманная ночь. Он лег сегодня позже обычного – где-то, наверно, около полуночи.

Зейн прошагал по своей рухнувшей палатке туда, где под холстом угадывалась походная кровать, вырезал дыру и выудил фиал с металлами, который хранился в специальном кармане. Опустошил сосуд, и олово осветило все вокруг. Четверо умерли или умирали возле палатки. Это были солдаты, конечно, – солдаты Страффа. Нападение произошло позже, чем ожидал Зейн.

«Страфф доверяет мне больше, чем я думал».

Переступив через труп одного из убийц, Зейн прорезал себе путь к сундуку с одеждой. Быстро переоделся, потом вытащил из того же сундука мешочек с монетами.

«Все дело в нападении на крепость Сетта, – продолжал рассуждать Зейн. – Это наконец-то убедило Страффа, что меня слишком опасно оставлять в живых».

«Свой человек» обнаружился на некотором расстоянии. Каждую ночь он следил, уповая на обещанную оплату за постукивание по шесту палатки на случай, если кто-то вдруг приблизится к обиталищу Зейна. Рожденный туманом расплатился приготовленным мешочком с монетами и удалился в темноту, миновав по пути к палатке Страффа покачивавшиеся на водах канала баржи с провизией.

У отца почти отсутствовали недостатки. Страфф был очень хорош в широкомасштабном планировании, но детали, тонкости часто от него ускользали. Он мог собрать войско и сокрушить врага, однако предпочитал играть с опасными игрушками. Как атиумные шахты, Ямы Хатсина. Как Зейн.

Этими игрушками он часто себя ранил.

Зейн подошел к палатке Страффа и проделал дыру в стене. Король ждал. Зейн отдал ему должное: отец следил за своей смертью с вызовом во взгляде. Зейн остановился посередине комнаты, прямо перед деревянным креслом, в котором сидел Страфф.

«Убей его», – скомандовал бог.

Лампы горели по углам, подсвечивая холст. Подушки и одеяла в углу были в беспорядке – Страфф в последний раз позабавился с любимой наложницей перед тем, как послать убийц. Король излучал свою обычную ауру демонстративного пренебрежения, но Зейн видел большее: лицо, покрытое пленкой пота, дрожавшие, словно от болезни, руки.

– У меня есть атиум для тебя, – первым заговорил Страфф. – Закопан в месте, которое знаю я один.

Зейн стоял безмолвно, устремив взгляд на отца.

– Я открыто призна́ю тебя, – пообещал Страфф. – Назову своим наследником. Завтра, если хочешь.

Зейн не ответил. Страфф продолжал истекать потом.

– Город твой, – бросил Зейн и повернулся, чтобы уйти.

Он был вознагражден раздавшимся позади вздохом удивления.

Зейн обернулся. Никогда он не видел на лице отца такого потрясения. Уже одно это стоило всех его усилий.

– Уводи людей, как и собирался. Но не возвращайся в Северный доминион. Жди, пока колоссы захватят город, пусть они уничтожат защитные сооружения и убьют защитников. Потом можешь ворваться и спасти Лютадель.

– Но рожденная туманом Эленда…

– Уйдет, – возразил Зейн. – Сегодня, со мной. Прощай, отец.

Он повернулся и вышел через ту же дыру.

– Зейн? – окликнул Страфф.

Тот снова остановился.

– Почему? Я подослал к тебе убийц. Почему ты позволил мне жить?

– Потому что ты мой отец. Отцов убивать нельзя.

Зейн навсегда прощался с тем, кто его создал. С человеком, которого, несмотря на свое безумие, несмотря на годы жестокого обращения, любил.

В туманной мгле рожденный туманом бросил монету и вылетел из лагеря. Приземлился в приметном месте – там, где канал делал изгиб. Из дупла в стволе небольшого дерева вытянул сверток. Туманный плащ – первый подарок Страффа, сделанный за много лет до того, как Зейн раскрылся. Для него эта вещь была слишком ценной, чтобы носить и пачкать.

Глупо, конечно. Но с собственными чувствами ничего нельзя поделать. Эмоциональную алломантию нельзя обратить на себя самого.

Рожденный туманом развернул плащ: в нем находилось несколько фиалов с металлами и кошелек, заполненный зернами. Атиум.

Опустившись на колени, Зейн прикоснулся к груди, в том месте, где ощущалось биение сердца. Там была большая шишка. Он нечасто о ней вспоминал – мысли будто уплывали, если такое случалось. Однако в этом и заключалась истинная причина, по которой Зейн не носил плащ: ткань задевала маленькое острие штыря, торчавшего из спины прямо между лопаток. А над грудной костью располагалась головка штыря, которую полностью скрывала одежда.

«Пора», – сказал бог.

Зейн поднялся, бросил туманный плащ. Затем повернул прочь от лагеря отца, оставляя позади все, что знал, и отправился на поиски женщины, которая должна была его спасти.